Алексей Дельнов - Китайская империя. От Сына Неба до Мао Цзэдуна
Сроки траура были очень велики – как тогда, так и в гораздо более поздние времена. В зависимости от степени родства он доходил до 25 месяцев (но самый продолжительный назывался «трехгодичным»). Похоронив отца или мать, сын в течение всего этого времени спал на циновке и не мог ни стричься, ни прикасаться к женщине.
Существовали разные представления, сколько же у человека душ. В самые древние времена верили, что их две, и после смерти человека его тяжелая, плотская душа сначала отправляется вместе с телом в могилу, а потом оказывается в подземном царстве Желтого источника, а легкая возносится на небеса. Но в более цивилизованные эпохи, подобные той, о которой идет речь, люди, обзаведшись более развитым самосознанием и почувствовав себя в некоторой степени личностями, ограничились верой в одну душу. Той, которая всю жизнь страдала и радовалась, а после смерти отправляется в обитель духов, находящуюся на закате солнца, где-то в западных краях. Но каким-то образом она навещает и свой родной дом, чтобы получить знаки внимания, пропитание и другое необходимое в виде жертвоприношений. О том, что происходит с душами, лишенными заботы близких, мы уже знаем.
Предков не только ублажали, к ним обращались и с конкретными просьбами. Люди богатые, прося о благодеянии, устанавливали в храмах своих предков дорогие бронзовые сосуды, на которых были награвированы тексты прошений. Простолюдины же сжигали перед домашним алтарем кусочек ткани (позднее – листок бумаги) со своей просьбой, и вместе с дымом она отправлялась в мир иной.
В те годы, в конце Шан – начале Чжоу, была обобщена и осмыслена по-прежнему распространенная практика гадания по костям, панцирям черепах, а также добавившегося к ним гадания по побегам тысячелистника. В результате возникла знаменитая книга «Ицзин» («Книга перемен»), впоследствии дополненная пространными комментариями магического и философского характера.
Черточки-трещинки, возникающие на костях или панцире при накаливании, стали относить к двум основным типам: сплошным (—) и прерывистым, состоящим из двух коротких (-). Они были соотнесены с китайскими мировоззренческими представлениями о двух противоположных силах ян и инь, постоянным противоборством и взаимодействием которых порождаются все вещи и явления, как материальные (вещественные), так и из области душевной или общественной жизни. Представления, делающие честь китайской мысли: в них выразился глубоко диалектический подход к восприятию мира, осмысление его как единства и борьбы противоположностей (за три тысячи лет до Гегеля и Маркса).
Первоначально под ян и инь поднимались соответственно светлая и темная стороны холма или горы, но со временем ян стало носителем начала светлого, небесного, духовного, активного, а инь – темного, земного, материального, страдательного. Ян – солнце, огонь, инь – луна, вода. Внешне зачастую противоборствуя, по сути своей они постоянно стремятся друг к другу: «Ян, достигая предела, превращается в инь; инь, достигая предела, превращается в ян» («Ицзин»). Неспроста на всем нам хорошо знакомом символе «ян-инь», сочетании двух контрастных (белой и черной) завитушек, напоминающих рыбьих мальков или головастиков, на каждой присутствует точечка противоположного цвета (если хотите, глазок рыбки).
Качества всех предметов и явлений, а также происходящие с ними перемены определяются различными сочетаниями ян и инь, и вовсе не факт, что ян – это хорошо, а инь – плохо. И того, и другого должно быть в меру. Когда эти начала находятся в гармонии – в природе и в человеческом обществе все протекает размеренно, без катаклизмов. Нарушение гармонии ведет к наводнениям, землетрясениям, голоду, мятежам, войнам. Но существует и обратная связь: к нарушению гармонии ян и инь, а соответственно к разным бедам может привести разброд в душах людей и их злые дела.
В книге «Ицзин» сплошная черточка соответствует ян, прерывистая – инь. Поначалу базовым объектом гадания была комбинация из трех расположенных друг над другом черточек – триграмм. Если все черточки триграммы ян, то она соотносится с такими понятиями, как творчество, небо, крепость, металл, отец; если все инь – исполнение, земля, уступчивость, мать. Сверху две инь, под ними ян – это возбуждение, гром, подвижность, первый сын; сверху две ян, под ними инь – уменьшение, ветер, проникновение, первая дочь. И так далее – всего возможно восемь комбинаций. Конечно, применение таких наборов понятий к конкретной ситуации, по поводу которой осуществлялось гадание (накаливался черепаший панцирь или срывался побег тысячелистника), допускало слишком большие вольности при истолковании. Поэтому триграммы стали рассматривать в паре – из черточек стали образовывать гексаграммы с числом комбинаций 64. Количество применяемых при истолковании понятий резко возросло, появляются как сложные, так и очень конкретные, например, «повозка», «рынок», «глазные веки». 27-я гексаграмма книги «Ицзин», носящая название «Питание», состоит вверху из триграммы «Гора» (символ покоя), внизу из триграммы «Гром» (импульс движения, толчок) – а все вместе в конкретной ситуации может трактоваться как «челюсти». В случае рассмотрения гексаграмм свобода творчества у гадателя все равно необъятная, при свойственном китайскому мышлению символизме ассоциации у него могут возникать самые неожиданные. Но уже само наличие такой солидной научной, вернее магической базы, как «Ицзин», придавало результату гадания немалую убедительность.
Кстати, «Ицзин», как и все книги того и более поздних времен, была написана на дощечках, заготовленных из расщепленного бамбука. Иероглифы следовали сверху вниз, дощечки скреплялись и образовывали связку. Читать приходилось в обратном порядке, отводя в сторону сначала нижнюю. Так и упорядочен с тех пор китайских текст: сверху вниз и справа налево. Если взять такую книгу, как «Ицзин» – сегодняшний томик среднего объема, то в бамбуковом варианте она вряд ли уместилась бы на одной повозке.
Самой ответственной задачей для Чжоу-гуна было наладить управление государством – повторимся, по тогдашним меркам огромного. Вспомним, что обитаемая территория Древнего Египта – не больше Бельгии (30 тыс. кв. км), а царство Чжоу простиралось на сотни тысяч квадратных километров.
Высшими придворными должностями были «великий управитель», «великий воспитатель» и «великий церемониймейстер». Их занимали обладатели почетного титула гун – его мы встречаем в имени Чжоу-гуна. Великим управителем был, конечно же, он. Следующую высшую должность занимал его брат Шао-гун, на которого было возложено воспитание несовершеннолетнего Чэн-вана. Церемониями и всей дворцовой жизнью ведал их родственник Тай-гун. Дальше следовали управляющий сельским хозяйством, управляющий ремеслом и строительством, управляющий военными делами – своего рода министр обороны, главной заботой которого были лошади и колесницы. Высшие должности не были узаконены как наследственные, но впоследствии зачастую переходили из поколения в поколение. У каждого из этих вельмож был свой штат чиновников, и дело было поставлено так, что скучать никому не приходилось. К управлению были привлечены опытные специалисты из Шан.
В основу территориального устройства царства Чжоу была положена система уделов. Иного и быть не могло по целому ряду причин. К удельному устройству пришло на последнем этапе своего существования Шан – во многих отношениях признанный пример для подражания. Следующий аргумент – племенных вождей, в союзе с которыми чжоусцы одержали победу, проблематично было бы превратить в региональных управляющих, по сути – чиновников в рамках централизованного государства. Централизации препятствовал и «географический фактор» – размеры государства и его рельеф. Как мы уже знаем, чжоуские ваны, начиная с подросшего Чэн-вана, не пожелали жить в новой столице Лои, а старая, Цзунчжоу, была расположена так, что из нее до многих подвластных областей добираться было и долго, и нелегко. Чжоуские военачальники, посланные на охрану окраинных территорий, поначалу чувствовали себя брошенными на погибель в какой-то дикой глухомани – но потом осваивались и становились, опять же, почти полновластными правителями.
Только в части страны между старой и новой столицами сравнительно эффективно действовала центральная власть (надо сказать, что это была немалая территория) – во многом благодаря личности Чжоу-гуна, а до некоторой степени и сменившего его со временем Чэн-вана. В этих районах доверенные лица правителей получали поместья, по российским понятиям, «в кормление»: на время своей службы они находились на обеспечении у местных крестьян, но за ними присматривали чиновники из центра. Но со временем и здесь установились отношения, похожие на феодальные.
Уделы повсеместно, а не только во владениях прежних племенных вождей, превращались в княжества, возглавляемые чжухоу. Титул переходил только к старшему сыну, а вступление во властные права происходило только через благословение чжоуского вана на торжественной церемонии в столице государства. Однако князья устраивали свои дворы и управление своими владениями по столичному образцу и все меньше ощущали свою зависимость от вана. Хотя ваны старались регулярно совершать объезды уделов, а чжухоу не менее регулярно посещали столицу для засвидетельствования покорности и обмена дарами. Авторитет вана как Сына Неба и обладателя Мандата был для них высок.
