Владимир Пугачев - Том 2. Дипломатия в новое время ( 1872 - 1919 гг.)
Рейхштадтское соглашение таило в себе зародыши множества недоразумений и конфликтов.
В августе 1876 г., после того как сербы потерпели несколько поражений, Горчаков предложил Бисмарку взять на себя инициативу созыва международной конференции для выработки условий сербо-турецкого мира. Но Бисмарк вовсе не желал, чтобы России удалось без войны разыграть роль покровительницы славян. Наоборот, он очень хотел, чтобы Россия поглубже завязла в восточных делах. Поэтому Бисмарк отклонил предложение Горчакова. Он всячески провоцировал осложнения между Россией, с одной стороны, и Англией и Турцией — с другой.
Антитурецкая кампания в Англии. В это время обстоятельства вынудили Дизраэли несколько изменить свой внешнеполитический курс. В Англии были, наконец, оглашены сведения о турецких зверствах в Болгарии. Гладстон использовал «болгарские ужасы» как оружие для атаки против Дизраэли. Дело в том, что после Крымской войны Англия, как и Франция, неоднократно предоставляла Турции довольно значительные займы, на которых наживались крупные барыши. Займы выпускались из 5–6 % — на много выше среднего процента того времени — да ещё при 6–7 % комиссионных в пользу банкиров. Один из займов был выпущен по курсу 43,5 за 100. До 1875 г. турецкому правительству на таких условиях было одолжено около 200 миллионов фунтов, т. е. до 2 миллиардов рублей. Эти финансовые операции разоряли Турцию. В октябре 1875 г. разразилось её банкротство. Заинтересованные в турецких займах капиталистические круги Англии были встревожены и возмущены: они требовали от Дизраэли нажима на несостоятельного должника. Но Дизраэли оберегал Турцию: она нужна была ему как орудие против России. Такая политика Дизраэли вызывала крайнее раздражение кредиторов Турции. Гладстон дал им прекрасный материал для агитации. «Болгарские ужасы» стали одним из лозунгов кампании, направленной против Дизраэли.
Затруднительное положение правительства Дизраэли пришлось для России как нельзя более кстати. Русской дипломатии нужно было спасать Сербию. Оказалось, что с регулярной сербской армией туркам удалось справиться гораздо легче, чем с повстанцами в Боснии и Герцеговине. 26 августа 1876 г. князь Милан обратился к представителям держав в Белграде с просьбой о посредничестве для прекращения войны. Все державы ответили согласием. Английский посол в Константинополе передал Порте предложение держав предоставить Сербии перемирие сроком на один месяц и немедленно начать переговоры о мире. Турция сообщила о своём согласии. Однако при этом она выдвинула весьма жёсткие условия будущего мирного договора.
«Европейский концерт» под влиянием России отклонил турецкие требования. Дизраэли этому не мешал. 4 сентября в письмо к Дерби он развил свой собственный план ликвидации сербо-турецкой войны. Мир с Сербией и Черногорией заключается Турцией на основе status quo. Босния, Герцеговина и Болгария получают административную автономию. Дизраэли допускал оккупацию первых двух провинций Австро-Венгрией, а Болгарии — Россией. Наиболее интересной была заключительная часть его плана. «Константинополь с соответствующим округом должен быть нейтрализован и превращен в свободный порт… под защитой Англии»
Вскоре Дерби официально выдвинул английскую программу мира: она полностью воспроизводила письмо Биконсфильда, как теперь стал называться Дизраэли, получивший звание лордаа; В программе Дерби осторожности ради был только обойдён молчанием пункт о протекторате Англии над Константинополем.
Русская дипломатия без труда разгадала истинные замыслы Биконсфильда. Горчаков немедленно выдвинул свой контрпроект. Канцлер принимал автономию для Боснии, Герцеговины и Болгарии; при этом он предусматривал их оккупацию соответственно Австрией и Россией, как это намечалось и в письме английского премьера. Всё это представлялось как будто приемлемым для Англии. Раздражение англичан вызвал лишь последний пункт горчаковского проекта: канцлер предлагал ввести в Мраморное море соединённую эскадру из судов всех великих держав. Ясно, что это ограждало турецкую столицу от притязаний Биконсфильда. Британский кабинет отверг этот пункт русского предложения.
Отклонив проект Горчакова, английское правительство широко использовало его, дабы через прессу устрашить общественное мнение перспективой русского вторжения в Болгарию. Брошена была крылатая фраза, будто появление русских войск в Болгарии и явится началом настоящих «болгарских ужасов». Дизраэли удалось добиться нового поворота английского буржуазного общественного мнения: призрак русского владычества на подступах к проливам вызвал газетные вопли, заглушившие протесты держателей турецких бумаг по поводу турецких зверств.
Австрия ничего не имела против предложения Горчакова ввести в проливы объединённую эскадру. Но зато она боялась появления русских войск в Болгарии, в самом сердце Балкан. Таким образом, завязавшаяся дипломатическая дискуссия ни на шаг не продвинула вопроса о ликвидации сербо-турецкой войны. А между тем успехи турок заставляли Россию торопиться со спасением Сербии.
Миссия генерала Вердера. В этой связи в конце сентября и в первые дни октября 1876 г. Горчаков попытался применить новый метод, чтобы добитьсясоглашения с Австро-Венгрией: он обратился в Берлин.
Герцеговинское восстание застало Германию в довольно тягостном дипломатическом положении — после отпора, данного Бисмарку Горчаковым, Деказом и Дизраэли в дни военной тревоги 1875 г. Обострение восточного вопроса пришлось очень кстати для Бисмарка. Восточные осложнения должны были перессорить Россию с Англией и Австрией. В итоге Бисмарк рассчитывал лишить Францию тех союзников, которые наметились для неё в 1874–1875 гг., и таким образом по меньшей мере закрепить её дипломатическую изоляцию. Вот почему канцлер всячески разжигал пламя, занявшееся на Ближнем Востоке.
Впрочем, восточный кризис представлял для Бисмарка и некоторую опасность. Она заключалась в возможности австро-русской войны. Бисмарк очень хотел русско-турецкой, а ещё больше — англо-русской войны. Но он боялся полного разрыва между обоими своими партнёрами по союзу трёх императоров; это заставило бы его произвести между ними выбор. Принять сторону России или просто соблюдать нейтралитет Бисмарк считал невозможным; в этом случае Австро-Венгрия как слабейшая сторона либо была бы разбита, либо пошла бы на полную капитуляцию перед Россией. В обоих случаях это означало бы усилена России, которое Бисмарк находил чрезмерным. С другой стороны, Бисмарку не хотелось и стать на сторону Австрии и против России. Он был твёрдо уверен, что русско-германская война неизбежно осложнится вмешательством Франции и превратится в тяжёлую войну на два фронта.
Бисмарк упорно работал над достижением австро-русского соглашения на основе раздела Балкан на сферы влияния между Россией и Австро-Венгрией. При этом Австрия могла бы округлить свои владения, захватив Боснию, Россия же вернула бы себе Бессарабию, а заодно несколько ослабила бы свои силы войной с Турцией. Бисмарк думал, что и Англия согласилась бы на такое решение при условии, что сама получит Египет. Подтолкнув Англию на захват Египта, Бисмарк надеялся поссорить её с Францией; тем самым предупреждалась возможность повторения английского вмешательства во франко-германские отношения. Так за кулисами Бисмарк осторожно плёл свою сложную дипломатическую сеть.
Как сказано, в августе Бисмарк отклонил проект Горчакова о созыве европейской конференции. Однако он постарался устранить неприятный осадок, который мог после этого остаться в Петербурге. С этой целью канцлер послал в Россию фельдмаршала Мантейфеля в качестве специального представителя кайзера; ему было поручено приветствовать царя во время его приезда на манёвры в Варшаву. Мантейфель передал царю письмо Вильгельма. Кайзер писал, что память о поведении царя с 1864 по 1870–1871 гг. будет руководить его политикой по отношению к России, «что бы ни случилось».
Очень скоро Бисмарку стало ясно, что, посылая Мантейфеля, он, пожалуй, перестарался. В ответном письме Вильгельму Александр II предупреждал, что, «несмотря на всё желание поддержать в восточном вопросе согласие держав, на котором основывается мир, он может оказаться вынужденным занять особую и сепаратную позицию». На этот случай царь хотел знать, может ли он быть уверенным в помощи Германии.
На этот многозначительный вопрос Бисмарк, вопреки всем дипломатическим обычаям, не ответил ничего. В середине сентября через русского посла в Берлине сделано было напоминание о письме царя. Бисмарк снова уклонился от ответа. В конце концов царю надоело ждать. Минуя дипломатический путь, он обратился к военному уполномоченному германского императора в Петербурге генералу Вердеру. Царь попросил Вердера ускорить официальный ответ на его вопрос, будет ли Германия в случае австро-русской войны занимать такую же позицию, какую сохраняла Россия в 1870 г., во время войны Германии о Францией.
