Барбара Такман - Первый блицкриг. Август 1914
Мессими горячо благодарил его, «несколько раз пожав руки и даже поцеловав», и Галлиени окончательно убедился «благодаря этим теплым проявлениям чувств, что достававшееся место отнюдь не было таким, которому можно было бы завидовать».
Как он добьется от Жоффра не трех, а хотя бы одного корпуса, Мессими не знал. Единственной действительно надежной частью была африканская дивизия, упомянутая Галлиени, 45-я пехотная из Алжира, сформированная по прямому указанию военного министерства и теперь разгружавшаяся на юге.
Несмотря на повторяющиеся телефонные звонки из Генерального штаба, требовавшего эту дивизию, Мессими решил не отдавать ее «чего бы это ни стоило». Но ему было нужно еще пять. Заставить Жоффра прислать их, чтобы удовлетворить условия Галлиени, означало прямое столкновение между правительством и главнокомандующим. Мессими боялся. В торжественный и незабываемый день мобилизации он поклялся себе «никогда не впадать в ошибку, совершенную военным министерством в 1870 году», вмешательство которого, по приказу императрицы Евгении, послало Макмагона на Седан.
Вместе с Пуанкаре они тщательно изучили декреты 1870 года, определявшие полномочия министерства в военное время, и он сам тогда заверил Жоффра, что правительство будет заниматься политической стороной войны, оставляя военную главнокомандующему в качестве «его абсолютной и исключительной сферы». Эти декреты предоставляли главнокомандующему «расширенные полномочия» во всей стране и «абсолютную» власть, военную и гражданскую, в военной зоне.
«Вы — хозяин, мы — ваши поставщики», — тогда сказал он.
Неудивительно, что Жоффр без возражений согласился с этим. Пуанкаре и новый кабинет Вивиани послушно помалкивали.
Где теперь взять полномочия, от которых он сам отказался? Копаясь в декретах в поисках юридического основания до полночи, Мессими ухватился за фразу, касающуюся действий правительства «в жизненных интересах страны». Не отдать столицу в руки врага было, без сомнения, именно жизненно важным интересом страны, но какую форму должен принять приказ Жоффру? Весь остаток этой тревожной и бессонной ночи военный министр пытался заставить себя составить приказ главнокомандующему. После четырех часов мучений он наконец написал два предложения, над которыми стояло слово «приказ». Он указывал Жоффру, что, если «победа не увенчает наши армии и они вынуждены будут отступить, парижскому укрепленному району должны быть высланы по меньшей мере три полевых корпуса. Получение настоящего приказа должно быть подтверждено».
Помимо того, что приказ был передан по телеграфу, он был доставлен посыльным на следующее утро, двадцать пятого августа, в сопровождении «личного и дружественного» письма, в котором Мессими добавлял, что «важность этого приказа будет Вам понятна».
К этому времени сведения о поражении на границах и размеры отступления распространились по Парижу. Министры и их заместители искали кого-нибудь, кто бы «ответил» за это, они говорили, что этого требует общественное мнение.
В приемных Елисейского дворца царило недовольство Жоффром: «…идиот… неспособный… сместить его немедленно».
Кризис требовал подтверждения «священного союза» всех партий и усиления нового, но слабого кабинета Вивиани. Ведущим политическим фигурам Франции были сделаны предложения войти в правительство. Лучше всех для этого подходил самый старший, которого больше всех боялись, но и уважали, — Клемансо, «тигр Франции», хотя он и был решительным противником Пуанкаре. Вивиани нашел его в «страшном гневе» и без всякого желания войти в правительство, которое, по его мнению, должно было пасть через две неделя.
«Нет-нет, на меня не рассчитывайте, — сказал он. — Через две недели от нас ничего не останется, и я не собираюсь иметь с вами ничего общего».
После этого «пароксизма гнева» он разрыдался, обнял Вивиани, но продолжал отказываться. Триумвират, состоящий из Бриана, бывшего премьера, Делькассё, наиболее выдающегося и опытного министра иностранных дел предвоенного периода, и Мильерана, бывшего военного министра, был согласен совместно войти в правительство, но только на условии, что Делькассё и Мильеран получат свои прежние должности за счет отставки Домержё, министра иностранных дел, и Мессими, военного министра. При таких обстоятельствах, известных пока только Пуанкаре, самому еще не решившему, как быть, кабинет собрался на свое заседание в десять часов утра.
Мысленно министры уже слышали гром пушек, видели разгромленные и бегущие армии, преследуемые ордами в остроконечных шлемах, неотвратимо двигавшимися на юг: Но, пытаясь сохранить достоинство и спокойствие, они следовали процедуре, по очереди выступая и говоря о своих делах. Пока они обсуждали банковские моратории, нарушение деятельности судов из-за призыва в армию судей, цели русских в Константинополе, возбуждение Мессими все нарастало. После того, что сказали ему Хиршауэр и Галлиени, предупредивший о двенадцати днях, он считал, что «часы стоили веков, а минуты равнялись годам». Когда обсуждение коснулось положения на Балканах и Пуанкаре поставил вопрос об Албании, Мессими прорвало.
«К черту Албанию!» — крикнул он, ударив по столу.
Он обвинил присутствовавших в притворном спокойствии как в «недостойном фарсе», а когда Пуанкаре попросил его успокоиться, веско заявил: «Я не знаю, как ваше, но мое время слишком дорого». Он бросил в лицо своим коллегам предсказание Галлиени, что немцы будут у Парижа пятого сентября. Все начали говорить сразу, раздались требования сместить Жоффра, Мессими обвинили в переходе от «систематического оптимизма к опасному пессимизму». Единственное, до чего наконец договорились, — это о назначении Галлиени на место Мишеля.
Пока Мессими возвращался на Рю-Сен-Доминик, чтобы во второй раз сместить Мишеля с должности, его собственная судьба была решена Мильераном, Делькассё и Брианом. Его обвинили в том, что он подавал приукрашенную информацию, слишком возбудим и нервен». А кроме всего прочего, его должность была нужна Мильерану.
Крепко сбитый, молчаливый и ироничный, Мильеран был когда-то смелым социалистом. Его «неустанная энергия и хладнокровие», по мнению Пуанкаре сейчас были очень нужны. Он видел, что Мессими становился все «мрачнее и мрачнее», а поскольку военный министр, «предвидящий великое поражение», был не очень-то желательным коллегой, президент согласился пожертвовать им.
Министерская перестановка должна была осуществиться весьма грациозно: Мессими и Домержё попросят уйти в отставку, они станут министрами без портфелей, Мишелю предложат миссию при русском царе. Но с этими предложениями их жертвы не согласились.
Мишель возмутился, когда Мессими попросил его уйти с нанимаемой должности, громко и сердито протестовал и упрямо отказывался. Мессими, не менее возбужденный, кричал, что если он будет настаивать, то отправится «из этого кабинета» не к себе в Дом Инвалидов, а в военную тюрьму Шерш-Миди, под конвоем. К счастью, в это время прибыл Вивиани, он успокоил крикунов и в конце концов уговорил Мишеля уступить.
Едва только на следующий день был подписан приказ, назначавший Галлиени «военным губернатором и командиром войск Парижа», настала очередь возмущаться Мессими, когда Пуанкаре и Вивиани попросили его подать в отставку.
«Я отказываюсь уступить свой пост Мильерану. Я отказываюсь доставить вам удовольствие своей отставкой, я отказываюсь остаться министром без портфеля!»
Если они хотят отделаться от него после «колоссальных усилий», предпринятых им в течение последнего месяца, то пусть подает в отставку все правительство, а тогда «у меня есть офицерский чин, и повестка о мобилизации у меня в кармане. Я отправлюсь на фронт». Уговорить его так и не удалось. Правительству пришлось подать в отставку, и на следующий день было сформировано новое. Мильеран, Делькассё, Бриан, Александр Рибо и два новых министра-социалиста заменили пятерых бывших министров, в том числе и Мессими. В чине майора он присоединился к армии Дюбая и пробыл на фронте до 1918 года, дослужившись до звания дивизионного генерала.
Галлиени остался «командующим армиями Парижа», но без войск. Три корпуса, которые были так нужны, Жоффр выделить отказался. Главнокомандующий немедленно усмотрел в телеграмме Мессими «угрозу вмешательства правительства в проведение военных операций». В то время, когда ему была нужна каждая бригада, чтобы на Сомме возобновить сражение, мысль о выделении трех боевых корпусов «в хорошем состоянии» для обороны столицы нравилась ему не более идеи подчинения министерским приказам. Не намереваясь выполнять ни то, ни другое, Жоффр игнорировал приказ военного министра.
«Да, у меня есть этот приказ», — признался его заместитель, генерал Белин, генералу Хиршауэру, которого Галлиени послал на следующий день за ответом.
