Борис Григорьев - Повседневная жизнь российских жандармов
Мне лично Попов не нравился — ни ранее, до моего вступления в должность, когда я при случайных посещениях отделения встречался с ним, ни после приема отделения, когда Попов оказался моим подчиненным. Весь его прошлый опыт, все знание им техники наружного наблюдения не могли покрыть его отрицательных качеств. Попов „зажился“ в Московском охранном отделении… Чувствовалась необходимость освежить эту должность и удалить на покой Попова… Мне… удалось… удалить Попова на покой в отставку с приличной пенсией».
Вот что руководило Мартыновым на самом деле! Опять мы видим, что наши жандармские предки уже неплохо владели приемами «спихотехники», которую советские чиновники довели до полного совершенства, отправляя неугодных, «зажившихся» и «обуржуившихся» коллег не только на пенсию, но и послами на дипломатическую работу. Впрочем, Попову вряд ли стоило обижаться: начальство все-таки о нем неплохо позаботилось…
Таких филеров, как Попов, в службе наружного наблюдения у Департамента полиции и у Охранного отделения было достаточно много. Евстратий Павлович Медников постарался, а его опыт и школа была полностью взята на вооружение чекистами Дзержинского и их последующими поколениями. Сотрудники наружного наблюдения, филеры, штатные наблюдатели — так называли их коллеги по работе. Шпионы, провокаторы, сыщики, ищейки, «хвосты» — под этими кличками они были известны в революционной среде.
Между тем рождение и становление этой службы проходило не всегда гладко. На страницах этой книги уже неоднократно упоминалось о. том, что служба наружного наблюдения (НН) входила в основной арсенал средств борьбы политического сыска с ниспровергателями царского строя. Служба НН, наряду с внутренней агентурой, помогала охранным отделениям существенным образом дополнять информацию об объектах их разработки и доводить их до логического конца. Уже в 1894 году Департамент полиции вынужден был «озаботиться» необходимостью сформирования при Московском охранном отделении «летучего отряда наблюдательных агентов, в числе 30 человек, которые (бы) командировались… в разные места Империи для наблюдения за неблагонадежными лицами»[124]. Это были те самые «евстраткины» филеры, о которых мы упоминали выше в соответствующих главах.
Деятельность отряда Е. П. Медникова дала настолько благоприятные результаты, что в 1901 году его состав был увеличен еще на 20 человек, а на его содержание Департамент стал выделять 31 800 рублей в год. В 1902 году отряд был, однако, расформирован: часть его была распределена по провинциальным охранным отделениям, а 20 человек, с тем же «летучим» названием, вместе с его наставником и руководителем переехали в столицу и влились в структуру Департамента полиции. В столице отряд Медникова стал своеобразным контролирующим и методическим органом всего наблюдательного дела в Российской империи, хотя, конечно, его филеры принимали участие и в конкретных сыскных мероприятиях и в столице, и за ее пределами. Если в столице проблем с применением летучего отряда не было, то за ее пределами у него возникали сложности: из-за незнания местной обстановки филеры наталкивались на секретных сотрудников (агентуру), расшифровывались, иногда даже задерживались и арестовывались — ведь чаще всего они прибывали на места инкогнито. Неудобства подобного положения были очевидны, и в 1906 году министр внутренних дел П. Н. Дурново издал распоряжение об упразднении летучего отряда. Почти одновременно с этим ему был представлен доклад о восстановлении отряда — так дурны оказались последствия этого необдуманного шага, скороспелого плода «русского административного зуда»!
Выполнение распоряжения министра было скоро приостановлено, а прикомандированный на этот период к Петербургскому охранному отделению отряд стал снова получать зарплату. Одновременно разрабатывались меры по совершенствованию деятельности филеров и об увеличении расходов на их содержание. В Департаменте полиции задавались такими вопросами, как где удобнее — в Санкт-Петербурге или Москве — устраивать курсы филеров; можно ли привлечь в качестве наставников Медникова и других уволившихся на пенсию работников, например, Сачкова и Продеуса; каким должен быть учебный процесс, чтобы избежать в работе будущих филеров рутинерства; что включать в учебную программу и каковы должны быть размеры вознаграждения (зарплаты) сотрудников наружного наблюдения.
В июле 1907 года начальник Особого отдела Департамента полиции от имени его директора Трусевича, также «озабоченного» улучшением подготовки филеров, направил во все охранные отделения знаменитое циркулярное письмо с просьбой обобщить опыт НН на местах и высказать свои предложения по поводу обучения его сотрудников — теперь уже на специальных курсах. Особая «покорнейшая просьба» начальника Особого отдела выражалась в том, чтобы начальники местных охранных отделений сообщили в Центр наиболее «характерные и выдающиеся эпизоды… в коих, благодаря проявленной филерами личной инициативе и сообразительности, наблюдение… достигало намеченных целей, а равно и примеры отрицательного характера…». Департамент также просил возможным «не отказать сообщить… соображения о том, как должно быть поставлено дело обучения филеров», для чего всем заведующим службами наружного наблюдения и рядовым агентам предлагалось соблаговолить «освежить в памяти все… заслуживающие внимания примеры и записать их, не стесняясь изложением и формой». Особый отдел должен был обобщить всероссийский опыт работы службы и создать на этой базе новые методические рекомендации о том, чему и как учить агентов НН.
Реакция с мест превзошла все ожидания. Отчеты, рекомендации, рассказы, примеры сыпались на Особый отдел Департамента полиции как из рога изобилия. Подставим и мы с вами, читатель, под этот поток корреспонденции свой мешок и посмотрим, что конкретно писали филеры и их начальство.
Известный уже нам начальник Киевского охранного отделения Кулябко говорил о необходимости воспитания у филеров нравственности и высоких морально-патриотических качеств. Многие ему вторили и утверждали, что филер должен служить не за страх и деньги, а за совесть, и что км надобно постоянно внушать, что служба их не только не позорна, а, наоборот, почетна и полезна для государства. А начальник Рижского охранного отделения Балабин категорически возражал против учреждения центральной школы филеров, утверждая, что филеров надо готовить на местах и прививать им качества и навыки, диктуемые местными условиями. «Я положительно убежден, — писал он, — что школа филеров, кроме вреда, ничего не принесет: теоретическое преподавание серьезной подготовки не может дать, но воспитает в людях привычку к шаблону и даст почву для непослушания старшим (…нас так учили)». Впрочем, его мнение на этот счет было одиноким.
Наиболее ценные сведения предоставил начальник Московского охранного отделения полковник фон Котен, который с достоинством признавал, что его отделение по-прежнему высоко «держало марку» и было настоящей школой для филеров. Он творчески воспринял опыт Е. П. Медникова и попытался развить его и дополнить в соответствии с требованиями времени.
При выборе кандидатов в филеры в Москве главное внимание обращали на их умственное развитие, и только потом — на возраст (подходили люди не старше 30 лет), рост (отдавая предпочтение людям ниже среднего роста), зрение (практика показала, что «гоняться за особенно острым зрением» не имело смысла, так как из лиц со слабым зрением выходили прекрасные наблюдатели) и отсутствие слишком заметных физических недостатков (хромота, горбатость и т. п.). Лучшие филеры, согласно фон Котену, «вырабатывались» из казаков, мелких торговцев, приказчиков и тюремных надзирателей.
Обучение новичков в Московском охранном отделении начиналось с «натаскивания» их на работе по приметам. Дабы избежать беспорядочного изложения примет (вроде «шатен, в резиновой накидке, среднего роста, с бородой, в руках палка, лет 27, носит пенсне, худощав»), устанавливался порядок, согласно которому сначала указывался пол объекта наблюдения, потом его возраст, рост, телосложение, цвет волос и национальность; физические приметы и описание одежды должны были перечисляться сверху вниз: длина и волнистость волос, лоб, брови, глаза, нос, усы, губы, подбородок и в самом конце — особые приметы (сутулость, хромота, беременность и т. п.), а в одежде — головной убор, верхнее платье, брюки (юбка), обувь и особые приметы (пенсне, очки, трость, зонт, муфта, сумка и т. п.).
Для облегчения запоминания стажерам предлагались таблицы, в том числе с изображениями типов ушей, носов, губ и т. п. При этом фон Котен при описании примет требовал использования единой терминологии: брюнет, шатен, блондин, рыжий, седой и не допускал употребления слов каштановый, темно-русый, светло-русый, рост должен был обозначаться словами высокий, средний и малый, но не как большой, низкий и пр.
