Завоевание Туркестана - Константин Константинович Абаза
Обыкновенно отряд поднимался рано, часа в два ночи. Если с вечера успевали запастись топливом, то кашевары приготовляли кашицу; если же нет — поднимались, закусив мерзлым сухариком. Впотьмах начиналась работа: одни убирали джуламейки, увязывали их, навьючивали на войсковых верблюдов, другие навьючивали мешки с овсом, ящики с порохом и прочие тяжести, а третьи укладывали больных. Жалобные крики верблюдов, ржание коней, многоязычный говор людей — их крики, понуканья — сливались в гул, заглушаемый лишь бурными порывами ветра. Вот верблюды наконец поднялись: их вытягивают в нитку, выезжают казаки в разные стороны, расходятся по местам солдаты. Заиграли поход, и отряд тронулся. «Стой!» — кричат. У верблюда свалился тюк: верблюда надо вывести, положить, поправить вьюк, потом снова поднять. Другой верблюд выбился из сил, свалился: опять «стой!» — вся нитка расстроилась. Надо верблюда развьючить, потребовать запасного; а пока все это наладится, люди стоят да стынут на ветру, на морозе.
С такими-то задержками отряд медленно подвигался по занесенной снегом пустыне, следуя за своими вожаками. Этих последних не смущала ночная тьма, не сбивали с пути самые жестокие бураны. Киргиз-вожак знал родную ему степь, как пахарь — свое поле. Часа за два до захода солнца отряд останавливался, причем старались выбрать место, где росли кустики или виднелся камыш. Но чаще всего воду заменял снег, а топливо — корешки трав; для того же чтобы покорить верблюдов, надо было расчищать для каждого местечко в несколько сажен — это была самая трудная, египетская работа. Степные киргизские лошади привычны с малолетства добывать себе корм, разгребая снег твердыми копытами, а верблюд этого не может. Пробовали выдавать киргизам муку для лепешек, чтобы подкармливать верблюдов, но вожаки вместо лепешек варили себе особое кушанье, похожее на галушки, а голодные верблюды только облизывались!
Отряд располагался на бивак так, что всегда был готов встретить неприятеля, откуда бы он ни появился: снаружи вьюки, в середине артиллерия, верблюды и лошади; спереди и сзади, на линии вьюков, дежурные части, готовые по первой тревоге стать в ружье; кругом — казачьи пикеты. Когда солдаты надергают корешков, начинают варить ужин — кашу с бараниной или с говядиной; но пока растает в котелках снег, глядят — уж и топлива нет! А тут стемнело: одному надо на часы, другому к верблюдам… Припасов не жалели, было всего вдоволь, и особенно заботилось начальство, чтобы больные ни в чем не нуждались: им варили щи из сушеной капусты и огурцов, не то бульон; их поили вином — за этим следил сам Перовский. Так или иначе — с ужином или без ужина — а часов в 8–9 вечера все смолкало, лагерь засыпал. Под жалобный вой ветра перекликались одинокие часовые; за полночь, когда мороз крепчал, оклики становились все реже и реже — кто засыпал до трубы, а кто навеки. Бдительные казаки не раз слышали замиравшие крики: «Сме-е-е-ну! Заме-е-ерз!..» Были ночи, когда замерзала в градусниках ртуть, что означало мороз не менее, как в 32 градуса.
За неделю до Рождества отряд пришел на Эмбу, на 34-й день похода, из них только 15 прошли без буранов. Кругом на далекое расстояние расстилалась плоская равнина, занесенная снегом. И вот на ней вблизи самого укрепления расположились в джуламейках все 4 колонны, затем подошли уральцы. Больных положили в светлые землянки, и они стали понемногу поправляться. Люди лакомились печеным хлебом, которого не пробовали больше месяца; они ходили на кухни обедать, ужинать и тут два раза в день отогревались.
Уцелевшие лошади и верблюды тоже отдохнули, так как сена и овса было заготовлено вдоволь. Отряд простоял тут более двух недель, собираясь с силами для дальнейшего похода. Тут впервые услыхали о хивинцах.
Дело было так. 18 декабря, рано утром, появилась перед укреплением Ак-Булак конная толпа, в числе около двух тысяч всадников. Разделившись на две части, они сразу накинулись на укрепление, но маленький гарнизон — всего-то с больными 160 человек — знал свое дело; живо все стали по местам, грянули из пушек и отбили приступ. Еще раза два кидались туркмены с такой же удачей; тогда они попытались поджечь скирды с сеном, стоявшие сзади, — и тут казаки их выследили да встретили залпом. На другой день проведали хивинцы, что к укреплению идет небольшой русский отряд и скрылись. Действительно, Перовский выслал с Эмбы транспорт из верблюдов и повозок, чтобы забрать из Ак-Булака больных и некоторые тяжести. Прикрытие состояло из одной пехотной роты (140 человек) под начальством штабс-капитана Ерофеева. Отряд прошел весь путь, но за 20 верст от укрепления его застал страшный буран. Пришлось остановиться, где случилось, да к тому же не распорядились выставить посты; даже ружья находились в тюках, каждый хлопотал о том, как бы поскорее приютиться. Едва в отряде успокоились, как из-за пригорка выскакала партия туркмен с гиком и криками «Алда! Алла!» У передних всадников торчали длинные пики, остальные были вооружены шашками, лишь у немногих висели сзади тяжелые ружья. К великому счастью отряда, на краю бивака стоял ротный барабанщик: он выхватил палки и забил тревогу. Раскаты барабанной дроби испугали лошадей; они взвились на дыбы или сворачивали в стороны, сметая всадников. Прошло 2–3 минуты, казаки успели выхватить из чехлов ружья, дали залп, а пехота достала из тюков свои ружья. Однако туркмены отбили 30 верблюдов, стоявших в сторонке, причем заарканили и нашего солдата. Теперь, на расстоянии двух ружейных выстрелов, они занялись разделом добычи, а у нас в это время устроили каре из тюков и саней, насыпали снеговой вал, привели в порядок ружья. Подкрепившись пищей, туркмены повторили атаку: их подпустили на ружейный выстрел, дали один залп, потом другой. Ружья клались на тюки, стреляли наверняка в густую толпу. Кстати и буран стал утихать. Когда рассеялся дым, увидели наши, что многие лежат на снегу, кони барахтаются, остальная толпа мчится на бугор. Там они о чем-то посовещались, потом, разделившись на две партии, опять пустили коней вскачь. Эта атака также была отбита — около 30 туркмен остались на месте; их кони носились по снежной пустыне без всадников. Вновь съехались они в большую толпу, покричали, покричали, после чего половина партии спешилась и погнала перед собой наших же верблюдов; около 200 человек шли с пиками отдельно. Верблюды