1905-й год - Корнелий Фёдорович Шацилло
Делегация отправилась к председателю кабинета министров С. Ю. Витте. Выслушав ее, последний высокомерно ответил: «Мнение правящих сфер непримиримо расходится с вашим, господа…». Горький решительно перебил Витте: «Вот мы и предлагаем довести до сведения сфер, что, если завтра прольется кровь, — они дорого заплатят за это!..»{68}.
Все было тщетно.
В ночь на 9 января состоялось нелегальное заседание Петербургского комитета РСДРП. На нем было решено участвовать в воскресном шествии (поскольку предотвратить его не удалось), чтобы не оставлять рабочих без революционных руководителей. В рабочие районы, где гапоновцы с утра собирались формировать колонны манифестантов, направились специальные группы, составленные из знаменосца, агитатора и ядра, их защищавшего. В подходящий момент агитатору поручалось выступить перед рабочими массами, а знаменосцу поднять красный флаг. Подобные же решения приняли районные партийные организации Петербурга. Все члены партии обязывались к 6 часам утра 9 января быть среди заводских колони, направлявшихся к Зимнему дворцу.
В ночь на 9 января многие не спали. В рабочих кварталах шли последние приготовления к торжественному шествию: женщины доставали из сундуков праздничные наряды, мужчины начищали сапоги, готовили чистые рубашки. Для мирно спавших ребятишек в свежие платки заворачивались гостинцы: путь от рабочих окраин до дворца был неблизким.
Не спало и войско. У мостов через Неву, на ключевых перекрестках, на прямых улицах, лучами сходившихся в центре города, стояли шеренги солдат. Им выдали увеличенные запасы боевых патронов, от мороза и для храбрости поднесли по «царской чарке».
Ранним серым утром в воскресенье 9 января столица империи Романовых имела необычный вид. За 200 лег своего существования улицы Петербурга видели и слышали многое: парады гвардии и восстание декабристов, взрывы бомб, сокрушавших царя и его министров, цокот копыт казачьих копей и свист нагаек, опускавшихся на плечи и головы российских подданных. Но такое случилось впервые: более ста тысяч рабочих, их жен и детей, отслужив в районных отделах гапоновскпх обществ торжественные молебны, строгими чинными колоннами двинулись с заводских окраин в центр, к Дворцовой площади. Чопорные аристократические районы города разбудило пение священных псалмов и «Боже, царя храни!».
Впереди колонн шли священники в праздничных рясах, несли хоругви, иконы, портреты царя, царицы и лиц царствующего дома.
Максим Горький весь день 9 января провел на улицах Петербурга. Вот что писал он о том, как начиналось это воскресенье. «Вера приходила, обнимала людей, возбуждала их, заглушая тихий шепот сомнений… Люди торопились поддаться давно жданному настроению, стискивали друг друга в огромный ком единодушных тел, и плотность, близость плеч и боков согревала сердца теплой уверенностью, надеждой на успех.
— Не надо нам красных флагов! — кричал лысый человек. Размахивая шапкой, он шел во главе толпы, и его голый череп тускло блестел, качался в глазах людей, притягивая к себе их внимание.
— Мы к отцу идем!
— Не даст в обиду!
— Красный цвет — цвет нашей крови, товарищи! — упрямо звучал над толпой одинокий, звонкий голос.
— Нет силы, которая освободит народ, кроме силы самого народа.
— Не надо!
— Смутьяны, черти!
— Отец Гапон — с крестом, а он — с флагом.
— Молодой еще, а тоже, чтобы командовать…
Наименее уверовавшие шли в глубине толпы и оттуда раздраженно и тревожно кричали:
— Гони его, который с флагом!..
Теперь двигались быстро, без колебаний и с каждым шагом все более глубоко заражали друг друга единством настроения, хмелем самообмана. Только что созданный, «он» настойчиво будил в памяти старые тени добрых героев — отзвуки сказок, слышанных в детстве, и, насыщаясь живою силой желания людей веровать, безудержно рос в их воображении…
Кто-то кричал:
— «Он» нас любит!..
И несомненно, что масса людей искренне верила в эту любовь существа, ею же только что созданного»{69}.
Петицию, подписанную десятками тысяч рабочих, нес Георгий Гапон. И сейчас, по прошествии 75 лет, нельзя без волнения читать этот документ, созданный доведенными до отчаяния людьми, не понимавшими еще, как найти выход из своего положения, где искать правду. Они искренне верили, что найти ее можно у царя: ведь нм столько раз говорили в церквах и гапоновских обществах, что он их главный заступник и радетель, что «нет власти аще от бога».
«Государь! Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга разных сословии, наши жены и дети и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают люден, к мам относятся, как к рабам, которые должны терпеть свою участь и молчать. Мы и терпели, по нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь. Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук…
Государь, нас здесь многие тысячи, и все это люди только по виду, только по наружности, — в действительности же за нами, равно как и за всем русским народом, не признают ни одного человеческого права, ни даже права говорить, думать, собираться, обсуждать нужды, принимать меры к улучшению нашего положения. Нас поработили, и поработили под покровительством твоих чиновников, с их помощью, при их содействии. Всякого из нас, кто осмелится поднять голос в защиту интересов рабочего класса и народа, бросают в тюрьму, отправляют в ссылку. Карают, как за преступление, за доброе сердце, за отзывчивую душу. Пожалеть забитого, бесправного, измученного человека — значит совершить тяжкое преступление. Весь народ рабочий и крестьяне отданы на произвол чиновничьего правительства, состоящего из казнокрадов и грабителей, совершенно не только не заботящегося об интересах народа, но попирающего эти интересы. Чиновничье правительство довело страну до полного разорения, навлекло на нее позорную воину и все дальше ведет Россию к гибели»{70}.
После главного требования — Учредительного собрания, избранного на основе «всеобщей, тайной и равной подачи» голосов, в петиции выдвигались частные требования троякого рода: 1) принять меры против невежества и бесправия русского народа (амнистия, политические свободы, бесплатное обязательное народное образование);
2) принять меры против нищеты народной (замена косвенных налогов прямыми, прекращение выкупных платежей, передача земли народу, прекращение войны);
3) принять меры против гнета капитала над трудом (8-часовой рабочий день, повышение заработной платы, свобода профсоюзов, стачечной борьбы и др.).
Кончалась петиция словами, в которых слышалась не только мольба, но и угроза. «Вот, государь, наши главные нужды, с которыми мы пришли к тебе… Повели и поклянись исполнить их, и ты сделаешь Россию и счастливой и славной, а имя твое
