Жан Ришар - Латино-Иерусалимское королевство
V. Всесилие «коммун»
Установление итальянского протектората над Святой Землей только ускорилось из-за стычек между торговыми городами, стычек, которыми пестрят страницы исторических текстов на протяжении всего XIII в. Однако именно из-за этих столкновений последствия протектората оказались самыми пагубными: вместо того чтобы получать нескончаемую поддержку от могущественных торговых республик, франкская Сирия стала ареной их соперничества и была поделена на сферы влияния; эта распря еще более тяжко, чем война между гвельфами и гибеллинами, сказалась на Святой Земле.
Борьба же между гвельфами и гибеллинами полностью утихла только после 1250 г.: Конрад II оставался Иерусалимским королем до своей смерти, последовавшей 21 мая 1255 г., и после него папа римский признал его юного сына Конрадина герцогом Швабским и наследником Иерусалимского королевства — известно, что в 1258 г. последний издал диплом в пользу госпитальеров, где принял титул Иерусалимского короля. Но, когда молодой государь захотел возобновить претензии Гогенштауфенов на Сицилийское королевство, папа пригрозил отнять у него Иерусалимскую корону (1266 г.). Конрад III упорствовал в своем намерении: 5 апреля 1268 г. Климент VI лишил его Иерусалимского королевства и освободил его вассалов от необходимости соблюдать клятву верности{526}. В тот же самый год, 23 августа, Конрад попал в плен к Карлу Анжуйскому в битве при Тальякоццо и 31 октября был обезглавлен в Неаполе{527}. Так пришел конец династии Гогенштауфенов: трон Иерусалимского королевства стал вакантным, и появилась возможность возвести на него государя, который навсегда остался бы в Сирии. До этого времени обстановка складывалась таким образом, как будто престол был не занят, но права Конрада II и Конрада III оставались в силе. Королевством управляли с Кипра кипрские Лузиньяны, носившие титул «сеньоров королевства» и от их имени «бальи», выполнявший в Сирии обязанности регента. Подобные обстоятельства вовсе не благоприятствовали тому, чтобы торговые республики проявляли уважение к королевской власти.
Уже давно велась борьба между этими республиками, особенно между Генуей и Пизой, старыми врагами, яростно оспаривавшими друг у друга господство над Тирренским морем. Венеция редко вмешивалась в их столкновения, разве для того, чтобы как в 1222 г. выступить посредником. Но вскоре Генуе и Венеции пришлось разрешить свое торговое соперничество с оружием в руках, начав, таким образом, войну, продлившуюся целое столетие. Пиза вскоре выбыла из игры: из-за приверженности делу гибеллинов ее многократно отлучали от церкви (например, в 1268 г., когда пизанцы поддержали Конрада III) и подвергали всякого рода карательным санкциям (низведение пизанского митрополита до звания простого епископа, отнятие у него власти над викарными епископами на Сардинии), вплоть до того дня, когда измена графа Уголино (которому Данте посвятил самые жуткие страницы своей «Божественной комедии») предала ее в руки врагов. Пиза смогла оправиться от этого удара, но отныне играла второстепенную роль в борьбе за гегемонию. Эта война, в ходе которой огромный тосканский порт защищал интересы гибеллинов, нашла свое отражение и в Святой Земле: 10 июня 1247 г. Иннокентий IV отменил привилегию, предоставленную пизанцам епископом Акры Тибо (1200 г.), превратив церковь Св. Петра Пизанского в капеллу и отняв у нее право церковно-приходской власти над акрскими пизанцами. Чуть позже, 25 мая 1248 г., пизанцам запретили входить в порт Акры под императорским штандартом. Не из-за этого ли запрета зимой 1248–1249 гг. велась война между пизанцами и генуэзцами, по причине которой Людовик Святой остался без кораблей, а кипрскому королю Генриху I пришлось сместить с поста бальи Жана Факона (возможно, он скомпрометировал себя связями с одним из враждующих лагерей) и назначить на его место Жана д'Арсуфа, которому удалось восстановить мир при поддержке горожан Акры, тамплиеров и госпитальеров? Эта война продлилась 28 дней, во время которой в ход пошли все военные машины того времени, камнеметы, требюше и мангоно, причинившие значительный урон улицам Акры{528}.
Остальные «коммуны», в общем, были куда менее беспокойными. Правда, Марсель и Монпелье, в свою очередь, начали на улицах огромного сирийского города борьбу, которая переросла во всеобщее побоище. Пока оба этих города были подвластны королю Арагонскому, общий консул заправлял их имуществом и руководил их «караванами»{529}. Но арагонцы упустили Прованс: Марсель не намеревался отказываться от своего главенства над Монпелье. Тогда купцы из Монпелье решили вернуть себе самостоятельность и учредить собственный консулат: поэтому-то и был развязан конфликт (завершившийся в 1257 г.){530}.
До сих пор эта борьба не причиняла Святой Земле особого неудобства, ибо не выплескивалась за пределы генуэзских, пизанских или провансальских кварталов: она скорее походили на стычку, чем на настоящую войну. Столкновение же 1249 г., затянувшись, приняло более серьезный оборот. Оно не замедлило перерасти в постоянную войну, разбив на два противоположных лагеря все силы франкского королевства и напомнив о причинах борьбы гвельфов с гибеллинами.
Генуя и Венеция вступили в борьбу за торговое господство: участие, которое крупный порт на Адриатике принял в разделе Византийской империи, вызвало зависть ее соперника, и хотя оба города встали под знамена папства в период борьбы с Фридрихом II, который повелел начать блокаду Генуи, венецианцы довольно вяло поддерживали военные действия гвельфов, боясь мести со стороны гибеллинов. Между Пизой и Венецией не существовало такой ненависти, как между Пизой и Генуей. Однако итальянские колонии жили бок о бок на Святой Земле, что служило источником постоянных трений и представляло большую опасность для латинского Востока. В Акре пизанцы занимали портовые набережные поблизости от церкви Святого Андрея, в юго-западной части города. «Улица провансальцев», где возвышалась церковь Богородицы, вклинилась между их кварталом и венецианским кварталом, расположенным к востоку, на другой стороне внутренней части порта. Генуэзский квартал размещался к северу от пизанских владений, и к западу от венецианских; две генуэзские башни грозно нависали над пизанскими зданиями. Узкие городские улочки, где теснились укрепленные дома и башни, казалось, так и дышали ненавистью, напоминая этим итальянские города XIV в.
Королевская власть — или, точнее, власть бальи, которую представлял наместник короля Конрада II или Конрада III — была не силах проникнуть в эти островки, которые образовывали в Акре кварталы коммун: «улица пизанцев», «улицы венецианцев», «улицы генуэзцев». Со стороны представителей власти было далеко не безопасным делом заставлять членов коммун подчиняться королевскому правосудию, даже если речь шла о преступлениях, которые по договору с итальянскими коммунами должны были разбираться на суде королевских чиновников. Граф Яффаский Жан д'Ибелен однажды попытался поступить таким образом. Он приказал схватить «дурного молодчика», родом из Генуи, обвиняемого в воровстве, и, согласно обычаю, отрубить ему кисть; как бальи королевства он имел право карать за воровство. Национальные чувства взыграли в груди соотечественников преступника: они дождались дня, когда граф Яффаский сложит полномочия бальи, и в тот же миг толпа генуэзцев напала на своего обидчика и его свиту. Люди Жана были рассеяны, а самому графу помогло спастись только чудо (1256 г.). Ему пришлось выплатить нападавшим солидный выкуп.
Преступники легко могли воспользоваться иммунитетом в Акре: не говоря о соучастниках, которых без труда находили в разношерстной толпе, заполнявшей улицы огромного города, каждое здание которого готово было стать для них убежищем. Казармы военных орденов, тамплиеров, госпитальеров, тевтонцев имели право укрывать беглецов. Мы видели, что в 1238 г. папа Григорий IX осудил злоупотребления рыцарей-монахов. Но венецианцы, пизанцы и генуэзцы в своих кварталах претендовали на такое же право: все были изумлены, когда Жоффруа де Сержин, тогдашний бальи, после громкого злодеяния, жертвой которого стал епископ Фамагусты, а его убийца укрылся у пизанцев, повелел арестовать виновного на «улице пизанцев», полной народа (1259–1261 гг.){531}.
До 1256 г. нейтральной землей (своего рода анклав в той части города, где находились итальянские, провансальские, каталонские колонии), которой, правда, жаждали овладеть обе республики и которая служила буфером между венецианцами и генуэзцами, был монастырь Св. Саввы, с принадлежавшими ему домами на «улице Цепи». Он размешался на вершине холма Монжуа, возле одной из генуэзских башен, что также носила имя «Монжуа». По забавному стечению обстоятельств обе колонии одновременно испросили у папы разрешения уступить им этот монастырь (хотя в регистрах Александра IV об этом не упоминается), и якобы папская канцелярия выдала желанное разрешение и Генуе и Венеции. Поэтому, когда в 1256 г. венецианский бальи Марко Джустиниани вручил патриарху буллу понтифика с приказом немедленно передать аббатство Св. Саввы во владение венецианской колонии, генуэзцы передали свои документы приору госпитальеров. Начались серьезные волнения: при помощи пизанцев, которые объединялись с ними только в крайних случаях, генуэзцы захватили венецианский квартал, дошли до церкви Св. Марка, избивая всех венецианцев на своем пути (поводом к конфликту, возможно, стало убийство неким венецианцем пизанца, что весьма правдоподобно, если учитывать накаленную обстановку итальянских кварталов){532}.
