Ирина Павлова - Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941
Произвол сталинских назначенцев проявлялся как в непосредственной жестокости, так и в изощренном измывательстве над нижестоящими – выдерживании их в так называемых «коридорных ваннах», которое предполагало многодневное (даже по полмесяца) ожидание приема, в то время, как нужный партийный работник мог преспокойно находиться рядом, в своем кабинете[964]81.
Многочисленные факты произвола местных руководителей были приведены на февральско-мартовском 1937 г. пленуме ЦК. Так, секретарь Корсунского райкома Украины т. Соя руководил грубым окриком, бранью и матерщиной. Председателей колхозов, районных работников Соя называл дураками, фекальной головой и т.д. Члены бюро райпарткома, видя эти грубости, молчали и послушно исполняли приказания Сои. Когда однажды на заседании бюро между Соей и бюро райкома возникло разногласие по практическому вопросу посылки машин на вывозку буряка, Соя демонстративно бросил заседание бюро райкома и приступил к исполнению своих обязанностей лишь после того, как члены бюро заявили повинную. После принятия 13 января 1937 г. постановления ЦК о неудовлетворительном партийном руководстве Киевского обкома КП(б)У и о недочетах в работе ЦК КП(б)У к ответственности за произвол были привлечены 32 секретаря райкома партии, в том числе четыре секретаря райкома по г. Киеву и второй секретарь Житомирского окружкома[965]82.
О подобных методах руководства председателя колхоза Волкова на Смоленщине рассказано в книге М. Фейнсода[966]83. Так же действовал и секретарь Северного райкома партии в Сибири Матросов. Однако не мог председатель или директор совхоза, секретарь райкома или даже крайкома (обкома) партии в системе сталинской власти под надзором вышестоящих начальников и стучащих на него подчиненных творить то, что ему заблагорассудится. Нет, их произвол был санкционирован, он был способом выполнения планов хлебозаготовок, сева и т.д. вплоть до организации стахановского движения без достаточных средств на материальное поощрение. Никакими иными способами в тех условиях нельзя было собрать недоимки и деньги на очередной заем, кроме как устраивая ночные тревоги и описывая за долги крестьянское имущество и конфискуя крестьянские избы[967]84.
Как можно было иначе заставить колхозников работать, когда власть только требовала, практически ничего не давая взамен, кроме пропаганды? Однако критика политики власти дорого стоила секретарю Солтонского райкома партии Г.И. Александрову, который в своем выступлении на районной партийной конференции позволил себе сказать о том, что «в районе почти нет товаров. Торговля идет главным образом за счет вина. Колхозники выражают неудовольствие за закрытие последнего кожевенного завода в районе. Теперь нет возможности иметь какую-нибудь обувь и одежду. Весь товар, преимущественно проходящий через кооперацию с соответствующими бюджетными надбавками, вызывает нарекания со стороны колхозников, они не увязываются с ценами, которые колхозы получают за сдачу своих продуктов. Цена за центнер сданного овса колеблется от 59 коп. до 1 руб. 20 коп, а простой пиджак стоит 60 рублей, что следовательно, нужно сдать за один пиджак от 50 до 100 цн. овса. То же нужно сказать в отношении сбруи. Комплект сбруи стоит 52 руб. Опять-таки нужно сдать 6–11 га урожая на один комплект сбруи...»[968]85.
В район сразу же была отправлена специальная комиссия крайкома, которая выявила массу хищений, а самого секретаря обвинила в том, что его речь «из кулацкого арсенала. Это типичные кулацкие контрреволюционные разговоры». 15 сентября 1933 г. объединенное заседание бюро Запсибкрайкома и президиума крайКК ВКП(б) приняло постановление «О Солтонском районе», руководство которого обвинялось «в обмане партии и государства, растранжиривании государственных фондов и грубейшем произволе в руководстве колхозами...» Этим постановлением секретарь Солтонского райкома партии Г.И. Александров и председатель райисполкома П.Т. Терентьев были сняты с работы, исключены из партии и отданы под суд[969]86. Такие дела возникали регулярно. Только 8 декабря 1933 г. президиум Западно-Сибирской краевой контрольной комиссии ВКП(б) рассмотрел три подобных дела – Томское, Сорокинское, Учпристанское[970]87.
Однако выяснить подлинную подоплеку этих «дел» в каждом конкретном случае очень трудно, так как за общими обвинениями в антигосударственных тенденциях могли скрываться не только корыстные действия местного руководства, но и попытка помочь крестьянству, особенно в 1932–1933 г. Заслуживает внимания история, которая произошла с секретарем Ачинского райкома партии Г. Толстиковым. Назначенный в этот район в конце 1932 г. новый секретарь столкнулся с тяжелейшим положением – совершенным отсутствием семян и фактами голодной смерти колхозников. В этих условиях Г. Толстиков проявил себя как настоящий хозяин, договорившись об обмене лошадей, которых в Ачинском районе было достаточно, на хлеб в Черепановском районе, где, наоборот, в колхозах имелись излишки хлеба. В результате этого обмена план сева был выполнен на 98 %, получен сравнительно высокий урожай, люди спасены от голода. Однако краевое руководство обвинило Г. Толстикова в политической ошибке, которая заключалась в «поиске выхода из трудного положения путем путаных и сложных комбинаций». В Государственном архиве Новосибирской области хранится докладная записка Толстикова Эйхе с объяснением своего «преступления», в которой он заверяет вышестоящее начальство в следующем: «Как большевик говорю: Никогда больше таких и подобных им вещей я делать не буду, ни при каких трудностях и ни в какой обстановке»[971]88.
Эта история чрезвычайно показательна. Во-первых, она убедительно свидетельствует о том, что многие люди были бы спасены от голодной смерти в начале 1930-х гг., если бы не боялись проявлять инициативу как сами колхозники, так и их начальники. Во-вторых, четко просматривается политическая линия сталинской власти – все для государства, но не для людей. Уже в эти годы были отбиты не только желание проявлять инициативу, но и сама способность на самостоятельные действия. В архивах имеется немало документов за 1932–1933 гг., рассказывающих о гибели собранного хлеба, предназначенного для отправки в Центр, и в то же время о гибели людей, находившихся буквально в десяти шагах от складов, забитых этим хлебом.
Такая же система выполнения заданий Центра любой ценой сложилась и в промышленности. Архивные документы переполнены сведениями о штурмовщине, кампанейщине, текучести кадров, огромном числе аварий, которые поражают воображение[972]89. Все эти факты свидетельствуют не просто о безразличии руководства к технике безопасности и судьбам конкретных людей (хотя периодически некоторые руководители демонстративно наказывались и весьма жестоко), а о неумении сталинской власти организовать нормальный производственный процесс, не говоря уже о быте рабочих того времени[973]90. Вместо этого регулярно принимались декларативные постановления типа постановления ЦК от 16 мая 1930 г. «О работе по перестройке быта» или от 7 августа 1932 г. «О работе партячеек на предприятиях». В последнем, в частности, предлагалось «всем партийным комитетам – краевым, областным, городским и районным, – а также бюро заводских парткомов и ячеек немедленно изучить конкретно, применительно к каждому заводу и фабрике, имеющиеся недостатки в работе, наметить и провести практические мероприятия к их устранению и дальнейшему улучшению партийной и массовой работы»[974]91.
«Подхлестывания» в виде стахановского движения, инициированного энтузиазма, работы днем и ночью для того, чтобы в срок сдать тот или иной объект, были необходимы потому, что иначе, чем «партизанскими методами», как говорил И.П. Павлуновский, предполагавшими и кампанейщину, и штурмовщину, невозможно было добиться поставленной цели. Поэтому и требовались, кроме обычных начальников, разного рода уполномоченные, эмиссары из Центра, периодические комиссии по проверке исполнения и, наконец, постоянно действущие чрезвычайные органы – политотделы. В 1933 г., помимо сельского хозяйства, политотделы были созданы также на железных дорогах, в гражданском воздушном флоте, в 1934 г. – на водном транспорте и в системе Главсевморпути[975]92. Кроме того, на промышленные предприятия персонально назначались парторги ЦК. Перед войной их было более 1000[976]93. В основном они получили направление на военные заводы, потому что проблем не удалось избежать даже в авиационной промышленности, которая пользовалась «колоссальным вниманием со стороны Центрального Комитета», как говорилось на совещании парторгов ЦК военных заводов, состоявшемся 14 августа 1935 г. у секретаря ЦК А.А. Андреева[977]94.
