Владимир Мещеряков - Арест Сталина, или заговор военных в июне 1941 г.
— Профессор, о моей болезни — никому ни слова. О ней знаете только вы и я.
— Да-да, — так же тихо проговорил Преображенский, невольно цепенея под устремленным на него пронизывающим взглядом Сталина.— Я понял, товарищ Сталин. Я буду наготове. Если что — сразу приеду. Спокойной вам ночи, товарищ Сталин.
Та же машина, с той же бешеной скоростью, оглушая спящий город сиреной спецсигнала, доставила профессора Преображенского домой».
Что сказать по поводу приведенного отрывка? Такое ощущение, что в Преображенском Жухрай отобразил себя. У Сталина, как явствует из текста, температура под 40 градусов, его немедленно надо госпитализировать, а наш профессор желает ему «спокойной ночи». Кстати, несколько слов по поводу этой самой «флегмонозной ангины». Медицинская энциклопедия характеризует флегмонозную ангину как болезнь Людвига. Происходит сильный отек подчелюстной области. Требуемое хирургическое вмешательство состоит в рассечении подчелюстной области от подбородка до подъязычной кости для проведения последующих медицинских процедур. Но это, так сказать, вдогонку «профессору Преображенскому». Лечение это длительное и к 26 июня, если болезнь, как таковая, по версии Жухрая, существовала бы, Сталин вряд ли бы смог быть в Кремле. А шрамы, которые должны были остаться после операции? Не рассосались же они за 3 дня?
А как вам сталинская фраза— «как-нибудь обойдусь»? Что с него взять, коммунист, однако. Словом, «гвозди бы делать из этих людей!» А по стилистике все это очень напоминает жуковские мемуары, эпизод с отправкой Жукова в первый день войны на Юго-западный фронт. «Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся». Все это, думается, есть неуклюжая попытка В. Жухрая как-то обосновать отсутствие Сталина в Кремле в первые дни войны, т.е. прикрыть что-то более важное. Ведь, согласитесь, есть же что-то такое, подозрительное, в этой «болезни»...
Снова обратимся к мемуарам Жукова, где он пишет о начале войны. Эта часть мемуаров всегда представляла для исследователей особый интерес. Еще бы! Сам начальник Генштаба рассказывает, как началась война с Германией. Но ряд историков скептически относятся ко всему тому, что написано Георгием Константиновичем или теми лицами, кто «редактировал» данные «мемуары». Конечно, многое из написанного просто-напросто придумано из конъюнктурных соображений и ничего общего с реальными событиями, не имеет. Но для нас это и будет представлять особый интерес. Поясню. Если Жуков искажает какой-либо эпизод, значит, за этим событием стоит что-то очень важное, что Жуков пытается скрыть от читателя и замаскировать нейтральным действием. Рассмотрим более позднее издание жуковских мемуаров. Почему, будет ясно из пояснений, приведенных ниже.
Итак, опять начнем с ночного звонка Сталину. Почему Сталину позвонил Жуков, а не Тимошенко? Почему нарком обороны сообщение Сталину о начале военного конфликта не сделал сам, а перепоручил это сделать начальнику Генштаба? Или это была личная инициатива Георгия Константиновича? А может, его телефонное сообщение было лишь предлогом, чтобы позвонить на дачу Сталина? Во-первых, откуда Жуков узнал о начале войны? Уж не немцы ли сообщили ему об этом? Во-вторых, как быстро Жуков понял, что приграничный конфликт есть начало полномасштабных военных действий Германии против Советского Союза — т.е., война. Давайте, прикинем, приблизительно, сколько прошло времени с начала боевых действий на границе в тот день 22 июня?
Был дан общий сигнал о начале военных действий германской армии. Авиация поднялась в воздух, артиллерия стала «гвоздить» по нашим приграничным районам сосредоточения войск, а танки, сминая проволочные ограждения, ринулись расчищать дорогу пехоте, ну и тд., и т.п. Сколько нужно времени бомбардировочной авиации дальнего действия, чтобы, к примеру, нанести бомбовый удар по городу, расположенному в глубине нашей территории? Пусть даже посты наземного обнаружения зафиксировали вторжение большого количества самолетов со стороны немецкой территории, они, ведь, только сообщат об этом по инстанции более высокому командованию. Ате, в свою очередь, еще выше. Довольно длинная цепочка связи,— и на все нужно время. Надо же командованию осмыслить принятое сообщение, принять по нему решение, сообщить о нем по двум каналам связи: вниз и наверх, по подчиненности.
Давайте зададимся вопросом: «Откуда Жуков так быстро узнал, что началась именно война?» Это в воспоминаниях, задним числом, понятно, что есть что. А в то время, 22 июня, да около четырех утра, — маловероятно за столь короткое время оценить сообщение и сделать вывод именно о «начале войны». Не успела, наверное, еще телефонная трубка остыть от сообщений командующих округами об интенсивном обстреле приграничных районов, как Жуков сразу, как в колокол бухнул, — война!
В первом издании мемуаров Жукова фразы о войне не было. Думается, ее редактора изъяли и правильно сделали. Не жуковский это уровень решать: началась война или нет. В то время, в смысле написания мемуаров, в конце 1960-х годов, не глупые редактора сидели. Понимали, что к чему, да и главное, что еще живы были участники происходивших событий. А в более позднее, горбачевское время, уже поредели ряды бывших защитников Отечества, и когда стали славить «гениального полководца всех времен и народов», то, думается, достали рукописи мемуаров Жукова, и убрали былые редакторские правки, чтобы придать, видимо, большую значимость этим «Воспоминаниям».
Итак, как начиналась война? Немного повторимся. Немецкие войска были стянуты к границе и ждали приказа о начале военных действий. Но верховное немецкое командование чего-то выжидало, и имелся даже запасной вариант по переносу даты нападения. А чего ждали? Говорят, что летной погоды. А может, ждали откуда-то своего, только им понятного сигнала? Наконец, приказ о начале военных действий с Советским Союзом в войска был доставлен, и 22 июня в 3 часа 30 минут начались приграничные военные действия, а немецкая авиация нанесла бомбовые удары по нашим крупным городам. Никакой значимости, с военной точки зрения, эти бомбардировки не имели, а преследовали лишь две, на мой взгляд, важные цели. Первая — постараться сделать военный конфликт необратимым, т.е. лишить советскую сторону возможности мирного урегулирования военных действий на границе; и вторая — бомбардировка есть самый эффективный и действенный сигнал для заговорщиков. Давайте почитаем в мемуарах Жукова о том, как он узнал о войне.
«Под утро 22 июня Н. Ф. Ватутин и я находились у наркома обороны С. К. Тимошенко в его служебном кабинете.
В 3 часа 07 минут мне позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Ф. С. Октябрьский и сообщил: «Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов; флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний».
Я спросил адмирала:
— Ваше решение?
— Решение одно: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны флота.
Переговорив с С. К. Тимошенко, я ответил адмиралу Ф. С. Октябрьскому:
— Действуйте и доложите своему наркому.
(Опускаем изложение других событий. — В.М.)
...В 4 часа я вновь разговаривал с Ф. С. Октябрьским. Он спокойным тоном доложил:
— Вражеский налет отбит. Попытка удара по нашим кораблям сорвана. Но в городе есть разрушения.
Я хотел бы отметить, что Черноморский флот во главе с адмиралом Ф. С. Октябрьским был одним из первых наших объединений, организованно встретивших вражеское нападение».
Можно ли из всего приведенного выше текста сделать вывод, что на нас напала Германия? Очень затруднительно, даже Октябрьский не решился сделать такой вывод. Как, по Жукову, тот сообщает об инциденте? Сначала «неизвестные самолеты», а затем — «вражеский налет отбит», — и о немцах ни слова. Рассмотрим еще раз, внимательно, приведенный отрывок. По Жукову, он вместе со своим заместителем Ватутиным находится в кабинете у наркома обороны Тимошенко. А что, своего кабинета нет? Или же собрались вместе и ждали сообщения? И вдруг раздается нужный телефонный звонок. Жуков же, а не хозяин кабинета, берет телефонную трубку (сам же говорит: «мне позвонил») и ведет разговор с абонентом. Странно, не правда ли? В реальной жизни можете ли вы, придя в кабинет к своему начальнику и в его присутствии, брать телефонную трубку и отвечать на раздающиеся звонки? В нашем же случае такое, как видите, возможно. Но это при условии, что присутствующие в кабинете люди есть определенное сообщество, где действующие роли, начальника и подчиненного, распределены не так, как в реальной жизни. Например, в любом тайном обществе его руководитель не есть обязательно человек, занимающий высокий пост или чин в реальной жизни, т.к. тайное общество живет и подчиняется своим, отличным от действительной жизни законам и правилам. Жуков, по всей видимости, являлся, «активным» заговорщиком и поэтому вполне мог чувствовать себя хозяином даже в кабинете наркома. Это один из вероятных мотивов, объясняющих эту «странность».
