Ричард Холланд - Октавиан Август. Крестный отец Европы.
К концу пятилетнего срока правления Цезаря Рим сделался для законопослушных граждан опасным местом: за время власти триумвирата в городе не стало закона и порядка. Цезарь уже подчинил римскому владычеству большую часть Галлии и увеличил число подчиненных ему легионов до восьми. Однако ему нужно было время, чтобы завершить и закрепить свои замечательные достижения. Кроме того, он собирался завоевать некий таинственный остров далеко на севере, в существование которого многие римляне даже не верили.
Самому же Цезарю удалось полюбоваться через пролив белыми утесами Британии. Он расспрашивал британских воинов, которых встречал в Галлии. Цезарь знал: остров существует — и со свойственной ему самонадеянностью намеревался присоединить его к прочим военным трофеям. Цезарь не имел права вернуться в Рим — по существующему закону он в этом случае лишился бы своего поста. И потому по дороге на юг он остановился в тосканском городке под названием Лукка, где его ждали Помпей и Красс. Их сопровождали сто двадцать сенаторов со свитой, которые прибыли из Рима, желая продемонстрировать триумвирам поддержку и в надежде заслужить их благосклонность — республиканская система вырождалась весьма быстро. Цезарь, конечно, пожелал продлить срок своих полномочий еще на пять лет — он ведь не знал, сколько времени потребуется его легионам на покорение Британии. Взамен он согласился, чтобы его союзники получили должности подобного же уровня.
В 55 году до нашей эры Помпей и Красс были избраны на консульство. Никто не мог препятствовать их назначению на высокие военные посты — Помпея в Испанию, а Красса — в Сирию. Однако кому-то из триумвиров следовало оставаться в Риме и защищать интересы двух других. Цезарь оставаться не мог. Красс намеревался выполнить давно задуманный честолюбивый план — вторгнуться в Парфянское царство. И для защиты союза оставили Помпея. Согласно закону, тот, как проконсул, не мог оставаться в Риме. Он вышел за городские стены, назначил себе легатов, которым предстояло отправиться в Испанию от его имени, а сам стал принимать сенаторов в своем новом доме. Было ли в истории другое такое время, когда столь обширная империя управлялась столь нелепым способом? Ни один из триумвиров не мог легально войти в столицу, в которой следовало располагаться правительству. Двое из них отправились в разные концы римского мира — с мощнейшими армиями, но весьма слабыми представлениями о предстоящих испытаниях. Третий остался в Риме — полководец, чье войско находилось на расстоянии месячного пути.
Столь пренебрежительное отношение взывало к возмездию. И оно настигло в полной мере всех троих, хотя Цезаря позднее, чем прочих.
Удача пока еще держалась на его стороне, хотя оба раза, вторгаясь в Британию, Цезарь рисковал потерять и всю Галлию, и все войско, и жизнь. Первое вторжение было скорее разведкой. Второе, спланированное более тщательно, едва не окончилось катастрофой: буря разбила стоявшие на якоре корабли Цезаря, и перед тысячами разъяренных воинов он остался без средств к отступлению. Цезарь хорошо знал свое дело. Он сумел и выстроить новый флот, и разбить наголову бриттов, и отплыл в Галлию, взяв заложников, а также обещание, которое побежденные так и не выполнили, — регулярно выплачивать Риму контрибуцию.
В то же самое время пришел конец триумвирату. В битве при Каррах, в Месопотамии (современный Ирак), Красс потерял две трети войска — а заодно и жизнь. Ведомый тщеславием, он стремился завоевать Парфию, сильнейшего из соседей Рима. Парфянское царство простиралось до самой Индии. Квестор Гай Кассий Лонгин (тот самый Кассий, будущий убийца Цезаря) вернулся в Сирию с остатками войска, которое перегруппировал, и успешно отбил нападение парфян.
В Риме судьба нанесла уже разваливающемуся союзу еще один удар. Дочь Цезаря, Юлия, вышедшая в 60 году до нашей эры замуж за Помпея, в сентябре 54 года до нашей эры скончалась от родов. Цезарь предложил в супруги пятидесятидвухлетнему Помпею другую молодую родственницу — Октавию, дочь Атии и сестру Октавиана. Благодаря такому союзу девятилетний Октавиан стал бы шурином Помпея.
Дело, однако, осложнялось тем, что Октавия уже состояла в браке с сенатором Гаем Клавдием Марцеллом, оптиматом с сильными связями. Разумеется, Цезарю куда важнее было сохранить родственную связь с Помпеем, чем избежать раздора с Марцеллом. Помпей мудро отклонил предложение Цезаря. Сенат постарался усилить раскол между ними, назначив Помпея единственным консулом и поручив ему навести в Риме порядок.
Некоторые группировки в Риме, которые Цезарь финансировал, бесчинствовали в городе; кроме того, его власти над Галлией угрожало массовое восстание под предводительством верховного вождя Верцингеторикса.
Только в 51 году до нашей эры Цезарь смог окончательно разбить галльского вождя и усмирить больше сорока племен, воевавших под знаменами Верцингеторикса. К тому времени отношения между Цезарем и Помпеем, который породнился через женитьбу с патрицианским родом Корнелиев, стали быстро портиться. При поддержке сената Помпей провел новые законы, усложняющие процедуру выборов и не оговаривающие особых привилегий для Цезаря — теперь тот не мог попасть в консулы на второй срок, пока не кончилась его служба в Галлии. Оптиматы собирались разделаться с Цезарем, когда он не будет занимать государственной должности и его можно будет подвергнуть судебному преследованию.
Во время службы в Галлии Цезарь всегда заботился о том, чтобы его представители поддерживали постоянные связи с его клиентами на Апеннинском полуострове, а среди клиентов были не только отдельные важные граждане, но и целые города. Еще Цезарь посылал в столицу сообщения, которые публично зачитывались вслух и сильно способствовали росту его популярности. Октавиан наверняка читал эти письма — как и прочие учащиеся, вероятно, под руководством наставников. В двенадцатилетнем возрасте он делал успехи и в чтении, и в риторике; именно ему поручили произнести на Форуме траурную речь на похоронах его бабки — сестры Юлия Цезаря. Это было первое выступление Октавиана перед многочисленной публикой, в столице, которую ему предстояло сделать своей. Подобные мероприятия обычно готовились очень тщательно, в них участвовали мимы — они надевали маски предков покойного, сделанные при жизни или же посмертно. Речь Октавиана до нас не дошла, но можно не сомневаться, что, помимо обычного восхваления семьи Юлии и ее царственных и божественных предков, Октавиан не преминул ярко расписать подвиги ее брата в Галлии и Британии.
Цезарь — он не смог прибыть в Рим на похороны — отнюдь не бездействовал. Чтобы укрепить преданность легионов, он удвоил им плату, послал богатые дары царям и другим влиятельным лицам по всей державе, начал грандиозное строительство в Риме и прочих городах Италии и таким образом обеспечил работой своих сторонников из числа свободных ремесленников. Он послал полководца Марка Антония добиваться должности трибуна; Антония избрали, и он работал в паре с Гаем Курионом, талантливым оратором, который стал противником Помпея; Антоний и Гай Курион вместе защищали интересы Цезаря, прибегая к дипломатии и пользуясь правом вето.
В конце концов Цезарь предложил противникам в сенате новые условия: он объявил, что готов сложить с себя полномочия, если Помпей тоже оставит командование войском. В декабре 50 года до нашей эры Курион передал это предложение сенату; за его принятие проголосовали триста семьдесят человек и только двадцать два — против. Такой результат продемонстрировал всеобщее стремление к мирному урегулированию и нежелание поддерживать упрямых оптиматов. Меньшинство — двадцать два человека — отказались принять вердикт сената. Законной силы это решение все равно не имело, потому что исполнительная власть оставалась у старших магистратов.
На следующий день после голосования двое сенаторов, неся символический меч и сопровождаемые толпой единомышленников, явились к Помпею. Гай Клавдий Марцелл (супруг Октавии) был консулом, чей срок уже истекал, a Jlyций Корнелий Лентул Крус — консулом-десигнатом, которому предстояло занять его место. У них не было полномочий от сената или народа. Марцелл вложил в руку Помпея меч и сказал ему, что долг его — защищать Италию от возможного вторжения. Великий полководец не устоял перед столь драматическим жестом. Стоило оптиматам предложить Помпею верховную власть, и он, по-видимому, тут же позабыл, как они обошлись с ним двенадцать лет назад. А Марцелл, протягивая Помпею меч, несомненно, помнил, как Цезарь собирался отобрать у него молодую жену Октавию и отдать Помпею.
Ближайшее окружение Катона полагало, что Цезарь, столкнувшись с непреодолимой силой, отступит. Он был тогда в Равенне, зимовал в лагере с одним легионом, а восемь остались по другую сторону Альп. Находившийся невдалеке от Рима с двумя легионами Помпей, у которого были огромные резервные силы в Испании и Сирии, похвалялся — стоит, мол, ему лишь топнуть ногой в любом месте Италии, и тут же появится и пешее, и конное войско. Цицерон, однако, знал, что самым крайним оптиматам недостает общественной поддержки даже в Риме, не говоря уже о провинциях, откуда набирались солдаты. 17 декабря он писал своему другу Аттику: «Я не нашел ни одного человека, который предпочел бы сражаться вместо того, чтобы уступить требованиям Цезаря».
