Александр Немировский - Откуда пошел, как был организован и защищен мир
— Что ты от меня хочешь? — спросил Ману, наклонившись.
— Я боюсь рыб, более сильных, чем я. Опусти меня в сосуд. Когда же я вырасту, перенеси в другое место.
У ног Ману был волшебный, полный воды кувшин. Из него он, становясь на колени, не опуская рук, утолял жажду, а вода не убывала. Ману опустил рыбку в кувшин, и с этого времени утолял жажду из реки.
Минуло много осеней, и до Ману донесся уже знакомый ему, хотя и не столь тонкий, как прежде, голос:
— Перенеси меня в другое место, ибо кувшин стал мне тесен.
Рыбка сильно подросла, но не настолько, чтобы быть в безопасности в реке. Ману отнес её в пруд. Прошло много осеней, и рыба настолько выросла, что уже не могла плавать в пруду, и Ману отнес её в Гангу. Она находилась там до тех пор, пока однажды, повернувшись, не перегородила реку и этим вызвала наводнение.
Тогда Ману решил перенести рыбину в Океан. Была живая ноша тяжела, но желанна сердцу праведника. Запах рыбы и прикосновение к ней доставляли ему наслаждение. Кажется, и Ману стал приятен рыбе. Во всяком случае, опущенная в океан, она не погрузилась сразу на дно, а держалась на поверхности, с любовью и признательностью глядя на Ману.
Затем она проговорила, да так громко, что сказанное можно было услышать на другом краю земли:
— Ты сделал все, чтобы спасти меня. Теперь мой черед позаботиться о тебе. Знай же! Близится великий потоп для очищения мира от грязи и порока[3]. Ты должен сбить крепкую лодку и привязать к её носу веревку с петлей. Потом нарой семян, что в земле, набери тех, что в воздухе, и жди моего появления. Ты меня отличишь по рогу, который я для тебя наращу на носу.
Когда такая рыба появилась, Ману набросил петлю на её рог, уселся в лодку, и рыба понеслась. Волны, образовывавшиеся от движения её хвоста, были подобны горам. Лодку швыряло из стороны в сторону, как щепку, и Ману приходилось держаться обеими руками за борта.
Многие годы рыба без устали тянула лодку. Внезапно волны опали и качка прекратилась. Ману увидел поднимающуюся из моря гору. И вновь он услышал голос рыбы:
— Знай: я — Брахма, творец всех живущих. Спасая тебя от потопа, я спас все живое. Высаживайся и живи на этой Северной горе[4]. Возроди из собранных тобою семян растения и животных.
Ману сделал, как ему было велено. Первой он возродил кормилицу корову, дававшую ему топленое масло, сметану и творог.
Однажды он все это смешал, чтобы принести жертву богам. Через год из составленной им смеси вышла девушка — белая как сметана, с розовыми от света зари трепещущими губами и темными как ночь волосами. Крепкотелая, она твердо ступала по земле, и её тонкие ступни оставляли масляный след.
Как-то захотела масляноногая осмотреть мир, ещё не населенный людьми, и отправилась на прогулку.
Митра и Варуна тотчас заметили на земле незнакомые следы и заинтересовались, кто бы их мог оставить. Спустившись на землю, они пошли по следам и догнали девушку.
— Кто ты? — спросили они её.
— Я — Илу, дочь Ману, — ответила она.
Митра и Варуна переглянулись, после чего Митра обратился к деве:
— Мы боги Митра и Варуна. Назови себя нашей дочерью.
— Нет! — ответила Илу, потупившись. — Я дочь Ману.
— Кто? Кто ты? — переспросил также и Ману.
— Твоя дочь.
— Но как же, о благородная, можешь ты быть моей дочерью? — удивился Ману.
— Ты, а не кто-либо другой, — объяснила девушка, — дал мне жизнь, замешав на воде топленое масло, сметану и творог. Поэтому пользуйся мною в свое удовольствие, когда станешь приносить жертву богам. И будешь богат потомством и стадами. Какого бы благодеяния ни испросил ты у богов с моей помощью, полностью получишь все, что попросишь.
И зашагал вместе со своей дочерью Ману, распевая гимны и как только неукоснительно исполняя ритуал. И когда изъявил он желание иметь обильное потомство, боги услышали его. И пошел от него весь род человеческий, который и есть род Ману[5].
1. Ману — в «Ведах» — сын Вивасвата (солнечного божества) и брат Ямы, первый из живущих на земле и царь (Rv., VIII, 52). В эпосе насчитывается 14 Ману, 7 бывших и 7 будущих, от которых ведет начало человечество в каждый из мировых периодов).
2. В тексте приводится санскритское название рыбы, но оно не поддается идентификации. Впрочем, по другой, более поздней версии мифа, рыба аватара Вишну, и спасает она множество живых существ.
3. Миф о потопе был широко распространен в древности. Это предание, датируемое VIII в. до н. э., в некотором отношении близко к библейскому: бог предупреждает человека о грядущих бедствиях. Но потоп не служит наказанием за грехи человечества. Ману — единственный из избежавших гибели людей, и ему приходится воссоздавать с помощью богов человеческий род.
4. Северная гора так же, как в библейском мифе, является местом спасения. что, возможно, связано с общими представлениями о севере как месте обитания богов (сравни греческий миф о стране гипербореев и этрусскую печень из Пьяченцы, где главные боги занимали северную сторону).
5. Поскольку санскр. «человек» — manusa (в дословном переводе потомки Ману), надо думать, что само это слово послужило основой для возникновении мифа о Ману как прародителе человечества.
Чьявана
Было у Ману девять сыновей, девять могучих витязей, от которых пошло девять племен, заселивших ещё не слышавшую человеческого голоса землю. Однажды в племени четвертого сына, Шьячи, начался раздор. Брат стал против брата. Сын отвернулся от матери, мать от сына.
Подобные бедствия, постигающие порою племена, роды и семьи, пострашнее мора и войны. Причины их сокрыты от глаз человеческих, и враждующие в слепоте и безумии ищут их объяснения каждый в другом — брат в брате, сын в матери, мать в сыне. Но царь племени Шьячи был мудр и всюду неутомимо искал корень губительной вражды, но не мог его найти, пока случайно не пришел к озеру, избранному подвижником Чьяваной местом для моления и умерщвления плоти.
При виде царя, который его почтительно приветствовал, отшельник отвернулся. Царь был этим удивлен и спросил:
— Может быть, сам не ведая, я чем-нибудь тебя оскорбил или просто неприятен?
— О нет, — ответствовал Чьявана, — не оскорбил. Не неприятен. Меня обидела твоя прекраснобедрая дочь Суканья, и с тех пор я не знаю покоя. Однажды ночью она вместе с другими девами вывела коней на водопой. Надо тебе сказать, что во мраке мои глаза мерцают, как уголья в алтаре. Твоя же любопытная дочь, приняв их за светляков, ткнула мне в глаза своими пальчиками.
Поняв, в чем причина раздора в племени, царь закричал:
— О! Это великая обида! И я готов её искупить — отдать тебе своих коров, свои сокровища, да и вообще выполнить любую твою волю. Выскажи её, мудрейший!
— Мне не надо ни коров, ни сокровищ. Я хочу стать твоим зятем. Отдай мне в жены твою прекрасную, невольно согрешившую дочь.
И отдал царь Суканью в жены дряхлому старцу как искупительную жертву согласия.
И воцарился в племени мир. Брат более не косился на брата. Сын и мать не отвращали друг от друга лиц. Но красота Суканьи едва не повергла человечество в грехи. А было это так. Купалась Суканья в том же озере, куда водила раньше коней на водопой, а супруг её неподалеку, воздев руки к небу, совершал молитву. И увидели Суканью, выходящую из воды, пролетая по небу, боги-близнецы Ашвины. Охваченные любовью, как пламенем, они мгновенно спустились на берег, и один из них обратился к красавице с таким словами:
— Мы дети Солнца, дева. Красота твоя несравненна. Выбери одного из нас в мужья.
— Не могу, — отвечала Суканья. — Я не дева. У меня есть муж, святой отшельник. Видите, вон он стоит и молится.
Повернули Ашвины головы и расхохотались, да так громко, что из воды высунулось несколько сотен рыбьих морд.
— Ха-ха! Ты предпочитаешь нам этого старца?
— Но он прекрасен духом, — возразила Суканья обиженно. — Конечно, было бы хорошо, если бы он был так же прекрасен, как вы. Но ведь это невозможно.
— Для нас нет ничего невозможного, — отозвались Ашвины. — Мы боги. Передай своему супругу: если он хочет стать таким же, как мы, пусть спустится с нами под воду, и ты сможешь выбрать супруга из нас троих.
И вот спустились Ашвины вместе со старцем в озерные глубины, и поднялись оттуда не два, а три близнеца, совершенно неотличимые друг от друга. Долго всматривалась в них Суканья, не зная, на ком остановить взгляд, пока один из юношей не дал ей тайный знак. Это был Чьявана, вернувший себе молодость.
Не зная, как отблагодарить Ашвинов, он преподнес им сому и пообещал совершать жертвоприношения ею в их честь, как это полагалось делать в честь Индры и других великих богов. И удалились Ашвины на небо, не гневаясь на отшельника и на людей. И с тех пор нет у смертных на небе больших заступников, чем Ашвины.
Индра-изгнанник и Шачи[1]
