Александр Больных - Молниеносная аойна. Блицкриги Второй мировой
Возьмем некие средние величины, которые приводит М.Б. Барятинский. На 22 июня 1941 года СССР имел 23 140 танков, Германия — 5694. В западных округах дислоцировались мехкорпуса, имевшие 10 394 танка, Германия и ее союзники выставили всего 3899 танков. Кстати, все авторы дружно упоминают о танках, закрепленных за советскими пехотными дивизиями…
Кроме того, царит всеобщее убеждение, что сравнивать качество немецких и советских танков просто смешно. Действительно, глядя на T-I и KB, поставленные рядом, можно лишь весело смеяться. А ведь это делает события лета 1939 года еще более необъяснимыми.
Будем справедливы: на вооружении нашей армии находились не одни только Т-34 и KB, а также Т-26, БТ, многобашенные танки и легкие. И если мы высмеиваем — справедливо высмеиваем! — несчастную танкетку T-I, то как мы должны оценивать Т-37 и Т-38? Тоже смеяться, поставив их рядом с T-IV? Тот же Суворов-Резун пытается придать некий смысл существованию этих машин, утверждая, что плавающих разведчиков у немцев вообще не было. Согласен, не было. Однако их не было и в составе РККА. Извините, но какой разведчик из танкетки, не имеющей рации? Если она что-то и разведает, то как будет доносить об этом?
Впрочем, взаимоотношения советских и немецких танков были гораздо более запутанными, чем может представиться на первый взгляд. Мы привыкли к победным реляциям и фанфарам, и любое сомнение в полном и абсолютном качественном превосходстве советских танков над немецкими воспринимается как покушение на святыню.
Все авторы правильно говорят, что никакие модернизации не могли сделать из легкого танка Т-III средний. Можно было навесить дополнительную броню, поставить новую пушку (кстати, поставить нормальную танковую пушку периода Второй мировой войны, то есть 75-мм, так и не удалось), но все это вело к увеличению веса и, соответственно, ухудшению характеристик. Однако те же самые авторы недолго думая утверждают, что навешивание дополнительной брони и замена пушки делают из Т-26 достойного противника T-III. А что, характеристики этого танка не ухудшаются от увеличения веса? Ведь у него резерв для модернизации заметно меньше, чем у T-III. В конце концов, «Виккерс 6-тонный», или Т-26, — танк другого поколения, чем Т-III, и потому никак не может с ним состязаться. Впрочем, точно так же, как Т-III является танком другого поколения по отношению к Т-34, и никак не может с ним состязаться. По крайней мере, на бумаге.
Но здесь на сцену выступают совсем иные факторы, которые показывают, как рискованно сравнивать бумажные, справочные характеристики с реальными боевыми даже для единичного танка. Мы приводили выше немецкий меморандум, в котором советские 45-мм бронебойные снаряды получили совершенно неудовлетворительную оценку. А ведь это не пропаганда доктора Геббельса, это серьезный документ, на основании которого немцы определяли пути развития Панцерваффе.
Но вот результаты расстрела танка Т-III на НИБТполигоне:
«Указанная немецкая цементированная броня толщиной 32 мм равнопрочна 42—44-мм гомогенной броне типа ИЗ. Таким образом, случаи обстрела борта танка под углом, большим 30 градусов, приводят к рикошету снаряда…
В данном же случае дело усугублено тем, что при стрельбе использовались снаряды выпуска 1938 г. С некачественной термообработкой корпуса, которая в целях увеличения выхода велась по сокращенной программе…
Расследование убедительно показывает, что, несмотря на указанное решение об изъятии, большое количество 45-мм бронебойных снарядов отмеченной выше части имеют такие же клейма и, видимо, тот же дефект».
Но даже при использовании новых снарядов, «свободных от указанного дефекта», лишь 2 снаряда из 5 пробили броню. А вот с нашей броней дело обстояло совсем иначе. Если мы обратимся к результатам испытаний танка Т-34 на Абердинском полигоне в США, то сможем прочитать: «Химический анализ брони показал, что броневые плиты имеют неглубокую поверхностную закалку, тогда как основная масса броневой плиты представляет собой мягкую сталь». Много нареканий вызывала и ходовая часть танка — подвеска и трансмиссия. Но вернемся к делам броневым. Возьмем отчет НИИ-48, подготовленный в апреле 1942 года, в котором приводится статистика поражения советских танков бронебойными снарядами. И мы увидим, что мелкие немецкие снаряды калибром 37 и 50 мм вполне исправно пробивали броню советских танков, хотя почти все попадания приходились в борта и корму корпуса и башен. Кроме того, по результатам испытания трофейных противотанковых пушек и снарядов делался мрачный вывод: наша промышленность боеприпасы такого качества освоить не сумеет.
И как грубейшую ошибку советских конструкторов можно упомянуть «грозный» КВ-2, который многие историки приводят в пример Западу. Дескать, там не создали ничего подобного. Разумеется, не создали, потому что даже и не собирались создавать. Воткнуть 152-мм гаубицу в танковую башню — такое и в кошмаре не приснится. При крене около 5 градусов эту громоздкую конструкцию уже заклинивало намертво. Можно ли было воевать на таком «танке»? Лишь в 1943 году появилось то, чем должен был стать КВ-2 с первого дня — самоходная установка СУ-152, заработавшая на Курской дуге прозвище «зверобой» за ту легкость, с которой она расправлялась с «тиграми», «пантерами», «носорогами» и прочим немецким зверинцем.
И все-таки численное превосходство советских танковых войск над Панцерваффе было очень велико. Однако имелся еще один серьезный фактор, работавший против нас, — это организационная структура мехкорпусов РККА. Напомним, что немцы в составе танковой группы имели в среднем около 850 танков, разделенных между двумя-тремя корпусами, состоявшими, как правило, из двух дивизий. Кроме танков, соответственно, имелись корпусные и армейские части обеспечения и обслуживания, артиллерийские, саперные и прочие, и прочие, и прочие… А что у нас? А в РККА создавались монстры типа 7-го мехкорпуса — 959 танков, 6-го мехкорпуса — 1131 танк. И это не было чем-то чрезвычайным, ведь наш механизированный корпус по штату, утвержденному в феврале 1941 года, должен был иметь 1031 танк, то есть больше, чем немецкая танковая группа, в смысле армия. Но при этом минус все командные структуры, минус вспомогательные войска и службы. Даже если численность артиллерии, саперов и зениток в советском мехкорпусе не уступала немецкой танковой группе, они были расписаны по своим дивизиям, что крайне затрудняло маневр силами, их сосредоточение и переброску на другие участки фронта. А немецкий командир мог свободно использовать части армейского подчинения, не нарушая структуру дивизий и не ломая планы подчиненных командиров. Здесь можно напомнить пример из не слишком далекого прошлого — Мукденское сражение Русско-японской войны. Командующий русской армией генерал Куропаткин растрепал все подчиненные ему корпуса и дивизии буквально по батальонам и собственноручно создал обстановку такого хаоса и растерянности, что японцам впору было его за это наградить. Наши гигантские механизированные корпуса летом 1941 года оказались примерно в таком же положении. Между прочим, когда позднее в Красной Армии начали формироваться танковые армии, они имели не более 700–800 танков. Видимо, это и есть эмпирически нащупанный предел управляемости танковых частей.
Но имеется еще и вторая составляющая блицкрига — авиация поля боя. Здесь нельзя ставить на «авиацию вообще», как это сначала попытались делать западные союзники. Средние и тяжелые бомбардировщики мало чем могут помочь наступлению танковых частей. Союзники попытались проделать это однажды, и все закончилось скандалом. Мы говорим, разумеется, о попытках взять город Кан в Нормандии. Мало того, что в этой операции британский полководческий «гений» Монтгомери в очередной раз показал свою полнейшую несостоятельность, так еще оскандалилась и грозная авиация союзников. Нет, свою задачу она выполнила, на головы немцев обрушились сколько-то там тысяч тонн бомб. Но кроме вполне ожидаемых результатов внезапно появились и совсем неожиданные. Бомбардировщики союзников так здорово перекопали намеченный участок наступления, что эту полосу препятствий не сумели преодолеть даже танки. В очередной раз подтвердилась старая истина: слишком хорошо — это тоже нехорошо.
И вот с этой составляющей блицкрига практически у всех стран, участвовавших во Второй мировой войне, дела оказались весьма неважными. Это сегодня везде и всюду мелькают боевые вертолеты, вертолеты огневой поддержки и тому подобные летательные аппараты. А вот р те времена с подобными конструкциями было гораздо сложнее. Собственно, лишь пикирующий бомбардировщик отвечал требованиям, предъявляемым к самолету поля боя. Все разнообразные штурмовики и истребители-бомбардировщики соответствовали этим требованиям в лучшем случае частично. Или не соответствовали вообще.
Можно было гордо заявлять, подобно англичанам, что пикировщики их не интересуют в принципе, даже после того, как те поднесли на блюдечке маршальский жезл Роммелю, сломив сопротивление гарнизона Тобрука. Можно было говорить, что сильная зенитная артиллерия делает атаки пикировщиков слишком рискованными, но немецкие пилоты, похоже, не подозревали об этом, уничтожая одну зенитную батарею за другой.
