Рим и эллинизм. Войны, дипломатия, экономика, культура - Александр Павлович Беликов

Пока дела шли успешно и они могли многое дать друг другу, всё было прекрасно. После битвы при Акции ценность Антония как политического партнёра резко упала. А поскольку любви не было, то, как перспективный партнёр и как человек, которому можно простить всё, он резко упал в глазах Клеопатры. Для Антония всё начиналось с трезвого расчёта, но затем он всерьёз увлёкся царицей, как натура привязчивая и слабая, легко подчиняющаяся чужой воле. Это не было любовью, вернее определить такое чувство как увлечение-подчинение с сильной степенью психологической зависимости. Для Клеопатры же всё как началось с необходимости, так ею и закончилось. Триумвир был нужен ей и её государству. К тому же у неё уже был опыт подобных отношений с Юлием Цезарем, которого она, несомненно, уважала больше, чем Антония. Она была намного сильнее триумвира и рядом с ним не смогла стать слабой женщиной, а вынуждена была оставаться царицей. К Марку Антонию она до какой-то степени привязалась, но никогда не любила его по-настоящему – согласимся с оценкой, данной Клеопатре другой женщиной[1478]. Если б она встретила действительно сильного мужчину, возможно, она и смогла бы познать радость любви…

Следующий любопытный аспект – харизматические начала личной власти Марка Антония.

Марк Антоний, несмотря на свои недостатки, был одной из наиболее влиятельных, неординарных и ярких личностей в римской истории. Судьба щедро дала ему всё: удачу, смелость, красоту, умение нравиться людям и пользоваться успехом у женщин. А сверх того – авантюризм, который очень долго приносил ему только победы. Правда, лишь до определённого времени.

После убийства Цезаря Антоний совершенно естественным образом стал одним из ведущих политиков Рима. Он был ближайшим соратником Цезаря, даже его другом. Авторитет погибшего диктатора почти автоматически создал «ауру авторитетности» вокруг людей, тесно связанных с ним при его жизни.

Вот здесь и кроется первый «подводный камень», ставший впоследствии «миной замедленного действия». Антоний был хорош на вторых ролях, как исполнитель безупречно продуманных планов великого Юлия. Сам же он, по своей натуре, не был «креатором», чего не было заметно, пока он находился «в тени» Цезаря. Получив в свои руки огромную власть, но, лишившись чёткого руководства сверху, Марк Антоний стал совершать хаотичные непоследовательные действия.

Вторая опора его власти – армия. Здесь он так же унаследовал командование войсками. И только со временем выявился серьёзный второй недостаток Антония: будучи хорошим тактиком, он оказался никудышным стратегом.

Третья основа его властных полномочий была вполне легитимной: консульство, статус наместника обеих Галлий, власть триумвира. Однако при разделе провинций он нажил себе врага в лице Децима Брута, своим пренебрежением к Октавиану навсегда испортил с ним отношения и, самое главное, так и не понял, что Октавиан не умеет прощать. Поэтому следующее «слабое звено» в цепи причин его поражения – это раздел «сфер влияния» с Октавианом. И если Цезарь не умел останавливаться на полдороге и любил всё доводить до конца, то Антоний просто упустил время, когда устранение Октавиана было бы ещё возможно.

Можно добавить ещё два важных обстоятельства, которые сильно поколебали его власть и предопределили его поражение. Первое – демонстративная связь с Клеопатрой, углублённость в восточные дела и забвение дел Запада, что позволило Октавиану обвинить Антония, якобы ставшего «рабом царицы», в измене римским интересам. Отсюда второе – Антоний провально проиграл «пропагандистскую войну» с Октавианом, не сумев ничего противопоставить грамотно организованной тем пропагандистской кампании. Личные качества Октавиана, такие как расчётливость, холодный цинизм, хитрость и коварство, позволили ему переиграть Антония. Последний был менее хитёр, не обладал холодной рассудочностью и несгибаемой целеустремленностью жёсткого политика. Антоний был «слишком живой» для человека, претендующего на верховную власть в государстве. Короче говоря, ему элементарно не хватало именно коварства.

Личная власть Антония во многом держалась на его личной харизме, он был ярче, даже талантливее своего противника. Но в лице Октавиана победил новый путь, при римской рациональности едва ли могло быть иначе. Характерно, что многие лидеры поздней Республики (Сулла, Помпей, Цезарь) были харизмоносителями, но, начиная с Октавиана, практически все последующие правители Римской империи были начисто лишены даже признаков харизмы.

Суммируя, мы должны признать, что Антония погубило именно то, что привело его к власти. Он оказался «политиком вчерашнего дня», не соответствующим новым условиям. Наступившая эпоха, сама по себе более сложная и требующая решения более сложных задач, предполагала и совершенно другую модель управления: сочетающую личность властителя с разветвлённым бюрократическим аппаратом. Роль личности, естественно, понижалась, поэтому востребованным оказался именно Август, не блистающий талантами, но в силу своего мышления действующий как хорошо отлаженный безэмоциональный механизм, – только такой человек и мог построить столь же хорошо отлаженную машину государственного управления.

Эпоха личностей ушла. Пришло время организаторов, состоящих при аппарате управления. Если император не соответствовал такой роли, система его отвергала: вспомним судьбы Нерона, Калигулы, Коммода…

Трагедия Марка Антония заключается в том, что он не понимал несоответствия между своей личностью и требованиями эпохи. Для своего времени он уже был «человеком из прошлого». Он был бы замечательным вождём какого-нибудь варварского племени, но реально у него не было ни малейшего шанса стать господином Рима.

Заключение

Борьба за власть почти всегда кровава и преступна. Важно не то, как взята власть, а – кем взята. И – для какой цели. Как поведут себя захватившие власть победители? Станут ли они рачительными хозяевами завоёванной страны или, словно незваные ночные гости, будут торопливо и жадно обирать и разорять землю, не мысля о грядущем? И воздаяние приходит по делам и заслугам властителя, а не по тому, что было совершено им в споре за власть. Хозяину – простится. Незваному гостю – никогда.

Отправной точкой восточной политики Римской республики следует признать римско-карфагенское противостояние. Оно вынуждало сенат обеспечивать свои стратегические интересы в других местах – в долине реки По, морях к западу от Италии, Адриатике. Проявляя неприкрытую агрессию по отношению к пунийцам, Рим вынужден был маскировать свои агрессивные цели на Востоке – и ему это неплохо удалось. Сенат не стремился к аннексиям на Востоке, первое время ему нужно было спокойствие в этом регионе, отвечающее его интересам. Сначала он действовал здесь только в амплуа союзника, что требовало большой гибкости и осмотрительности.

Затем ситуация и личные усилия Рима позволили ему стать гегемоном Востока. Привыкнув к этой роли, он стал целенаправленно переводить свой статус на более высокий, добиваясь уже абсолютного