История нравов. Эпоха Ренессанса - Эдуард Фукс
В своем описании Вены, относящемся к 1450 году, Энеа Сильвио говорит об основании такого же учреждения: «Здесь находится также монастырь Святого Иеронима, куда принимаются женщины, обратившиеся после греховной жизни к Богу. День и ночь они поют гимны на немецком языке. Если же одна из них снова вернется к прежнему образу жизни, то ее бросают в Дунай».
Более подробные сведения имеются у нас о парижских бегинажах. В их статутах говорится: «Никто не будет принят против воли, притом только такие, которые некоторое время вели безнравственный образ жизни. Во избежание обмана они должны подвергнуться осмотру в присутствии сестер-монахинь особо для этой цели назначенными матронами, которые под присягой обязаны обещать воздержаться от всякого обмана и лжи. Во избежание того, что молодые особы нарочно предадутся греховной жизни, чтобы быть принятыми, постановляется, что те, кто раз отвергнуты, никогда уже не могут быть приняты. Кроме того, просительницы обязаны поклясться духовнику, что они готовы терпеть вечные муки, если они вели греховную жизнь только затем, чтобы потом быть принятыми в число членов общины, и что они будут изгнаны из монастыря, хотя бы они даже уже приняли постриг и дали свой обет. Дабы женщины легкого поведения не слишком долго медлили со своим покаянием, воображая, что этот выход открыт им всегда, решено не принимать в члены общины женщин старше 30 лет».
Возможностью покаяния исчерпывалось все, что общество сделало для ограничения проституции. Проститутка была заклеймена и должна была на всю жизнь сохранить это клеймо. Возвращение в ряды гражданского общества было для нее закрыто. Прошлого ничем нельзя было искоренить, даже браком с почтенным и уважаемым человеком. Достаточно привести один документ. В 1483 году в Гамбурге было постановлено: «Публичная женщина не имеет права носить украшения. Если она выйдет замуж за честного человека, то ей все-таки возбраняется знаться с честными женщинами. Такая женщина должна носить чепец и никакого другого головного убора».
При таких условиях немудрено, что опыт с кающимися не приводил к желанному результату. В шпейерской хронике говорится, например, что «эти женщины (кающиеся), по общему мнению, весьма вредные сводни». Также безуспешны были вообще все попытки поднять нравственность. Все негодующие слова были сказаны на ветер.
Мы уже достаточно выяснили первую причину непрекращавшегося значительного спроса на проституцию. Нетрудно понять и другую причину, почему армия проституток постоянно возрастала, почему приток к ней никогда не прекращался, почему предложение еще превосходило спрос и повсюду промышляли руффианы, сводни и сводники. Эта причина коренится в продолжавшемся столетия перевороте, вызванном развитием капитализма. Этот переворот деклассировал в каждой стране сотни тысяч людей, впервые взрастил массовый пролетариат. Тот же самый процесс, который переполнял войска солдатами, готовыми отдать свою жизнь за чуждые им интересы, переполнял «женские переулки» и «дома» всего света девушками и женщинами, не менее готовыми отдать свою красоту и любовь чужим мужчинам, способным платить.
Неисчерпаемое гигантское войско проституток представляло собой женское дополнение к войскам ландскнехтов. Те же причины (выше они были выяснены), почему в XV и XVI веках наемные армии состояли в большинстве случаев из немцев, объясняют нам и тот факт, что во всех «женских переулках» мира встречались немки, в особенности уроженки Швабии. Лицом к лицу с такими побудительными причинами вся мудрость нравственных трактатиков была осуждена на бесплодие.
И все-таки постепенно – особенно заметным это становится со второй половины XVI века – люди становились нравственнее.
Было бы, однако, нелепо приписать этот положительный результат нравственному влиянию Реформации, как часто делается, или вообще влиянию нравственных проповедей. Оба фактора могли привести к такому результату только потому, что нашли двух союзников, диалектика которых всегда была в истории наиболее убедительной.
Первый из факторов уже упоминался нами однажды, а именно как решающая причина сокращения роскоши в костюме и упразднения развращенных мод, явления, тоже относящегося странным образом ко второй половине XVI века. Этим фактором стал экономический упадок, задержавший дальнейшее развитие капитализма, начавшееся в таком грандиозном масштабе.
Когда сокращается прибыль имущих классов и под влиянием серьезного экономического кризиса рушатся многочисленные состояния, когда в дверь мещанина и пролетария стучится нужда, по необходимости ограничиваются все формы наслаждения, и прежде всего в области половой. Рядом с интенсивным трудом нужда и горе – самые сильные и единственно действительные средства против сексуального возбуждения: они всегда приводят к воздержанию.
А экономическая история, начиная со второй половины XVI века, представляет во многих странах единственную в своем роде историю упадка. Испания обанкротилась уже полстолетием раньше, Германия доходит до самой черты банкротства, Италия, Франция, Голландия испытывают самые серьезные потрясения.
То был первый и величайший всемирно-исторический кризис нового времени. Капиталистическое хозяйство впервые показало миру свое страшное лицо двуликого Януса.
Вторым фактором был сифилис. Он погасил жизнерадостность даже и там, где ее не нарушили нужда и горе.
Первое появление сифилиса в конце XV века было самым страшным испытанием, какое пришлось пережить тогдашнему человечеству. То, что в его глазах было высшим вакхическим проявлением жизни, вдруг получило отвратительное, ужасное клеймо. То был проклятый подарок, поднесенный Европе новым светом, завоеванным капитализмом рукою Колумба. То был вместе с тем апогей всемирно-исторической трагикомедии: бедные туземцы вновь открытого мира заранее отомстили своим будущим, жадным до золота мучителям. Из них хотели выжать только золото, а они влили в жилы Европы огонь, заставляющий еще теперь, четыреста лет спустя, корчиться в беспомощном отчаянии миллионы людей.
Поистине ошеломляющий ужас охватил человечество, когда оно почувствовало в своей крови ужасный бич этой болезни. Оно было бы слепым, если бы не поняло, где нужно искать главный очаг заразы, если бы не поняло, что болезнь выходила из домов терпимости, чтобы совершить свое зловещее шествие по городу.
Так подсказывалась сама собой мнимая панацея. Это радикальное средство состояло в том, что во время эпидемии запирались все «женские дома», все проститутки изгонялись из города или запирались до окончания эпидемии. Такого метода придерживались особенно часто в эпоху первой атаки болезни, в первой четверти XVI века. Там, где болезнь не носила такого зловещего характера или где по каким-нибудь другим причинам не решались закрывать притоны и изгонять проституток, «женские переулки» сами пустели, так как боязнь заразы вместе с плохими временами удерживала многих мужчин от тех мест, где они когда-то были постоянными посетителями. Многие содержатели просили в эти годы городские советы об отсрочке условленных платежей или о понижении аренды. Такие прошения всегда мотивировались тем, что ввиду редких посещений хозяева не
