Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 2
Председатель. — Нас интересуют преступные по должности действия бывших министров и других высших должностных лиц.
Манасевич-Мануйлов. — Может быть, вы мне разрешите? Я могу говорить — с того времени, когда я был назначен состоять при Штюрмере… Как был назначен Штюрмер, — это интересует Комиссию?
Председатель. — Некоторые влияния при назначении Штюрмера должны быть выяснены.
Манасевич-Мануйлов. — Дело в том, что в этот период времени я был в кругу журналистов: я был не на службе, а был сотрудником «Нового Времени» и «Вечернего Времени». Как в обществе, так и в печати, ходили разговоры относительно того, что государственной думе грозит большая опасность и что Горемыкин хочет нанести ей окончательный удар…
Председатель. — Вы, значит, рассказываете нам о январе месяце 1916-го года?
Манасевич-Мануйлов. — У меня, с болезнью, ужасно путаются месяца… Вы, вероятно, вспомните… Этот вопрос — жизненный и интересовал всех и, между прочим, журнальные круги… Надо знать, что я был знаком раньше, как журналист, с Питиримом, который был тогда экзархом Грузии…
Председатель. — Когда именно вы познакомились с Питиримом?
Манасевич-Мануйлов. — Давно было… Когда он приезжал в Петроград, я был у него раз. Прошло много времени, и я его не видал. Когда он приехал в Петроград митрополитом, он сам возобновил свое знакомство со мной и даже приехал первый ко мне, желая, чтобы был человек, который давал бы сведения в «Новое Время» о нем, потому что я был сотрудником «Нового Времени»… Вот, желая знать подробнее, как стоит дело относительно государственной думы, я поехал к Питириму, зная, что он имеет влияние и что он, так сказать, находится в сношениях с Царским Селом…
Председатель. — Что вы тогда знали о сношении Питирима с Царским Селом? и почему по политическому вопросу о судьбе государственной думы вы обратились к духовному лицу — к Питириму?
Манасевич-Мануйлов.— Т.-е. я не обратился… Но мне казалось, что он может быть осведомлен, потому что я слышал относительно того, что в его назначении принял участие Григорий Распутин. Это была вещь известная, ходившая по всему городу и в редакции «Нового Времени»… Я тогда поехал к Питириму. До этого он был у меня (сношения уже были, не то, что я упал с неба к нему. Он был у меня, как я докладывал, и были сношения… Секретарь его, Осипенко, бывал у меня, приносил разные заметки для «Нового Времени» относительно разных посещений, которые Питирим делал)… Вот, я и поехал к нему. Это было часов в 5 вечера, — как сейчас помню… Он очень хорошо меня принял, расспрашивал меня относительно газет, очень интересовался всем. Затем, начался разговор на общие политические темы и, между прочим, относительно Горемыкина. Он знал вполне то, что происходит, в смысле, так сказать, похода против государственной думы и всего того, что делала реакционная партия…
Председатель. — Он был в курсе?
Манасевич-Мануйлов. — Он был в курсе — и относился к этому крайне отрицательно, говоря, что закрытие государственной думы и вообще тот курс, который взял Горемыкин, приведет к печальному концу и может стоить трона… Между прочим, он говорил, что Горемыкин не может оставаться на своем посту при этом положении вещей и что теперь идут поиски нового председателя Совета министров. Я тогда прямо задал вопрос: — «Кто намечается?» Тогда сидевший тут секретарь Осипенко говорит: «Я знаю, кто», — он назвал фамилию Штюрмера…
Председатель. — Почему это: вы обратились к Питириму, а отвечает вам Осипенко?
Манасевич-Мануйлов. — Осипенко? — он свой человек: как сын у него… Мы втроем сидели. Он держал себя совершенно не так, как секретарь, а как самый близкий человек… Питирим говорил, что он воспитывал его, с детства знает… Он называл фамилию Штюрмера, — я был удивлен. Я Штюрмера знал много лет тому назад, но прошел такой период времени, когда я его несколько лет подряд совершенно не видал. Я говорю: «Как — Штюрмера?». Он говорит: «Да, да! я знаю из достоверных источников»… И Питирим качал головой, подтверждая заявление, сделанное мне Осипенко… Тогда Питирим говорит: «Вы его знаете?» Я говорю: «Да». (Когда я был чиновником особых поручений при Плеве, в это время Штюрмер был директором департамента общих дел, и мне приходилось с ним встречаться и бывать у него…).
Председатель. — Скажите, разве только с этих пор началось ваше знакомство со Штюрмером? Ранее вы не были знакомы?
Манасевич-Мануйлов. — Только с момента, когда он был директором департамента общих дел… Тогда меня Питирим спрашивает: «Какого направления Штюрмер?». Я говорю: «Как я его знаю, он человек — очень практический и всегда старался лавировать, хотя у него были похождения реакционного характера», и вспомнил историю Тверского земства… «Но, — говорю, — кажется, он настолько человек ловкий, что сумеет лавировать»… Тогда Питирим мне сказал, что «— вот, раз вы с ним знакомы, вы, как журналист, можете его повидать, поговорить с ним и выяснить, как он, собственно, смотрит на данный момент, вообще, что это за фигура теперь»…
Председатель. — Почему же это интересовало его?
Манасевич-Мануйлов. — Почему интересовало Питирима? — потому что, очевидно, он… Я в дальнейшем скажу: это будет вам понятно…
Председатель. — Раз вы кончаете изложение этого эпизода, — я хотел бы, чтобы вы сообщили, как вы себе представляли в момент беседы: кто же, собственно говоря, выдвигает кандидатуру Штюрмера?
Манасевич-Мануйлов. — Видно было по всему, — Осипенко проронил это слово, — тот же Распутин… Потом я вам доложу… Этим закончился разговор. Это страшно заинтересовало меня. Я думал: как же? сколько лет не видал человека… — И решил позвонить к Штюрмеру… Когда я подошел к телефону, его вначале не было дома, он был в Английском клубе. Я тогда ему говорю: «Борис Владимирович, это говорит Мануйлов… — «А,— говорит, — вы меня забыли»… Я говорю: «Борис Владимирович, я знаю все». — Тогда он говорит: «Что все?» Я говорю: «Я знаю все». — Тогда он говорит: «Вы приезжайте ко мне»…
Председатель. — Он не стал расспрашивать? Он понял, что именно вы знаете, — и вы видели, что он понял?
Манасевич-Мануйлов. — Мы это говорили по телефону… Я его в тот же вечер и увидел. Он сказал: «Вы заезжайте», — я к нему заехал, рассказал ему всю беседу, которая была с Питиримом, и говорю, что вопрос идет относительно назначения, и как он смотрит на думу… Тогда он в категорической форме сказал, что иначе не понимает управления Россией, как с государственной думой, что он идет совершенно навстречу думе и не понимает Горемыкина, который напролом лезет против общественного течения, и что это, так сказать, очень опасный путь… Одним словом, очень — для Штюрмера — либерально говорил… Я ему сказал, что заинтересован в этом деле, очевидно, Питирим.
Председатель. — Т.-е. в каком смысле — заинтересован?
Манасевич-Мануйлов. — Так сказать, что в деле назначения председателя совета министров принимает несомненное участие Питирим… Это было ясно из всего разговора с Питиримом, из всего, что мне пришлось там слышать…
Председатель. — Значит, вопросы Питирима о том, как вы смотрите на Штюрмера, нужно понимать в том смысле, что Питирим, принимая участие в выставлении кандидатуры Штюрмера, хотел знать ваше мнение об этом кандидате?
Манасевич-Мануйлов. — Он именно и просил меня поговорить со Штюрмером, чтобы выяснить основные вопросы — является ли он таким же реакционером, как Горемыкин (в смысле вопроса о государственной думе)… Питирим сказал: «Если Штюрмер придерживается тактики Горемыкина, то его кандидатуру я, Питирим, поддерживать не намерен»…
Председатель. — Значит, распутинский кандидат в данном случае обсуждался Питиримом?
Манасевич-Мануйлов. — Да.
Председатель. — А ваша беседа со Штюрмером чем окончилась?
Манасевич-Мануйлов. — Штюрмер сказал, что он решительно ничего не знает, что для него это новость… Я ему сказал: «Но, кажется, Распутин поддерживает вашу кандидатуру?». Он сказал: «Распутина я несколько раз в жизни видел…», — и замолчал… Одним словом, о Распутине не хотел говорить со мной…
Председатель. — Что же, вы поверили ему?
Манасевич-Мануйлов. — Нет, безусловно, не поверил… (Я потом узнал, что налгал.) Тогда — на завтра или на послезавтра — я был у Питирима и рассказал ему всю беседу, которую имел со Штюрмером. Питирим очень настаивал, относительно вопроса о государственной думе: как он смотрит?… Он его не знал совершенно, — никогда не видал Штюрмера… Он говорит мне: «Что же? во всяком случае, я бы хотел его повидать, я буду рад его видеть»… Я тогда сказал Штюрмеру, чтобы он заехал к Питириму, что Питирим очень хочет его видеть. — Он был у Питирима…
