Юрий Жуков - Тайны Кремля
Вот эта-то, численно возраставшая с каждым месяцем бюрократия и сумела в последний момент осознать подстерегающую ее опасность, отреагировать на весьма прозрачный намек Жданова. Занимая все без исключения управленческие посты, равно партийные и советские, до предела использовала то, что стало определяющим для всего 1937 года. Непременный поиск в собственных рядах всевозможных «врагов» — «троцкистов», «бухаринцев», «вредителей», «двурушников», «наймитов иностранных разведок».
Основное решение февральско-мартовского Пленума — о передаче Бухарина и Рыкова под суд — подтолкнуло маховик массовых репрессий, фактически начатых еще осенью минувшего года повторным процессом над Зиновьевым, Каменевым, Евдокимовым, Бакаевым, заменой Ягоды на посту наркома внутренних дел секретарем ЦК ВКП(б) Н. И. Ежовым. Буквально накануне открытия Пленума начался громкий «московский» процесс по «делу» Пятакова, Серебрякова, Муралова. В июне появилось сообщение о закрытом суде над крупнейшими военачальниками — Тухачевским, Якиром, Уборевичем и другими. Готовились, вот-вот должны были начаться процессы Енукидзе и Карахана, Бухарина, Рыкова, Ягоды, Крестинского, Розенгольца, Гринько, Икрамова, Ходжаева, а также многих, многих иных.
За каких-нибудь полтора года была практически полностью уничтожена «старая гвардия». Почти все, кто и создавал партию большевиков, возглавлял октябрьскую революцию, занимал важнейшие посты в годы гражданской войны, мирного строительства. Так, воистину варварскими, чисто азиатскими средствами покончили с той партией, которая ориентировалась на мировую революцию, мировое коммунистическое движение, свято исповедывала идеалы диктатуры пролетариата, стремилась к «построению» (несмотря на отсутствие реальных, объективных условий) социализма и сразу же вслед за тем и коммунизма в их чисто умозрительных, откровенно утопических и потому догматических формах.
Одновременно и далеко не случайно на волне «большой чистки» возобновился приостановленный в 1932 году прием в ВКП(б), что привело не просто к коренному изменению состава партии, а к ее полному перерождению. В обстановке всеобщей подозрительности, облыжных доносов, обязательно ведших к арестам, беззастенчивого наушничества, атмосфера в партии стремительно менялась. Идейные, убежденные коммунисты вынуждены были уходить в тень, становиться как можно незаметнее. Зато все громче заявляли о себе неофиты. Вчерашние обыватели, которые никогда и ни в каких оппозициях, естественно, не участвовали, всегда предусмотрительно держась вдалеке от политики. Принципиально не интересовались ею, так как свято почитали лишь одно — свое собственное благополучие. Ради него, во имя его были готовы на все, и прежде всего — на лицемерно восторженное принятие любой власти. Бездумно соглашались со всем, что бы им ни предлагали, одобряли все, лишь бы оно исходило «свыше». Демонстрировали трепетное желание исполнить любое распоряжение, указание, даже намек, только бы он был получен от начальства. Все, что снимало с них ответственность, позволяя самим избегать любых решений.
В таких условиях перевыборы в партийных организациях, где они все же состоялись, оказались вполне предсказуемыми. Члены ВКП(б) не воспользовались появившейся у них возможностью выдвинуть в руководители собственных кандидатов. Безропотно проголосовали за тех, кто им был вновь навязан «свыше». Правда, с той же готовностью и уже чуть ли не на следующий день столь же дружно, если требовалось, возглашали: «Распни его!»
Та же атмосфера всеобщей подозрительности, порожденная и поддерживаемая ширившимися с каждой неделей массовыми репрессиями, помогла партократии и в ином. Вынудить весьма немногих, как оказалось, инициаторов реформ постепенно отказаться от самой мысли о состязательности во время выборов в ВС СССР. От того, что и должно было послужить для населения первым практическим уроком демократии.
Желательность конкурентности — наличие нескольких кандидатов на одно место в новом советском парламенте — сохранилась лишь до лета 1937 года. Во всяком случае, еще на июньском Пленуме ЦК вполне определенно и серьезно дискутировали, как же следует поступить, если в первом, а затем и во втором туре ни один из претендентов не наберет необходимого большинства. Правда, при этом не обошлось без того, что ярко характеризовало политическую грамотность членов ПБ. Так, М. И. Калинин ничтоже сумняшеся предложил «поправку сделать (в „Положении о выборах“. — Ю. Ж.), что при равенстве голосов вопрос будет решаться по жребию». А К. Е. Ворошилов с солдатской прямотой предложил самый радикальный вариант — «боем дело кончить»[20].
Но еще более неожиданная оценка политического положения в стране проявилась при поисках наиболее беспристрастной организации подсчета голосов. Размышляя вслух, Сталин заметил, что на Западе такой проблемы не существует благодаря многопартийности. И вслед за тем добавил: «У нас различных партий нет. К счастью или к несчастью (выделено мною. — Ю. Ж.) у нас одна партия». Предложил потому, как паллиатив, использовать для контроля за выборами представителей хотя бы всех существующих общественных организаций[21].
На том же июньском Пленуме партократия сделала первую попытку вывести себя из-под возможного удара при альтернативном выдвижении кандидатов в депутаты. Она начала открыто отмежевываться от чиновников «советских», заодно обвиняя только их в обюрокрачивании, нежелании работать в соответствии с имеющимся законодательством. Выразителем же таких взглядов стал Я. А. Яковлев, первый заместитель председателя КПК, которому и было поручено выступить с основным докладом.
Откровенно используя и вместе с тем подтасовывая основные положения февральской речи Жданова, Яковлев для начала намеренно подчеркнул: «Если судить по работникам некоторых наших исполкомов, если судить по тому, как некоторые наши советские работники упорно молчат о недостатках в работе Советов, то трудно будет предположить, что в ближайшее время предстоят выборы в Советы на основе всеобщего, равного и прямого избирательного права при тайном голосовании». А затем уже начал подбирать и необходимые доказательства.
Казалось бы, кому, как не самому Яковлеву в силу занимаемого им поста, следовало знать о том, что же порождает недостатки, присущие Советам. Что все они без исключения являются отражением того, о чем и говорил Жданов — нарушения всех уставных норм в партийных структурах. Но нет, Яковлев ни слова не упомянул о последних. Не признал, что они-то и являются корнем всех бед и напрямую воздействуют на сущность обеих реальных властных структур. Не обмолвился также о характере взаимоотношений между ПБ и ЦК, зато упорно клеймил за подобное возможных соперников на выборах. Только их обвинял в главном грехе — в «подмене Советов их исполкомами, исполкомов — президиумами и использовании пленумов Советов преимущественно для болтовни по тем или иным торжественным случаям». Мимоходом заметил, что даже структура Советов, оказывается, определяется не ими самими на основе закона, а… инструкцией наркомфина. На конкретном примере Москвы продемонстрировал, что даже увеличение числа в ней райсоветов в четыре раза не привело к появлению у тех хоть каких-либо прав, обязанностей, ответственности. Даже за благоустройство. Что вся власть в столице остается практически в руках председателя президиума исполкома Моссовета Н. А. Булганина, а не у собственно городского, и, тем более, не у 23 районных советов.
Но как бы ни стремился Яковлев отстоять корпоративные интересы, защитить честь мундира партии, сняв с нее ответственность за вопиющую бездеятельность советской бюрократии, ему все же пришлось коснуться негативной в том роли ВКП(б). Разумеется, не всех ее структур, а только одного из звеньев низшего уровня. «Партгруппы в Советах, — вынужденно признал зампред КПК, — и в особенности в исполкомах Советов, зачастую превратились в органы, подменяющие работу Советов, в органы, которые все решают, а Советам остается лишь проштемпелевать заранее заготовленные решения». И поделился представлением о наиболее оптимальном с его точки зрения выходе из создавшегося положения. Формально — личным взглядом о возможной мере, на которую следует пойти, но отнюдь не в канун выборов, а в весьма неопределенном будущем.
«Необходимо будет, — сказал Яковлев, — выйти на очередной съезд партии с предложением об отмене пункта устава ВКП(б) об организации партгрупп в составе Советов и их исполкомов». А далее впервые открыто высказал то, что и свидетельствовало со всей очевидностью о нарастании кризиса существовавшей в СССР политической системы. Пояснил, что партгруппы следует ликвидировать для того, «чтобы впредь все вопросы Советов как в части хозяйственного, культурного и политического руководства, так и в назначении людей обсуждались и решались непосредственно Советами и их исполкомами (выделено мною. — Ю. Ж.), без возложения на коммунистов обязанности голосовать в порядке партдисциплины за то или иное решение через партгруппы, не являющиеся партийными органами»[22]. Оставил второй частью тезиса лазейку для выборных партийных органов, то есть горкомов, обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик.
