Борис Акунин - Между Европой и Азией. История Российского государства. Семнадцатый век (адаптирована под iPad)
Переворот
У заговора было несколько причин. Во-первых, возмущение «исконного» боярства тем, что ему пришлось потесниться. Главные места в Думе теперь занимали худородные приверженцы Самозванца из числа перебежчиков, а после свадьбы появилась новая опасная фигура в лице царского тестя. Во-вторых, многих раздражали новации – пристрастие Дмитрия ко всему иноземному и нарушение древних обычаев. Главная же причина безусловно заключалась в том, что сомнительная власть в отличие от власти, освященной стариной, всегда вызывает искушение ее свергнуть. Рано или поздно находится честолюбец, который начинает примеривать корону на себя.
Такой честолюбец в окружении Дмитрия имелся: князь Василий Иванович Шуйский, один из знатнейших бояр, глава большого и сильного рода, человек огромной хитрости и изворотливого ума. Он потихоньку собирал вокруг себя тайных врагов Самозванца. Заговорщики ждали лишь удобного момента для удара.
Свадебные торжества создали идеальную ситуацию для исполнения их замысла.
Дмитрий от радости утратил бдительность (которой у него и так было немного), а обстановка в городе стала взрывоопасной – москвичи находились в большом озлоблении на пришельцев с Запада.
Как мы знаем, столкновения горожан с поляками происходили и прежде. Самодовольство спутников Мнишека переполнило чашу терпения. Шляхтичи и наемники были повсюду. Они вели себя шумно и задиристо, приставали к женщинам, чуть что хватались за оружие. Из-за свадебных гуляний город был переполнен пьяными – как поляками, так и русскими.
Беспорядки начались 14 мая, когда слуга Адама Вишневецкого поколотил москвича и потом огромная толпа чуть не разнесла двор польского князя. На следующий день чужаки на улице оскорбили боярыню, и опять по улицам бродили возмущенные толпы, гудел набат. Обстановка накалилась до такой степени, что царь расставил по городу в местах возможных столкновений усиленные караулы из стрелецких сотен и солдатских рот – не для собственной безопасности, а для защиты поляков. Уверенный в народной любви, Дмитрий за себя не опасался.
Шуйский решил, что пора действовать.
Возмущение горожан действительно было направлено не против царя, а против иноземцев, но заговорщики и не собирались устранять Самозванца руками толпы. Их план был хитрее.
«Площадь» требовалась лишь для отвлекающего маневра; переворот должны были осуществить другие люди.
Дмитрий собирал силы для грядущей войны с турками, и близ Москвы стояло лагерем дворянское ополчение с Новгородчины. В этой области у рода Шуйских издавна было много сторонников. Из числа новгородцев князь Василий и набрал добровольцев. Их было всего две или три сотни, но больше и не требовалось.
Правда, царский дворец днем и ночью охраняли иноземные алебардщики, по сто солдат в смене, но в ночь на 17 мая Шуйский передал дежурной роте фальшивый приказ, по которому в личных покоях государя осталось всего тридцать телохранителей, остальных отпустили домой.
Теперь всё было готово для удара.
Еще затемно новгородцы заняли все двенадцать кремлевских ворот, а на рассвете в городе раздался колокольный звон, звавший москвичей на улицы. Агитаторы кричали, что «литва» собирается перебить бояр и умертвить царя. Взбудораженные толпы начали избивать поляков, живших по домам маленькими группами, и осадили дворы, где остановились магнаты с большими отрядами. Союзники Дмитрия были блокированы и теперь не смогли бы прийти к нему на выручку.
Сам Шуйский с обнаженной саблей и крестом, во главе ударной группы, двинулся в Кремль.
Дмитрий находился с женой в опочивальне. Сначала ему сказали, что набат звонит из-за большого пожара. Когда под окнами появились вооруженные люди, царь послал к ним Петра Басманова, который со времен Кромского мятежа стал его ближайшим другом и наперсником.
Буссов пишет, что воевода вернулся к царю с криком «Achthy mney, thy, Aspodar moia, sam Winewacht (Ахти мне! Ты, государь мой, сам виноват)!», после чего попробовал образумить заговорщиков. Михайла Татищев, которому Дмитрий недавно, по ходатайству того же Басманова, простил грубость, отплатил своему заступнику ударом кинжала. Воевода упал мертвым.
Царь с кучкой солдат попробовал остановить натиск. Рассказывают, что он размахивал алебардой и кричал: «Я вам не Борис!» Но силы были неравны.
Крикнув жене, чтобы она спасалась, Дмитрий выпрыгнул из окна в задний двор с высоты в 20 локтей (около 10 метров). Он сильно расшибся и на время потерял сознание.
Царя подобрали стрельцы, не участвовавшие в заговоре, и взяли было под свою охрану, но тут толпой нагрянули заговорщики, стали грозить, что сожгут Стрелецкую слободу вместе с женщинами и детьми, – и последние защитники Дмитрия сложили оружие.
Гибель Лжедмитрия. К. Маковский
Сколько-то времени враги глумились над еще живым Самозванцем, осыпая его оскорблениями и ударами. Потом кто-то застрелил его. (Впоследствии объявились целых три кандидата на роль убийцы «вора»: сын боярский Валуев, дворянин Воейков и какой-то купец Мыльник. Все они получили от нового царя награду.)
Вытащили из покоев инокиню Марфу, потребовали – это уже стало традицией – честно сказать, сын или не сын ей убитый. Бывшая царица ответила уклончиво: мол, раньше надо было спрашивать, а теперь чего уж, когда Дмитрий мертв.
Вопрос, впрочем, был риторический. Люди Шуйского кричали по всему городу, что в Кремле убили не сына Ивана Грозного, а самозванца.
Теперь, когда дело было сделано, требовалось спасти поляков. Воевать с Сигизмундом бояре не хотели.
Не сразу, дня за два, порядок в городе был восстановлен. Шуйскому, можно сказать, повезло. Никого из важных иностранцев не убили – только два десятка шляхтичей да сотни четыре челяди. Царицу Марину и ее отца посадили под стражу. Остальных поляков взяли под охрану. Кровавый переворот закончился.
Но всеобщее возбуждение еще долго не спадало, и виноваты в этом были победители, решившие устроить Самозванцу посмертную экзекуцию. Отвратительный спектакль был затеян для того, чтобы окончательно десакрализировать убитого царя в глазах народа.
Нагой труп, зацепив «срамным образом», волокли по улицам, хлестали кнутом, распороли живот, кинули сверху скоморошью «харю», в рот сунули дудку. Три дня останки провалялись на Красной площади. Исаак Масса (вообще-то не расположенный к Лжедмитрию) заметил, что некоторые москвичи тайком утирали слезы.
Потом тело привязали к конскому хвосту и оттащили на кладбище, где хоронили бродяг.
Идея с глумлением над трупом была опрометчивой. Убийство царя и ритуальное посрамление произвели такое сильное впечатление на народ, что поползли всякие тревожные слухи. Масса пишет: «Когда тело убрали, в ту самую ночь в окрестностях Москвы содеялось великое чудо, ибо все плоды, как злаки, так и деревья, посохли, словно были опалены огнем, и так на двадцать миль вокруг Москвы, да и вершины и ветви сосен, которые все время, и зимой и летом, бывают зелеными, повысохли так, что жалостно было глядеть. Того ради московиты говорили, что хоть он [Димитрий] и мертв, но душа его с помощью дьявола творит чары, поэтому почли за лучшее сжечь его тело и, отыскав, взяли его и там сожгли и прах развеяли по ветру, и полагали, что, совершив все это, будут жить без страха и заботы».
В самом деле, испугавшись молвы о чародействе, власти, посоветовавшись с духовенством, решили эксгумировать труп и сжечь. Согласно преданию, прахом будто бы выстрелили из пушки, чтобы от Самозванца совсем ничего не осталось.
Эта суеверная предосторожность не помогла, а в символическом смысле лишь предвосхитила дальнейшие события, когда пепел самозванства разлетится по всей стране.
Слабая власть
Царь Василий IV
С появлением Самозванца верховная российская власть в лице Бориса Первого стала сомнительной, что в конечном итоге и стало причиной его краха. Власть Дмитрия Первого была еще более сомнительной, что, в свою очередь, погубило и этого правителя. Однако вплоть до майского переворота 1606 года это пока еще была сильная власть. Когда царь приказывал, никому не приходило в голову ослушаться.
Через два дня после убийства Самозванца кучка бояр-заговорщиков стала рядить между собой, кому быть новым государем – «а захотели многие на царство», пишет летописец. Оно и неудивительно: князь Мстиславский, князь Шуйский, князь Голицын или Романовы были примерно равны по своему статусу. Сторонники Василия Шуйского, организатора переворота, просто оказались бойчее. У них план действий наверняка был подготовлен заранее. Самый нахрапистый из них, тот самый Михайла Татищев, что зарезал Басманова, первым крикнул Шуйского, агитаторы из толпы подхватили, и всё решилось очень быстро, без особенных церемоний. Чуть ли не прямо с Красной площади, показавшись случайному скоплению москвичей (по выражению Буссова, всяким Piroschnicken und Saposchnicken, то есть «пирожникам и сапожникам»), Василий отправился в Успенский собор короноваться. Бояр заставили присягнуть новому царю, и он тоже присягнул на крестоцеловальной грамоте (об этом речь впереди), после чего по городам и областям разъехались гонцы с известием: у страны теперь новый монарх, а прежний оказался обманщиком. Эта суетливость выглядела несолидно и странно.
