Валерий Замыслов - Иван Болотников (Часть 2)
- Грешно, батюшка.
- Без греха веку не изживешь, без стыда рожи не износишь, Феклушка. Где грех, там и сладость, - вывернул Васюта и потянул девку в темные сени.
Болотников молчаливо пошатывался возле прялки; голова была тяжелой, плясали трепетные огоньки свечей в затуманенных глазах.
- Прилягу я, воевода.
- Почивай, Иван... Палашка! Проводи молодого князя в покои.
- Провожу, батюшка-воевода, - охотно кивнула девка и шагнула следом за Болотниковым.
Федька тяжело плюхнулся на лавку, повел мутными очами по светлице. Девки все еще стояли, ожидая воеводского слова.
- И вы почивайте. Ступайте в подклет... А ты побудь здесь, Агатушка, побудь, голубица.
Девки вышли, и в светлице стало тихо. Слышалась лишь веселая возня из сеней, где миловался с Феклой Васюта.
Берсень поднял хмельную голову. Агата, опустив руки, стояла, все так же спокойно и отрешенно посматривая на Федьку.
Берсень протянул к ней руку, усадил подле себя.
- Когда ласкова ко мне будешь, Агатушка?
- Не ведаю, воевода.
- Аль что худое тебе содеял?
- Нет, воевода. До самой смерти за тебя буду молиться, что от злых басурман вызволил. Мыкать бы мне горе на чужой сторонушке.
- Мыкать, Агатушка. Надругались бы над тобой поганые, ох, надругались. Вон ты какая ладная... Хочешь, златом, серебром тебя одарю?
- Ничего мне не надобно, воевода, - с грустью молвила Агата. Отпустил бы ты меня из терема. В родную отчину к матушке хочу.
- К матушке ли? - насупился Федька. - А, может, к суженому? Не он ли тебе сердце иссушил?
- Нет у меня суженого, воевода. По матушке соскучилась, по подружкам веселым да игрищам. Тут же скучно у тебя, воевода. Кручина меня гнет. Отпусти!
- Кручина гнет? - поднялся с лавки Федька. - Да я тебя враз развеселю! Девок-песенниц соберу, скоморохов кликну. Прикажи, Агатушка!
- Мне ли, крестьянской девке, боярину приказывать, - улыбнулась краешками губ Агата.
- Боярину? Да кой я боярин, - рассмеялся Федька, но тотчас опомнился, согнал ухмылку с лица. - Воевода я, Агата. Над крепостью и ратниками государем поставлен.
Придвинулся к Агате, положил руки на плечи, заглянул в глаза.
- Аль не мил я тебе, лебедушка?
Агата очей не опустила, глаза ее были пристальны.
- Сильный ты и отважный. Зрела, как басурман мечом разил. А вот каков ты душой - не ведаю.
- А ты полюби и поведаешь. Не так уж и плох я, Агатушка. Народ в крепости мною доволен. Жалую я простолюдина, а приказных мздоимцев кнутом потчую. Аль не слышала?
- Наслышана, батюшка. Праведно воеводствуешь. Ратный люд к тебе льнет.
- Вот-вот. Одна лишь ты, Агатушка, меня сторонишься. А ты полюби, согрей душу мою.
Федька прижался к Агате, поцеловал в губы. Но та но ответила на ласку, отстранилась, встала под божницу.
- Не надо, воевода. Богом тебя прошу!
Федька тяжко вздохнул и молча вышел из светлицы.
...Перед святой Троицей мать послала Агату в соседнюю деревню Якимовку.
- Добеги, дочка, до сестрицы. Пущай к нам на Троицу придет.
- Добегу, матушка, покличу.
До Якимовки версты три. Дорога тянулась боярской пашней, по которой сновали мужики с лукошками. Страдники сеяли яровые.
В Якимовке Агата бывала часто: там жила ее родная тетка. Были в деревне и задушевные подружки, с которыми Агата гуляла не одно красное дето.
Вечером девки и парни собрались на околице; качались на качелях, вели хороводы. Вдруг от березового перелеска послышались пронзительные гортанные выкрики. Парни и девки примолкли, повернулись к зеленому перелеску.
- Татары! - испуганно ахнула Агата.
До Якимовки рукой подать, однако добежать не успели: татары молнией неслись на резвых длинногривых конях. Настигли у самых изб. Парни выхватили из плетня по орясине, но тотчас были зарублены острыми кривыми саблями. Девок же повязали ремнями.
С ветхой деревянной колокольни ударили в набат. С вилами и топорами выскочили мужики из изб, отчаянно преградили путь ордынцам. Но схватка была короткой: уж слишком много татар навалилось на деревню. Все мужики были перебиты, в избах остались лишь одни дряхлые старики и старухи, но и их не пощадили ордынцы.
Деревню разграбили, спалили, а девок повели в далекий полон. Агата, привязанная арканом к седлу, брела подле низкорослой лохматой лошади и горько думала:
"Беда-то какая, господи! Даже малых не пожалели. Жестокие люди! Ох, не зря ж говорят: нет злей и свирепей степного ордынца". Вот он сидит на лошади. Желтолицый, узкоглазый, с длинной жильной плетью в руке. Хищно, скалит в кривой улыбке крепкие зубы, говорит татарину в лисьей шапке:
- Якши, девка. Якши!
Тот кивает и что-то долго говорит, издавая резкие звуки. Потом спрыгивает с лошади и подходит к Агате. Губы слюнявые, глаза быстрые и похотливые.
- Якши.
Вскидывает за подбородок лицо Агаты, откровенно любуясь синевой больших глаз, и затем тянется жадной, липкой ладонью к высокой девичьей груди.
- Якши, ясырка. Якши!
Агата с силой отталкивает ордынца прочь. В ответ - злобный выкрик и хлесткий удар плетью по спине. Татарин взмахивает на лошадь и пускает ее легкой рысью. Агате приходится бежать, иначе аркан стискивает шею, а ордынец, ощерив рот, все понукает и понукает коня. Так продолжается до тех пор, пока вконец обессиленная Агата не падает в горький полынный бурьян.
Несколько дней гнали полонянок по знойной степи. Потрескались ступни босых ног, почернели от жаркого солнца осунувшиеся лица. Мучила жажда. Татары возвращались в Бахчисарай Муравским шляхом и берегли воду. Лишь раз в сутки они подводили ясырок к бурдюкам, но три-четыре глотка теплой протухшей воды еще больше увеличивали жажду.
Ордынцы спешили в Бахчисарай, там они получат отдых, чистую родниковую воду и деньги за русских полонянок. Набив карманы золотыми монетами, они вновь разъедутся по своим кочевьям, покуда какой-нибудь мурза, князек или сам хан не позовет их в новый набег.
На седьмой день, когда ордынцы остановились на ночлег в одном из скрытных урочищ, из-за холмов внезапно скатились казаки в зипунах и кафтанах, с саблями, мечами и копьями наперевес. Натиск их был страшен, ни один ордынец не выбрался живым из урочища.
Полонянки со слезами радости кинулись к своим избавителям.
- Родные!.. Желанные! - заголосили девки, обнимая казаков.
Предводителем войска был Федька Берсень. Еще в самый разгар сечи заприметил он рослую синеокую полонянку. Та подхватила саблю убитого ордынца, перерезала аркан и той же саблей зарубила двух татар, наседавших на Берсеня.
- Ай да девка, ай да молодица! Так их, дьяволов! - весело кричал Федька, сокрушая очередного татарина.
Когда схватка кончилась, Берсень, раскрасневшийся и возбужденный, спрыгнул с коня, сбросил с головы шапку и порывисто шагнул к Агате.
- Люба ты мне!
Прижал к груди и крепко расцеловал. Агата потупилась. Один из казаков подтолкнул ее локтем.
- То воевода наш, Тимофей Егорыч. Кланяйся.
Агата поклонилась, отвесили поклон и остальные девки. Воевода довольно рассмеялся.
- Что, натерпелись страху? Теперь не бойтесь. На засеку вас заберу, на служилых женю. А кто захочет домой возвернуться, пусть идет с богом.
Вскоре прибыли в засечную крепость. Федька пригнал в город огромный табун татарских коней и тысячную отару овец, молвил:
- С конями и с мясом будем, служилые!
Воеводу и войско торжественно встретили оставшиеся в городе стрельцы, пушкари и казаки. Кидали вверх шавки, кричали:
- Слава воеводе! Слава Тимофею Егорычу!
Поход был удачен. Федька закатил большой пир. Приказал достать из воеводского погреба пять бочонков вина и меду хмельного. Служилые пили да воеводу похваливали:
- Добр и отважен Тимофей Егорыч.
Якимовские девки надумали остаться в городе. Да и что делать? Деревня разорена, родители полегли под басурманскими саблями. Ждет на родной сторонушке один лишь черный пепел от сгоревших изб. А тут веселье, озорные молодцы проходу не дают, один другого краше.
Одна Агата не захотела остаться в крепости. Днем и ночью перед ее глазами была Малиновка с матушкой ласковой да подружками задушевными.
- Уйду я, девоньки. В Малиновку хочу.
- Осталась бы, - уговаривали девки. - В крепости нас приветили. И воевода жалует. А тебя особливо, глаз не сводит.
- Нет, подруженьки. Уйду я, - твердо решила Агата.
Собрала узелок, простилась с девками, горячо помолилась и пошла из крепости.
Воротные сторожа помехи не чинили: ведали воеводский указ - выпускать из крепостицы девок, ежели они того пожелают. Увидели Агату, головами покачали.
- Ай да краса-девица. Шла бы вспять.
Но Агата молча ступила мимо. Шла до сутеми по одинокой угрюмой дороге и тихо шептала молитву:
- Помоги, матерь божья, до родительского дома добраться. Порадей, пресвятая богородица и заступница наша...
Вскоре услышала позади дробный стук лошадиных копыт. Оглянулась - и отпрянула в сторону, прижавшись к ели.