Виталий Полупуднев - У Понта Эвксинского (Том 2)
- Но как это сделать? - оживилась княгиня, дрожа от волнения.- О, если вы поможете ему вырваться из плена, то все боги агарские и сколотские будут благоволить к вам!
- Да? - раскрыл рот суеверный грек. Он всегда побаивался местных богов и при случае старался угождать им.- Я готов сделать все, что в моих силах!
- Ты нападешь в море на "Арголиду"? - спросил серьезный Танай.
- Напасть на "Арголиду"?.. Гм... Это заманчиво, но боюсь, что сил у меня не хватит для такого дела... Нет, я буду следовать за кораблем Диофанта и войду вслед за ним в гавань Пантикапея. Там у меня есть люди, которые помогут мне вызволить Фарзоя.
- Ты проберешься в гавань? - покачал головой Лайонак.- Там тебя сразу же схватят! И казнят за морской разбой!
Пифодор расхохотался.
- Нет, не казнят!.. Я свободно въезжаю в пантикапейскую гавань как заморский купец и, заплатив пошлину, сбываю свои товары. Кто их покупает? Пантикапейский лохаг Саклей, мой покровитель. Мы с ним почти друзья!
Табана, а за нею и Лайонак были изумлены.
- Саклей водится с пиратами?
- Еще как! Это одна из его доходных статей. Я граблю корабли, что идут в Фанагорию, и ему сбываю награбленное. Корабли архонта Карзоаза - топлю. Тоже по повелению почтенного Саклея.
- Вот они, тайны боспорских богачей и властителей,- вздохнул Лайонак,- о которых я и не догадывался!
- Что же ты будешь делать, когда войдешь в гавань? - нетерпеливо спросила Табана.- Ты же не нападешь на "Арголиду" в гавани?
- Я буду действовать подкупом.
- Боги да помогут тебе!
- Не забудь ты меня, княгиня! Это для меня куда дороже и вернее! А боги упорно не хотят замечать меня, особенно когда делят среди смертных счастье. Зато злые духи никогда не забывают оделить меня куском горя,
- Не говори плохо о богах, они могут наказать тебя.
- Да минует меня это! - Пифодор прошептал заклятье, потом обратился к мужчинам: - Так вы со мною, на корабль?
- Нет,- подумав, ответил Лайонак,- я поеду в Пантикапей тайно и сушей. Если твой подкуп не удастся, у меня есть свой план освобождения князя. Какой - пока не буду говорить, не обдумал еще как надо... Переоденусь бродягой, каких сейчас на Боспоре много. Может, мне удастся и Бунака разыскать, если он еще жив.
- Если ты оденешься бродягой,- возразил грек,- то тебе трудно будет что-то сделать. Поезжай в Пантикапей купцом. Ты бородат, изменился, тебя не узнают.
- Купцом?.. Это неплохо, но нужны товары, вьючные кони, охрана какая-то...
- О товарах не печалься,- оскалился весело Пифодор,- я дам тебе товаров на пять вьюков, этого достаточно. В том числе десяток амфор с борисфенским медом. Такого меду сам царь не пивал!
- Ну, а охрана?.. Одного меня ограбят дорогой.
- И об этом тоже не печалься,- положил ему на плечо руку Танай.Если согласишься - я поеду с тобою как телохранитель да еще десять молодцов подберу, с которыми можно ничего не бояться! Все трое обнялись с веселым смехом.
- Согласен, друзья,- с чувством произнес Лайонак.- С такими людьми, как вы, можно весь свет пройти!
- Мы и пройдем его! - подтвердил беззаботно Пифодор.- А теперь за дело!
Через час на берегу лежали тюки и амфоры. Один из пиратов заворчал, недовольный щедростью Пифодора, но тот прикрикнул на него, а другим заявил, что дело идет о богатой добыче. Махнув рукой друзьям и княгине, он прыгнул в лодку. Весла ударили по черной воде, и лодка исчезла во мраке. Лайонак и Танай задумчиво посмотрели вслед и вернулись к Табане. Женщина молилась. Теперь мужчины заметили, что мрак ночи как бы сгустился, а на востоке появилось алое сияние зарождающегося утра.
Когда взошло солнце, то Бабон и все, кто стоял на башне, уже не заметили людей около могилы Борака. Их словно смело солнечными лучами вместе с ночной темнотой. То, что происходило ночью при свете костров, сейчас показалось Бабону ночным видением, и он готов был усомниться в его подлинности.
4
Флот Диофанта зимовал частью в херсонесской гавани, частью в керкинитидской. Полководец имел твердое убеждение, что для полного завершения таврических дел нужно весной нагрянуть всеми кораблями в Пантикапей. Перисад прислал несколько писем с настоятельными просьбами поспешить с помощью, чтобы предотвратить угрозу рабского мятежа.
Повеление свыше об отплытии флота в западном направлении нанесло удар замыслам Диофанта, так как он всерьез опасался беспорядков на Боспоре, которые подхлестнут немирных скифов к возобновлению войны.
- Эх, как получается! - схватился за бороду полководец, бросая укоризненный взгляд на своего советника. Это он расписывал Митридату об их блестящих победах в донес в пышных выражениях, что война в Тавриде закончена. Что же касается возможности бунта на Боспоре, то Бритагор счел ее такой мелочью, о которой великому царю и упоминать было неловко.
Теперь Митридат дает им новую задачу - посетить западные порты Понта Эвксинского и наглядно показать всюду свою мощь. По-видимому, царь уверен, что дела боспорские улажены окончательно и полностью. Диофант испытывал досаду. Бритагор был настроен более благодушно и уверенно.
- Что-то я не верю в опасность рабского бунта на Боспоре, говорил он, - просто Перисад излишне пуглив. Какие восстания, если степные скифы разбиты! На чью помощь могут рассчитывать повстанцы?
- Скифы разбиты,- бурчал Диофант,- но не истреблены, даже не смирились. В позапрошлом году они тоже были побеждены, Палак клялся в верности Митридату. А что получилось?.. Ведь и сейчас в степи бродят шайки его воинов.
- Нет, стратег, теперь не то,- возражал весело Бритагор.- Палак умер от ран, это нам известно. Лучшие князья его погибли, в Скифии разброд и голод. Некому прийти на помощь боспорским сатавкам, если они вздумают бунтовать. Да они не посмеют и подумать об этом!
Полководец не разделял благодушного настроения своего советника, но несколько успокаивался, выслушивая его доводы. Все-таки Бритагор был силен в политике. Может, он и нрав.
- Воля Митридата священна,- вздохнул Диофант,- нужно немедля сниматься с якоря. Но мы не можем возвратиться в Синопу, но завершив боспорских дел. Митридат, как только узнает, что мы обманули его, казнит нас обоих. Пусть флот ведет Неоптолем, а мы с тобою должны съездить в Пантикапей на "Арголиде".
Решение это стало известно многим, узнал о нем и пронырливый Пифодор. Раньше чем многовесельная армада тронулась на запад, из херсонесской гавани вышло три корабля: два маленьких херсонесских и один большой понтийский - "Арголида". Диофант сначала хотел отплыть на одном корабле, но ему доложили, что в ближних водах пошаливают пираты. По настоянию херсонесских архонтов Диофант согласился на сопровождение "Арголиды" двумя херсонесскими суденышками.
Погода благоприятствовала, море, хотя и грозное в своем могучем колебании, не встретило их шквалами, столь страшными в этих местах. Понтийцы кутались в плащи и сквозь холодный туман вглядывались с любопытством в изломы таврских гор, населенных воинственными горцами. Многие втайне шептали молитвы богам, прося их сделать плавание благополучным.
5
Гребец, напрягаясь, опрокидывался назад, загребая веслом серую воду. Бурые волосы его спутались и выглядели лохматой грязной шапкой, что без всякой грани переходила в такую же бороду. Глаз не было видно, они спрятались за космы волос. Только нос с раздувшимися от усилия ноздрями выглядывал из волосистой массы, свидетельствуя, что гребец был человеком, а не сказочным страшилищем, способным испугать даже взрослого человека.
Обнаженные руки гребца были закопчены дымом, ибо всю зиму он работал в кузнице молотом, выбивая из вишнево-алого куска железа веселые пучки ослепительных искр.
Но вот навигация началась, и все гребцы опять сели за весла. Сел с ними и раб Сколот.
Не так много времени прошло с рокового дня последней битвы, но кажется - уже много лет оттягивают руки ржавые цепи, а беспросветное рабское существование длится бесконечно долго.
Сколот никогда не говорил о своем прошлом. Был молчалив. И никто из товарищей по несчастью не знал, что он и есть князь Фарзой, друг и родственник царя Палака, храбрый военачальник, который вел в битву многочисленную конную рать.
Может быть, поэтому ни Табана, ни Лайонак не могли узнать, жив ли он и где находится. А кто и знал правду, то молчал, помня указание Диофанта "забыть о существовании князя Фарзоя". Не все рабы ходили в цепях и спали в грязном углу. Фарзой же был отягощен железами и забыл, когда в последний раз мылся и подстригал бороду.
Диофант был убежденным рабовладельцем и правила обращения с "двуногим скотом" соблюдал строго. Если раб хоть раз позволил себе вольность или проявил буйство, он уже никогда не мог рассчитывать на хозяйскую милость. Полководец, несмотря на многие дела и заботы, находил время заниматься рабами, не забывал и о Фарзое. Он сам следил, чтобы к последнему применялась полная мера жестокого, нечеловеческого обращения, как к преступнику, рабу-нарушителю.
