Владимир Бешанов - Кадры решают все: суровая правда о войне 1941-1945 гг.
11 марта 1924 года отправили в отставку бессменного заместителя наркома и заместителя председателя Реввоенсовета, несостоявшегося медика Эфраима Марковича Склянского (1892–1925). Его обвинили в том, что он и возглавляемая им центральная группа РВСР со своими служебными обязанностями не справляются и систематической военной работой не занимаются. Поводом послужил доклад комиссии СИ Гусева об итогах проверки РККА, пришедшей к выводу, что армия небоеспособна.
На освободившиеся должности назначили М.Ф. Фрунзе — креатуру Зиновьева. Вскоре Михаил Васильевич совместил еще два ответственных поста — начальника штаба РККА и начальника Военной академии РККА. Был образован новый состав Реввоенсовета. Председателем пока оставался Троцкий, но совет оказался значительно «оздоровлен» его оппонентами: С.М. Буденным, К.Е. Ворошиловым, Г.К. Орджоникидзе, С.С. Каменевым, М.М. Лашевичем, М.Н. Тухачевским.
В апреле чекист И.С. Уншлихт возглавил Управление начальника снабжений РККА. В мае убежденного троцкиста Н.И. Муратова на посту командующего войсками Московского военного округа сменил Ворошилов. Комиссия под председательством Бубнова провела чистку преподавательского состава академий и вышвырнула в отставку 199 «чуждых Советской власти или не имеющих достаточного профессионального уровня элементов».
На IX-й Всекрымской областной партийной конференции новый начальник ПУР продемонстрировал, что твердо вернулся «на ленинские позиции» и доверие оправдывает. Критикуя компромиссное решение крымских коммунистов, посчитавших антитроцкистскую кампанию внутренними московскими делами, Бубнов заявил: «Вы оправдали этим оппозицию и обвинили руководящих товарищей, то есть основную группу ЦК партии… Троцкизм надо бить беспощадно и прямо».
Одновременно правящая тройка урезала финансирование военных расходов. Армия буквально нищенствовала. Реввоенсовет сообщал, что «ассигнования, произведенные на армию на февраль и на март, ставят армию в совершенно тяжкое положение, еще более ухудшающее ее нынешнее положение». В ответ правительство выражало намерение еще более сократить военный бюджет даже «за счет значительного сокращения боеспособности Красной Армии в течение летнего периода».
В августе Реввоенсовет принял специальное постановление, в котором говорилось, что сокращение сметы до 380 млн. рублей неизбежно приведет к сокращению численности армии, а «армия такой численности, т.е. ампутированная на 1/3, ни в коем случае не может отвечать задачам обороны, имея в виду реальные силы возможных врагов». Правительство отвечало, что «дело не в порядке выдачи ассигновок и не в недостатке кредитов, а в организационной стороне дела, в дефектах организационного характера». Мол, не умеете вести хозяйство. Пришлось 610-тысячные вооруженные силы сократить еще на 50 тысяч человек.
Все это делалось несмотря на то, что НЭП позволил в значительной степени восстановить экономический потенциал страны, и 1924 год оказался в этом смысле весьма удачным. То есть развал армии в условиях роста экономики диктовался исключительно логикой внутрипартийной борьбы. Сразу после устранения Троцкого деньги на армию нашлись.
Работа по вытеснению сторонников Троцкого из военного ведомства приняла массовый характер в ходе одного из основных мероприятий военной реформы — введения единоначалия. Ряд видных полководцев — Федько, Фабрициус, Лацис, Дыбенко, Якир, Вострецов… — вдруг обратились в Центральный Комитет партии с докладной запиской «Об итогах строительства Красной Армии к 6-й годовщине ее существования». В ней они утверждали, что в войсках выросло достаточное количество преданных Советской власти командиров, способных обойтись без опеки комиссаров, превратившихся в тормоз военного строительства и занимавшихся в основном склоками и доносами. Ну, писать доносы — самая прямая комиссарская обязанность, но властные их полномочия решили слегка ограничить.
Сталин переадресовал письмо Бубнову. Тонкость момента была в том, что буквально за год до этого именно Андрей Сергеевич принципиально возражал против приказа Реввоенсовета № 511, допускавшего отсутствие комиссара даже при беспартийном начальнике и тем самым «неоправданно сужавшего роль комиссаров в Красной Армии». Партии тогда пришлось поправить преждевременную инициативу товарища Троцкого. Однако теперь — совсем другое дело!
Подумав, Бубнов предложил не форсировать введение единоначалия, а растянуть процесс во времени, не оказывать всем командирам огульное доверие, а подходить к каждому индивидуально, в зависимости от уровня подготовки. Заодно переаттестовать весь командный и политический состав. А еще заодно, как выяснилось, и пересчитать, поскольку обобщенными сведениями о численности командиров, как и системой учета личного состава в армии, Штаб РККА не располагал.
В июне 1924 года была создана комиссия Оргбюро ЦК ВКП(б) по военным вопросам под председательством Бубнова. В рамках комиссии образовали специальную подкомиссию, наделенную исключительными полномочиями по части проверки деловых, профессиональных качеств и политических взглядов всего начальствующего состава. Члены комиссии определяли пригодность каждого командира и комиссара на роль командира-единоначальника на основании двух критериев: принадлежности к большевистской партии и умения проводить воспитательную работу среди подчиненных. Понятно, что сторонники Троцкого никак не могли быть «умелыми проводниками политики партии».
В декабре 1924 года пленум РВС утвердил представленную Бубновым инструкцию по практическому осуществлению единоначалия и поручил проведение ее в жизнь Политуправлению РККА. Инструкция рекомендовала рассматривать введение единоначалия не как ликвидацию политсостава, а как способ совмещения функций партийного руководства, политического воспитания и военного обучения в одном лице. Проще говоря, каждый командир должен был стать, в первую очередь, комиссаром. Второй вариант — комиссара и сделать командиром.
Поэтому пленум принял резолюцию, в которой отмечалось, что единоначалие необходимо вводить в двух формах. Полное единоначалие предполагалось, когда командир являлся членом партии и был облечен ее доверием. При таком командире назначался заместитель по политической части. Неполное единоначалие вводилось, когда командир был беспартийным или признан «недостаточно подготовленным» в политическом отношении. В этом случае при нем сохранялся чистокровный комиссар. 6 мая 1925 года ЦК принял постановление «О единоначалии в Красной Армии», в котором одобрялась проделанная в этом направлении работа и давались директивные указания о постепенном переходе к единоначалию, не снижая роли политсостава.
Бубнов указывал: «Не надо думать, что мы, выдвигая кандидатов на ответственные должности в качестве единоначальников, замахиваемся на такой ценнейший институт, как комиссарский состав нашей армии. Ведь в армии остается громадный процент беспартийного командного состава. При полном доверии к нему мы, тем не менее, не можем допустить передачи ему руководства политической работой и тем более — партийной… Великую армию политруков надо сохранить и укрепить». А одновременно — неуклонно увеличивать партийную прослойку среди командного состава. Бубновский пятилетний план предусматривал 100-процентное членство в партии командиров полков, дивизий и корпусов и не менее 60% командиров батальонов и рот.
Введение единоначалия при сохранении «великой армии политруков» дало в руки партийного аппарата во главе с генсеком неограниченные возможности назначения, перемещения и освобождения от должности начальствующего состава армии и флота (работали вдумчиво, даже в конце 1928 года половина командиров были все еще «неполными» единоначальниками), что в итоге обеспечило Сталину полную победу в борьбе за армию.
* * *Надо сказать, что Лев Давидович после Гражданской войны ослаб душой и телом в атмосфере «идейной оседлости», часто хворал, избегал партийных шабашей и публичных дискуссий, лишь изредка строчил письма в Центральный Комитет, публиковал статьи в «Правде» и, отдыхая на курортах, «всем своим существом ассимилировал уверенность в своей исторической правоте».
Осенью 1924 года нарком выступил с большой статьей «Уроки Октября», в которой пенял Зиновьеву и Каменеву на их старые грехи, напоминал о собственных заслугах в деле организации Октябрьского переворота, пытался выставить себя в качестве единственного и естественного преемника Ленина. Реакцию сторонников тройки нетрудно предвидеть: каждый написал по статье, где поведение Троцкого называлось уже не фракционным, а антипартийным. И вообще, оказалось, что Лев Давидович не только не был выдающимся деятелем русской революции, а наоборот, всю сознательную жизнь только и делал, что вредил Ленину и ленинизму.