Главные люди опричнины. Дипломаты. Воеводы. Каратели. Вторая половина XVI века - Володихин Дмитрий Михайлович
Другое дело — центр, козельские, тверские и ростово-суздальские земли. Они отличались плодородием, издревле осваивались, были густо заселены и представляли собой золотой фонд русской пашни. Кроме того, перечисленные области расположены относительно недалеко от главных опричных резиденций Ивана Васильевича — Александровской слободы и Московского дворца. А значит, по идее у командования появилась возможность быстро собирать опричную армию в кулак.
Фактически речь идет о полномасштабном выполнении реформы, задуманной намного раньше, т. е. испомещении в центральных, наиболее близких к Москве и наиболее освоенных областях, «избранной тысячи». Что касается действительных, иными словами, документально подтвержденных фактов получения опричным «офицерским корпусом» значительных поместий на реквизированных землях, то их известно немало, и ни у кого они не вызывают сомнений. Испомещались даже иностранцы-опричники, подтверждением чего служит сообщение немца-опричника Генриха Штадена о пожаловании ему поместий под Москвой и в районе Старицы. После того как опричное войско и опричную администрацию упразднили, была совершена земельная «рокировка»: те, кто еще мог претендовать на возврат земельных владений, отобранных в первые годы опричнины, частично получили их назад.
Опричнина явно не была нацелена на создание «дружины» царских «телохранителей». Для решения этих задач вполне хватало нескольких сотен бойцов, охранявших царскую семью в Опричном дворце. Не будь опричнины, с подобными задачами справились бы 1–2 стрелецких приказа, состоявших из служилых людей «по прибору»{32} с незначительным количеством дворян на офицерских должностях. На худой конец такого рода гвардией могла бы стать команда наемников. При дворах европейских монархов нередко караул несла стража, набранная из иностранцев, например шотландцев и швейцарцев. По крайней мере, в последние годы жизни Иван IV сделал то же самое: в его распоряжении был отряд из 1200 иностранных солдат, в том числе тех же шотландцев с Джимми Лингетом во главе{33}. Упоминаются служилые «немцы» и в русских разрядах 1570х годов. Таким образом, цели опричнины были явно шире, чем сбережение царя от заговоров и покушений. Прежде всего речь шла о создании особой армии — наилучшим образом укомплектованной, вооруженной, легко управляемой, с командными кадрами, всецело преданными царю. А значит, обеспечение столь значительного количества служилых людей должно было потребовать масштабных перемен в землевладении. Именно это происходило в массовом порядке: вотчины и поместья стремительно меняли хозяев.
Помимо богатых земель и новых возможностей для карьеры, опричники получили обширные судебные привилегии.
Английский дипломат Джильс Флетчер, побывавший на русской территории в 1588–1589 годах, сообщает: «…разделил он (Иван IV. — Д.В.) своих подданных на две части, или партии, разъединив их совершенно между собой. Одни из них были названы им опричными, или отборными людьми. К ним принадлежали те из лиц высшего сословия и мелких дворян, коих царь взял себе на часть, чтобы защитить и охранять их как верных своих подданных. Всех прочих он назвал земскими, или общими. К земским относятся простой люд и те дворяне, которых царь думал истребить как будто бы недовольных его правлением и имеющих против него замыслы. Что касается опричников, то он заботился, чтобы они своим числом, знатностью, богатством, вооружением и прочим далеко превосходили земских, коих он, напротив, как бы лишил своего покровительства, так что если бы кто из них был ограблен или убит кем-нибудь из опричников, которых он причислял к своей партии, то нельзя уже было получить никакого удовлетворения ни судом, ни жалобой царю»{34} (курсив мой. — Д.В.). Допустим, Флетчер писал это через два с лишним десятилетия после того, как была учреждена опричнина, к тому же писал в виде политического памфлета, недоброжелательного по отношению России. Он мог и ошибаться, и пускаться в публицистические передергивания. Допустим, никакие источники по истории опричнины не позволяют предположить, что она когда-либо предназначалась для полного истребления земских дворян. Но свидетельство Флетчера о судебной «неуязвимости» опричников перед земскими людьми находит подтверждение у другого автора.
Уже упоминавшийся Генрих Штаден оставил «мемуары» о своей службе в опричнине. Это источник, совершенно независимый от Флетчера. От первых лет опричного режима Штаден сохранил знаменитую фразу Ивана IV, отправленную в органы судопроизводства: «Судите праведно, наши виноваты не были бы»!{35} Это отражает обстановку, действительно сложившуюся во второй половине 1560х годов. По сравнению с земскими опричники имели огромное преимущество во всякого рода расследованиях и тяжбах.
Итак, в 1565 — начале 1566 года царь мог торжествовать победу. Он получил под свой контроль мощный военно-политический ресурс, абсолютно независимый от княжат. Монарх обеспечил этот ресурс материально и дал ему юридическую неприкосновенность. Он вырастил небольшую армию, которая в перспективе должна была увеличиться в размерах. В 1565 году опричнина могла выставить в поле лишь два небольших отряда. В 1567–1568 годах опричный полевой корпус состоял уже из трех полков. А весной — летом 1569 года он вырос до пяти полков.
Но два обстоятельства сильно сокращали почву для оптимизма.
Во-первых, опричная армия так и не смогла переломить ситуацию на литовско-ливонском фронте. Осенний поход 1567 года, в котором участвовал цвет опричной вооруженной силы, был свернут: царь опасался измены (ниже об этом будет сказано подробнее). Осада Ревеля общими силами земщины и опричнины (1570–1571) закончилась неудачно. Оборона Москвы от крымских татар в мае 1571 года и вовсе завершилась военной катастрофой. Собственно опричный отряд самостоятельно, без поддержки земских сил, нанес поражение неприятелю только один раз: в 1570 году воевода князь Дмитрий Иванович Хворостинин разбил татар у Зарайска. Важный успех, но плоды его были полностью утрачены в следующем году, когда крымцы спалили русскую столицу. Иными словами, военная сторона опричной реформы, по сути, важнейшая, не обеспечила решение стратегических задач. Государь Иван Васильевич жаждал победить в Ливонской войне — главном военном противостоянии его жизни. И опричнина ему в этом не помогла. Такова одна из главных причин разочарования царя в своем детище… Но пока до разочарования оставались еще годы: опричная военная машина разворачивалась медленно, к серьезным боевым операциям она сможет приступить лишь ко второй половине 1567 года.
Во-вторых, утверждение опричнины вызвало напряженность в русском обществе. Ее острота постепенно нарастала.
Разумеется, высшая титулованная аристократия остро почувствовала утрату важных позиций. Казнили нескольких людей из ее среды — так могут казнить и большее количество. Это вызывало страх и гнев. А появление «конкурирующей» служилой иерархии создавало плацдарм для нового наступления на права и привилегии «княжат».
Но в этом еще нет великой беды. Ведь, как уже говорилось, государи московские и служилая знать давно «толкались», определяя, кому и сколько власти принадлежит на данный момент. Иван IV резко потянул одеяло на себя. Однако он не собирался уничтожать «княжат» и даже не стал отбирать власть у главнейших аристократических родов, позволив им распоряжаться в земщине. Иными словами, царь потеснил, но не раздавил «княжат», да и вряд ли планировал «очистить» административное поле от лучших управленцев, какими тогда располагала Россия.
Гораздо хуже другое. Земельная политика опричнины разорила многих служилых людей, сделала их бедняками, оторвала от родовых корней, связанных с вотчинами, и забросила на край земли — в казанскую ссылку. Недавно завоеванная Казанская земля еще пылала бунтами, откуда же там было сыскать пахотную силу для той скудной землицы, которой наделили ссыльных? По сравнению с прошлым житьем они воспринимали новое как сущее бедствие. А судебные привилегии опричников выглядели как попрание справедливости. Эти два инструмента опричной реформы задели интересы очень многих. Недовольство нескольких десятков знатных и богатых семейств опасно. Но недовольство тысяч служилых людей опаснее во сто крат! Ведь каждый из них — профессиональный воин. Каждый вооружен. Многие способны вывести в поле «боевых холопов». Это — сила. И не дай Бог всерьез задеть ее.
