А. Фурсов - De Secreto / О Секрете
Осознав истинный смысл заявления Сталина, Черчилль тут же стал оправдываться: «Я не знал, что они не разоружены. Во всяком случае, наше намерение заключается в том, чтобы разоружить их. Я не знаю точно, каково там положение, но этот вопрос был урегулирован верховной ставкой союзных экспедиционных сил. Во всяком случае, я наведу справки».
Однако Сталин не ограничился своим замечанием, а в конце заседания передал Черчиллю меморандум относительно имеющихся в Норвегии неразоружённых германских войск. Черчилль вновь стал оправдываться: «Но я могу дать заверение, что нашим намерением является разоружить эти войска». Ответ Сталина («Не сомневаюсь») был, очевидно, произнесён с ироничной интонацией, а потому вызвал смех. Продолжая оправдываться, Черчилль заявил: «Мы не держим их в резерве, чтобы потом выпустить их из рукава. Я тотчас же потребую доклада по этому поводу». Лишь через 10 лет, когда Черчилль вновь стал премьер-министром, он признал, что он лично отдал распоряжение не разоружать часть немецких войск, а держать их готовыми на случай возможного вооружённого столкновения с СССР в Европе летом 1945 г. На конференции Сталин нашёл наиболее удачный способ объявить союзнику о том, что он знает о его вероломных действиях, и вынудил Черчилля фактически признать факт нарушения Англией союзнических обязательств.
Обладая разнообразной информацией, Сталин умело пользовался ей, исходя, прежде всего из того, в какой степени имеющиеся у него сведения могут пойти на пользу дела. Когда было нужно, он мог резко отчитать Рузвельта за тайные переговоры американцев с немцами в Швейцарии. Однако на Потсдамской конференции Сталин думал прежде всего о необходимости сохранить единство трёх великих держав. Поэтому он не стал гневно обличать Черчилля за сохранение англичанами неразоружённых немецких дивизий, а ограничился метким заявлением, которое било не в бровь, а в глаз.
Сталин искусно пользовался богатейшей информацией, которую постоянно накапливал. Он прибегал к её огласке лишь в том случае, если был уверен, что это будет способствовать интересам страны. Зная от наших разведчиков о создании американцами атомного оружия, Сталин понимал, что теперь союзники попытаются использовать эту козырную карту для пересмотра итогов Второй мировой войны. Об этом свидетельствовало и сообщение Трумэна об успешном испытании атомной бомбы, которое американский президент сделал Сталину в перерыве конференции в присутствии Черчилля. В то же время Сталин знал: американцы ещё не уверены в том, что с помощью атомной бомбы они поставят Японию на колени. А поэтому Трумэн каждый день своих встреч со Сталиным начинал с вопроса о том, когда СССР объявит войну Японии. Ведь трёхмесячный срок для начала войны с Японией после капитуляции Германии, определённый Сталиным в Ялте, истекал в ближайшие дни после завершения Потсдамской конференции.
Лишь получив окончательное подтверждение Сталина о вступлении СССР в войну против Японии, Трумэн в письме своей жене написал, что тем самым достигнута главная цель, которую он перед собой ставил на конференции, и что он думает об американских парнях, жизнь которых будет теперь сохранена.
Но Сталин понимал, что после завершения войны с Японией прочность союза трёх великих держав подвергнется суровому испытанию. Поэтому на Потсдамской конференции он не раз ставил вопросы, решение которых могло способствовать продолжению сотрудничества между тремя державами. Он говорил об угрозах всеобщему миру, которые сохранялись и после разгрома Германии. Он подчёркивал важность демилитаризации Германии, говорил о той опасности, которая исходит от франкистской Испании, являвшейся пособницей гитлеровской коалиции. Он говорил и о необходимости провести суд над германскими военными преступниками. При этом он умело пользовался той информацией, которой он обладал. Во время обсуждения на Потсдамской конференции вопроса о перечне главных военных преступников, новый премьер-министр Великобритании К. Эттли заявил: «Я считаю, что Гитлер жив, а его нет в нашем списке». Далее стенограмма конференции гласит:
«Сталин. Но его нет в наших руках… Я согласен добавить Гитлера (общий смех), хотя он и не находится в наших руках. Я иду на эту уступку. (Общий смех.)».
Между тем уже в мае 1945 г. Сталин имел исчерпывающую и достоверную информацию о том, что Гитлер и его жена покончили жизнь самоубийством. Все доказательства этого были ему представлены. Сталин не стал раскрывать имевшиеся у него сведения, но в то же время он не погрешил против истины: Гитлера, которого можно было судить, не было «в руках» советских людей.
По этой же причине Сталин не старался развеять слухи и о других видных деятелей Третьего рейха. Как утверждал Тревор-Роупер, Сталин во время встречи с Гарри Хопкинсом 26 мая 1945 г. выразил сомнение в смерти не только Гитлера, но и Геббельса, Бормана, Кребса. Между тем Сталину было уже доложено про опознание трупов Геббельсов и их детей. Скорее всего, говоря о своих «сомнениях», Сталин преследовал определённую цель: убедить союзников в том, что враги, борьба против которых объединяла их четыре года, всё ещё живы и представляют потенциальную опасность.
В ходе войны Сталин убедился в том, что западные державы постоянно нарушали свои союзнические обязательства. Изменение политики по отношению к СССР стало все более явным по мере обретения Соединенными Штатами монополии на атомное оружие. Хотя после успешно завершённой Потсдамской конференции главы трёх великих держав активно продолжали деловую переписку, а 11 октября 1945 г. президент США просил Сталина принять американского художника Шандора, чтобы написать его портрет в память о сотрудничестве между СССР и США в годы Второй мировой войны, в США при поддержке Великобритании стали вынашиваться планы развязывания новой войны против СССР. За два дня до упомянутого выше письма Трумэна 9 октября 1945 г. комитет начальников штабов США подготовил секретную директиву 1518 «Стратегическая концепция и план использования вооруженных сил США», которая исходила из подготовки нанесения Америкой превентивного атомного удара по СССР. По мере быстрого накопления атомного оружия в США 14 декабря 1945 г. была подготовлена новая директива № 432/d комитета начальников штабов, в приложении к которой были указаны 20 основных промышленных центров СССР и трасса Транссибирской магистрали в качестве объектов атомной бомбардировки. В дальнейшем эти планы расширялись, а число городов и других населенных пунктов СССР, которые должны быть подвергнуты ядерной бомбардировке, умножалось.
Очевидно, что обвинения Сталиным союзников в вероломстве, которые он не раз высказывал им на протяжении войны, были ненапрасными. Получалось также, что расчёты Гитлера, а затем Гиммлера на вооружённое столкновение между союзниками по антигитлеровской коалиции не были столь уж химерическими.
Прилагая максимум усилий для того, чтобы предотвратить обострение отношений с союзниками, Сталин не спешил делиться с ними ни сведениями о самоубийстве Гитлера, ни данными о готовности Геббельса и Бормана капитулировать прежде всего перед Советским Союзом. Сталин не стал тогда поднимать историю о попытках союзников заключить сепаратный мир, их тайных переговорах с агентами Гиммлера. Не стал он предавать огласке и полученную им информацию о борьбе за власть в нацистских верхах в дни агонии Третьего рейха, когда Геббельс, Борман и другие противники Гиммлера неожиданно обратились за поддержкой к СССР.
Стараясь использовать нацистских руководителей даже после их смерти для того, чтобы сохранить после войны сотрудничество между великими державами, Сталин и другие руководители советского правительства настаивали на немедленном аресте и суде над оставшимися в живых главарями Третьего рейха.
В то же время, видимо, тайны последних дней существования Третьего рейха, интересовали руководителя Советской страны, внесшей решающий вклад в победу над гитлеровской Германией. Вероятно, это было главной причиной того, что осенью 1945 г., находясь в отпуске и едва оправившись от инсульта, Сталин пригласил на свою дачу в Сочи генерала армии Чуйкова. Нет сомнения в том, что подробный рассказ Чуйкова о ходе переговоров с Кребсом (а через телефонную связь и с Геббельсом) позволил генералиссимусу узнать те детали этой встречи, которые не зарегистрировала бесстрастная стенограмма (например, два возвращения Кребса к Чуйкову после прощания, эмоциональное состояние немецкого генерала и т. д.).
Нет сомнения в том, что проницательный советский руководитель разгадал многие хитросплетения борьбы нацистских пауков в той банке, в которую превратился гитлеровский бункер. В то же время очевидно, что подтверждение правды потребовало бы признаний со стороны эсэсовцев, вырвавшихся 1 мая 1945 г. из окружения советских войск. Однако Сталин знал, что все эти люди находятся за пределами советской зоны оккупации Германии и, возможно, сотрудничают с западными союзниками. Главная политическая задача для Сталина в это время состояла в том, чтобы любой ценой сохранить хотя бы остатки того сотрудничества с США и Англией, которое сложилось в годы войны, и сберечь мир, столь необходимый для восстановления разоренной Советской страны. Даже о наличии под командованием англичан целых немецких дивизий, вооружённых до зубов и готовых напасть на нашу страну, Сталин не стал громогласно заявлять за пределами стен Потсдамской конференции. Тем более не было практического смысла поднимать вопрос о том, как была сорвана капитуляция в Берлине после 1 мая 1945 г. и каким образом ушли из жизни Геббельс, Борман, Кребс и Бургдорф.
