За тысячи лет до армагеддона - Валерий Сопов
— Время от времени чудеса происходят, — пояснил Жека. — То рыба с неба падает, то вот Ахмед прорицает.
— Ну конечно, чуть что, вали все на Ахмеда, — возмутился житель Атлантиды, который, оказывается, прислушивался к нашему разговору, занимаясь при этом высокоинтеллектуальной деятельностью, как то художественным промыслом: с помощью огромного тесака — наверняка Юрка с собой из будущего прихватил, он такие штучки любит — пытался из деревяшки вырезать что-то, напоминающее ложку. Получалось, откровенно говоря, коряво.
— Я, между прочим, у себя на родине числился прорицателем четвертого посвящения. А это о-го-го.
— Так вашим же, прорицателям, пить запрещали, — удивился Женька, — ты же сам говорил. А у тебя не очень-то получается без спиртного.
— Поэтому и четвертого, — неохотно согласился Ахмед.
На этом тема с местными несуразностями и чудесами себя исчерпала, и выяснилось, что в будущем, к которому я с Юрой и Женькой имели непосредственное отношение, все обстояло значительно запутаннее. Получалось, что мы вроде бы здесь находимся в некой защитной капсуле. И вообще, мы находимся не совсем здесь. И радикальные изменения с нами, как то старение и смерть, могут проистекать только по месту основной прописки во времени. Здесь тоже на неприятности нарваться можно, фингал например получить или руку сломать. Но чем радикальнее возможное воздействие, тем больше вероятность того, что этому воздействию что-то помешает.
— Мы когда с Ахмедом впервые познакомились, — объяснял мне Женька на живом примере ситуацию с вероятностями, — так очень не понравились друг другу. Я грешным делом подумал, что на петикантропа напоролся. Ну Ахмед меня и решил по головке своей дубиной приголубить. А дубина у него была будь здоров.
— Из ствола дерева Кофир, — гордо подтвердил Ахмед. — Тяжелее камня и тверже железа.
— На лицо потенциально радикальное воздействие на голову, — согласился Женька. — И что ты думаешь отчебучила теория вероятности? Нет, чтобы какой корешок под ногу подсунуть, дабы клиент споткнулся, на худой конец женский образ явить посимпатичнее, в племени пару таких красавец есть, что одним взглядом парализовать могут, а Ахмед у нас натура увлекающаяся, вдруг драться бы и передумал.
— Кто бы говорил, — пробурчал Атлант.
— Так нет же. Ничего умнее, чем ниспослать с неба метеорит, да так точно, чтобы срезать большую часть дубины, окружающая действительность не придумала. Я когда услышал, как Ахмед матерится, хоть и на незнакомом языке, сразу понял — это не петикантроп. Так и живу здесь последние двадцать три года, продолжил Жека, не старею, не нервничаю, даже растолстеть не удается, а если какая крупная неприятность возникает, так все само по себе и рассасывается. Лафа, только вот волком выть хочется. И заметь, в таком режиме предстоит перекантоваться сто двадцать столетий. Это тебе не какой-то убогий Вечный Жид, с его несчастными двумя тысячами лет. А ведь у старика, говорят, крыша поехала на пятой сотне. Мы когда с Юркой сообразили, в какую халепу влипли, так что только не делали. И ядами себя травили и голодом морили, и даже харакири пытались совершить. Ничего не берет.
— Это что же, — уточнил я, можно совсем ничего ни есть, ни пить, и жив останешься?
— Еще как останешься, — подтвердил Жека. — Даже не похудеешь. Но учти, жрать будет хотеться жутко.
— Ну, все не так и плохо, предположил я. Это же практическое бессмертие, мечта всего прогрессивного человечества. Все-таки я не понял, в чем подлянка. С женщинами что ли проблемы?
— Вот тут никаких проблем, — мгновенно отреагировал Жека. Даже дети регулярно рождаются. Видно, секс не попадает в категорию радикальных воздействий.
— Я когда в племя попал, — наябедничал Ахмед, — смотрю половина детей курчавые, как Женя, а вторая половина зеленоглазые, как Юрка.
— Зато сейчас дети меньше шести килограммов весом от рождения, практически не появляются, — парировал мой однокашник. — А проблема, Андрюха, в том, что если тело и готово продержаться двенадцать тысяч лет, то мозги на этот период совершенно не рассчитаны. И дело не в органических повреждениях, тут опасаться нечего. Дело в банальной психике. Ну не выдерживает она больше двухсот-трехсот лет. А что может быть ужасней, чем бессмертный слюнявый идиот. Тебе Ахмед расскажет. Они у себя в Атлантиде давно бессмертие придумали. Провели тотальную вакцинацию вирусом физического бессмертия. Судя по всему, что-то радикально перестраивающее способность к регенерации и блокирующее старение. Думаю, Ахмед под настроение тебе покажет. Ему если палец отрезать, то через три дня новый вырастет. А где-то через триста лет, крыша у всех Атлантов и поехала. Сначала атрофировалась детородная функция, и не то чтобы способности исчезли — интерес пропал. А потом повально все начали с ума сходить. Представляешь, целая нация сумасшедших. Пока друг дружку не извели, такого накуролесили. Но им проще было, если голову отбить, новая вырасти не успевает, да и без пищи они обходиться не умели. Все-таки против закона сохранения энергии не попрешь.
— Ты бровь удивленно не загибай, — отвлекся от основной темы Жека.
— Мы, конечно, без пищи можем обходиться, только знаешь, сколько в нас энергии при переходе закачало. Пол города без света — это так, ерунда. Установка энергию прямо из континуума тянула.
— Короче, все вымерли, один Ахмед остался, — вернулся однокашник к теме безумных Атлантов. — Он у них с одной стороны поздний ребенок, ему и двухсот еще нет. Но дело, думаю, в другом. Скажу по секрету, Ахмед у нас припадочный.
— Сам ты припадочный и придурок, — возразил Ахмед.
Игнорируя гнусные инсинуации, Женька продолжил.
— Сравнительно регулярно, с интервалом лет в пятьдесят, Ахмед впадает недели на две в кому. А когда приходит в себя, почти ничего из прежней жизни не помнит. Он последний раз этот фокус исполнял уже в нашем с Юркой присутствии. Родной язык почти не помнит, так, отдельные слова, в основном матерные, зато по нашему видишь как шпарит. Этакая радикальная психическая клизма. Мы вот думаем, как себе нечто подобное устроить. Конечно информация теряется, считай, процентов на девяносто пять. Но только если основные события записывать, то жить можно.
— При условии, что