Юрий Жуков - Оборотная сторона НЭПа. Экономика и политическая борьба в СССР. 1923-1925 годы
Но как Троцкий ни выкручивался, ему всё же пришлось пойти на все требования ПБ. Правда, уже после нового скандала. Публикации в газете французских коммунистов «Юманите» первого варианта его ответа, отвергнутого ранее. «Под видом моей статьи, — пришлось ему снова оправдываться, — напечатали тот первый черновой набросок, который я сообщил членам Политбюро при записке, выражавшей уверенность в том, что нам удастся путём внесения поправок и обмена мнениями выработать общий текст…
Каким образом этот текст, редакция которого в течение ближайших затем дней была изменена в согласии с желаниями большинства Политбюро.., мог оказаться пересланным редакции «Юманите» в качестве моего ответа?.. Всё это было сделано за спиной Политбюро и, не сомневаюсь, за спиной Коминтерна. Я думаю, что вопрос этот заслуживает выяснения»{494}.
Но что бы Троцкий ни говорил, ни писал, ему всё же пришлось согласиться с необходимостью публикации своего ответа в журнале «Большевик» — «По поводу книги Истмена “После смерти Ленина”». А в ней всё же признать:
«В нескольких местах книжки Истмен говорит о том, что ЦК “скрыл” от партии ряд исключительно важных документов, написанных Лениным в последний период его жизни… Это нельзя назвать иначе, как клеветой на ЦК нашей партии… Никакого “завещания” Владимир Ильич не оставлял… Всякие разговоры о сокрытом или нарушенном “завещании” представляют собой злостный вымысел и целиком направлены против фактической воли Владимира Ильича и интересов созданной им партии»{495}.
В том же номере «Большевика» объяснения пришлось давать и Крупской, с которой связывали все детали истории «документа».
«Свои письма, — уверяла вдова вождя, — о внутрипартийных отношениях (“завещание”) он (Ленин. — Ю.Ж.) писал тоже для партийного съезда. Знал, что партия поймёт мотивы, которые продиктовали это письмо. Такое письмо могло быть обращено лишь к тем, относительно которых не было сомнений, что для них интересы дела выше всего. Письмо содержало, между прочим, характеристики нескольких наиболее ответственных партийных товарищей. Никакого недоверия к этим товарищам, с которыми В.И. связывали долгие годы совместной работы, в письме нет. Напротив, в письме есть немало лестного по их адресу…
Враги РКП(б) стараются использовать “завещание” в целях дискредитирования теперешних руководителей партии, в целях дискредитирования самой партии. Усердно хлопочет об этом и М. Истмен, который прямо клевещет на ЦК, крича, будто завещание было скрыто, старается разжечь нездоровое любопытство, извращая истинный смысл письма.
Наконец, о части книги, касающейся Троцкого. Мне кажется глубоко оскорбительной для Троцкого вся манера воспевания его Истменом… Я не буду распутывать того клубка лжи, который свил М. Истмен около вопроса о разногласиях с Троцким… Скажу только, что острота выступлений против Троцкого вызвана была переживаемым моментом. После смерти Ленина партия почувствовала особую важность идейного сплочения, и потому всё дело приняло такую острую форму»{496}.
Трудно сказать, сознательно или по недомыслию члены ПБ допустили утечку информации, разрешая публикацию письма Крупской. Но в любом случае они сообщили всем членам партии весьма важное, прежде не известное. Во-первых, действительно имелось некое письмо Ленина к съезду, нигде не опубликованное. Во-вторых, в нём содержались характеристики руководителей, скорее всего Зиновьева, Каменева, Сталина, Рыкова, Троцкого. Но если Крупская (а заодно с нею и ПБ) права, то почему тогда это письмо Ленина не публикуется? Наверное, здесь что-то не так. Крупская что-то недоговаривает…
Так в умах партийцев были посеяны семена сомнений, вскоре давшие первые всходы.
…Пока руководящая группа боролась с Троцким, изничтожала и унижала его — сначала на пленуме, а потом на конференции, пока партия, а за нею и вся страна слушала, обсуждала и одобряла планы Дзержинского о восстановлении тяжёлой промышленности, назревшей необходимости строительства самых совершенных технологически заводов, пока планы эти осмысливались и переосмысливались, дорабатывались, выверялись и уточнялись, неожиданно напомнил о себе национализм.
Он вновь дал о себе знать, но не в Грузии, где после подавления восстания наступило затишье, а на Украине. И в среде не бывших петлюровцев, а членов ЦК компартии республики. Они вдруг припомнили 12-й съезд РКП и резолюцию, принятую на нём, по национальному вопросу. Содержавшую лишь рекомендации добиться того, чтобы
«— органы национальных республик и областей строились, по преимуществу, из людей местных, знающих язык, быт, нравы и обычаи соответствующих народов;
— были изданы специальные законы, обеспечивающие употребление родного языка во всех государственных органах и во всех учреждениях, обслуживающих местное инонациональное население и национальные меньшинства — законы, преследующие и карающие со всей революционной суровостью всех нарушителей национальных прав, и в особенности прав национальных меньшинств»{497}.
Только и всего. Ничего более серьёзного эта резолюция-рекомендация не содержала. Однако в Харькове 6 мая 1925 года пленум ЦК КП(б)У принял постановление «Об украинизации».
«Сложившиеся на Украине исторические условия, — отмечало оно, — более благоприятны для практического осуществления решения 12 съезда по национальному вопросу, чем в ряде других национальных республиках СССР. Украина имеет значительные кадры промышленного пролетариата, в основной части состоящего из рабочих-украинцев (авторы постановления сделали вид, что не заметили в резолюции 12 съезда слов — в частности на Украине «значительная часть рабочего класса… принадлежит к великорусской национальности»{498}. — Ю.Ж.), знакомых с селом и его бытом. Сама КП(б)У имеет значительные кадры промышленного пролетариата, в основной части состоящего из рабочих-украинцев».
Не ограничиваясь столь откровенной подтасовкой, постановление пошло дальше по националистическому пути. «Украинский язык, — продолжала констатирующая часть, — гораздо ближе к русскому языку, чем ряд других национальных языков, поэтому более доступен для русского рабочего. Кроме того, украинская культура достигла сравнительно (с кем? — Ю.Ж.) высокой степени развития».
ЦК КП(б)У всего этого посчитал вполне достаточным для беззастенчивого навязывания украинского языка всем без исключения людям, работавшим на Украине — русским, евреям, полякам, немцам, молдаванам. Для республики меньшинствам, чьи национальные права, в том числе и право пользоваться родным языком во всех учреждениях, должны были быть защищены, а все нарушения того сурово караться. Но уже ничто не могло остановить тех, кто принял постановление, идущее вразрез со всей советской практикой.
ЦК КП(б)У потребовал
— проведения украинизации, т.е. принудительного внедрения украинского языка, в первую очередь партийного аппарата, а также и советского;
— подбирать, выдвигать партийные кадры из рабочих и трудовых крестьян — украинцев;
— перевода партийного просвещения на украинский язык;
— перевода преподавания во всех средних учебных заведениях и в части высших на украинский язык.
Украинизацию партаппарата надлежало провести немедленно, а советского — не позднее 1 января 1926 года{499}.
Только для не желающих ничего знать вроде бы внезапное, ничем не мотивированное, не подготовленное пропагандистски принятие явно одиозного постановления оказалось возможным только из-за серьёзных изменений в руководстве КП(б)У. Её первый секретарь, Э.И. Квиринг немец по происхождению, да ещё и «чужак», уроженец Саратовской губернии, решительно боролся с духом «национал-большевизма», присущим бывшим членам самораспустившейся ещё в марте 1920 года Украинской коммунистической партии (боротьбистов).
Во время гражданской войны, в ходе борьбы и с Деникиным, и с Петлюрой, боротьбисты твёрдо, последовательно защищали советскую власть. Однако при этом продолжали отстаивать свои позиции — необходимость полной самостоятельности Украины, связанной с Россией лишь военно-политическим союзом.
Самораспустившись, боротьбисты в индивидуальном; порядке вступили в КП(б)У и стали пользоваться покровительством Х.Г. Раковского. Болгарина по национальности, до мая 1917 года подданного Румынии, а в начале 20-х члена ЦК РКП, главы правительства УССР. В апреле 1923 года, незадолго до отправки в почётную ссылку полпредом в Великобританию за свою открытую солидарность с Троцким, выступая на 7-й конференции КП(б)У, Раковский раскрыл свои взгляды по национальному вопросу.
«Украинцы, — заявил он, — я понимаю под этим словом товарищей, которые сохранили связи с украинской культурой и которые являются украинцами по происхождению, но, может быть, не знают украинского языка (эту оговорку нужно сделать), составляют в нашей партии КП(б)У. — Ю.Ж.) 23,7%.., русский элемент в партии составляет около 45–50%… И тогда возникает вопрос: каким образом пролетариат Украины, составляющий, может быть, несколько процентов всего населения, сможет руководить деревней, если он в среде коммунистической партии не имеет достаточно людей, знающих язык деревни?»
