Михаил Терентьев - Хивинские походы русской армии
Глядя на карту Средней Азии, оценивая расстояния, отделяющие нас от границ Индии, невольно прикидываешь в уме: сколько еще нашим дипломатам придется исписать бумаги и пролить чернил, отписываясь по входящим номерам? А ведь все равно отписываться придется…
Кауфман также не разделял видов Петра Великого и не хотел обратить аму-дарьинский отряд ни в преторианцев, ни в янычар, ни в жандармов хивинского хана. В инструкции, посланной им Иванову в предписании от 12 сентября 1873 г., стало быть, с ночлега у Сардаба-куля, на возвратном пути в Ташкент, было сказано, что «главная цель, которую желательно достигнуть посредством оставления на правом берегу аму-дарьинского отряда, заключается в охране и защите населения этого берега, ныне входящего в состав русских подданных».
Посмотрим второстепенные цели. «Внутренние дела ханства, о которых, само собою разумеется, следует стараться иметь самые ближайшие сведения, должны вызывать наше участие настолько, насколько они будут касаться интересов и спокойствия вновь подчиненной нам страны и ее населения». Это вот действительно выражение довольно туманное, как будто дающее право переходить от пассивной обороны к активной и проникать на тот берег, в пределы ханства, для вмешательства во внутренние дела его… под благовидным предлогом охраны и защиты населения нашего берега.
В этом понимании разбираемой цитаты нас утверждает и следующее место инструкции: «К достижению этой цели, т. е. охраны и защиты, должны быть направлены все усилия и те меры, кои, по обстоятельствам и ближайшим местным условиям вы сочтете нужными предпринять». Значит: действуй по своему усмотрению, как хочешь!
Для ознакомления с населением нового отдела рекомендовалось почаще делать военные прогулки. Это и жителей ознакомит с русскими, да и знать они будут, что в случае чего русские сейчас и придут для защиты их или для наказания.
Первую прогулку Иванов сделал в половине октября 1873 г. в дельту Аму-Дарьи и на уроч. Даукара, сохранив в глубокой тайне как цель, так и направление движения войск. На том берегу тотчас все притихло, ожидая переправы русских и какого-нибудь необычайного, блоковского злодейства… Иванов возвратился 12 ноября, выбрав на берегу реки место для другого укрепления на уроч. Нукус, при начале разветвлений дельты, где, кстати, и лучшая переправа через Аму-Дарью. Укрепление это, в виде редута, возведено было в 1874 г. и в гарнизон поставлены 1 рота, 1 сотня и 2 орудия. Расстояние между ним и Петро-Александровском — 175 верст по колесной дороге. Как только заречные туркмены увидали, что напугавшее их движение русского отряда было пустою прогулкою, они снова принялись за поправление своих дел на счет соседей-узбеков. Снова полетели к Иванову просьбы хана усмирить туркменов…
В инструкции Кауфмана, как она приведена в материалах, ни слова не сказано, что Иванову предоставляется право вторгаться в пределы ханства и переходить реку. Глухо, в виде шарады, что-то такое мелькало там и сям, как мы уже разъясняли, но и то требовалось, чтобы «внутренние дела» или, вернее, беспорядки ханства грозили опасностью нашим новым под данным. Стало быть: пока туркмены режут и грабят не наших подданных, Иванову нельзя вмешиваться во «внутренние дела» ханства.
В «Материалах» прямодушно излагается между прочим следующее: «Надо здесь заметить, что в руках начальника русских войск, оставленных на Аму-Дарье, существует повод к непосредственным отношениям (т. е. мимо хана) к самому беспокойному элементу в Хиве — туркменам. Читатели припомнят, что ко времени очищения русскими войсками хивинской территории, туркмены не кончили с нами счетов по контрибуции… Пользуясь этим прецедентом, полк. Иванов часто обращался к хивинским туркменам, и чрез посредство хана, и непосредственно прямо от себя, чрез своих людей, с советами и увещаниями, чтобы они успокоились и прежде всего позаботились о приведении их счетов с нами к концу. В противном случае, полк. Иванов грозил карою и новым погромом, если они не выполнят своих обязательств к нам, будут продолжать грабить и тревожить население ханства».
Отлично вышел Иванов из затруднения! Теперь главная цель, указанная ему Кауфманом, значительно расширилась: он становится на защиту не только наших, но и хивинских подданных!
Его отряд, по понятиям туркестанских военных, является передовым, а передовой отряд, по тем же понятиям, должен представлять беспрестанные случаи к отличиям, а стало быть, и наградам. Поэтому все неукротимые честолюбцы всегда и стремились в передовые отряды. Случай же к разным стычкам должен был искать сам начальник отряда, оправдываясь потом разными, подчас и сочиненными после стычки, благовидными предлогами… Все зависело от находчивости и остроумия чинов передового отряда, помогавших придумывать благовидные предлоги. Не для того мы взялись за перо, чтобы скрывать что-нибудь, да наконец, такой зуд в передовых отрядах приносил нам до сих пор только пользу: вспомним хоть совершенно взбалмошные действия Абрамова в джизакском передовом отряде, последствием коих была война с Бухарою и завоевание самой дорогой жемчужины Средней Азии, Самаркандского округа. А это повело за собой полное подчинение Бухары и затем облегчило движение на Хиву и ее порабощение.
Надо же быть справедливыми. Говоря о настроении духа оставляемых на Аму-Дарье войск, на стр. 116 «материалов» выражаются так: «Встречи с неприятелем войска жаждали, так как вообще боевые движения ободряют дух и возвышают нравственные силы наших войск». Это действительно верно, и военные это хорошо знают, кто испытал на себе или видел на других. Последний негодяй перестает негодяйствовать, когда смерть глядит в глаза!
Итак, войска жаждали нанести неприятелю травматические повреждения… Но кто же неприятель? Хивинцы не дрались с нами и бросали крепости на волю Божию, даже во время войны, а теперь стараются только сорвать подороже за всякую поставку. Они же молят постоянно о защите их от туркменов.
Дрались с нами только туркмены и киргизы. Очевидно, это и есть «неприятель», достойный получить еще несколько шишек.
В январе 1874 года Иванов прослышал, будто туркмены собираются перейти Аму-Дарью по льду и порасчесать наших подданных. Материалы называют это попыткою «открыто восстать против нас», хотя эта попытка ровно ничем не выразилась… Иванов быстро двинулся с частью отряда к Нукусу, перешел реку по льду и стал жечь ближайшие к Кипчаку кочевья туркменов рода Кульчар (караджель-гелды). Это произвело всеобщую панику, и к Иванову тотчас явились депутации от соседних родов с просьбой о пощаде… Он потребовал взноса недоимки, освобождения задержанных рабов и возвращения соседям-узбекам всего награбленного. В это время река тронулась и волей-неволей надо было удовлетвориться произведенным впечатлением, без всяких практических, осязательных результатов, и спешить домой. Переправясь на лодках обратно, Иванов воротился 29 января в Петро-Александровск без потерь. Это одно уже доказывает, что «открытое восстание» еще не успело созреть хорошенько в умах туркменов, и что Иванов отличился тут, собственно, даром угадывания чужих мыслей.
Три или четыре месяца туркмены после этого просидели спокойно, собирая, хотя и довольно туго, недоимку контрибуции, но ко времени начала кочевок, т. е. концу апреля, когда могли рассчитывать уйти из-под наших ударов, они снова принялись за грабеж. В последующие месяцы беспорядки иногда вдруг прекращались — это когда в ханство дойдет известие о прибытии к русским подкреплений с Сыр-Дарьи. То были маршевые команды из новобранцев и людей 8-го линейного и 4-го стрелк. батальона, остававшихся в Казалинске и Перовске при вещах. Пришли также новые сотни на смену прежних. Пришел также 3-й стрелк. батальон на смену 4-го. Новый батальон шел до Кармакчей из Ташкента сухим путем, а оттуда на пароходах и баржах. С ним отпущены были и туркменские заложники, не принесшие своим пленом ровнехонько никакой пользы. Правда, две роты 4-го батальона оставлены были временно до весны 1875 г. Их и поместили в Нукус. Все это казалось туркменам подкреплениями и вызывало догадки насчет каких-то грозных замыслов. Поэтому они и притихали на время, а когда узнали, что взамен прибывших сотен и батальона выступило столько же частей на Сыр-Дарью, то снова принялись за старое.
Мы не будем приводить больше «благовидных предлогов» Иванова — за ними, конечно, у него дело не станет. Скажем только, что в январе 1875 г., когда Аму-Дарья замерзла, он снова пошел «на ту сторону». Отряд в 1500 человек из 6 рот, 2 сотен, 6 орудий и 4-х ракетных станков выступил 7 января, переправился 16-го у Ходжейли, а вернулся 1 февраля, переправясь у Ханки. «Вся экспедиция произведена была без выстрела и отряд нигде не встретил сопротивления», — говорится в «Материалах». Туркмены внесли в эти 15 дней, пока русские обходили их с визитами, 36 000 рублей. О каких-нибудь погромах или поджогах официальные данные не упоминают.
