Николай Шпанов - Поджигатели (Книга 1)
В свое время фельдмаршалы, кронпринцы и даже кайзеры гогенцоллерновской Германии, турецкие паши и султаны, болгарские и румынские монархи состояли на откупе фирмы Круппа, чтобы раздувать военные бюджеты вооружения и увеличивать армии. За сходные проценты они готовы были перекачивать народные деньги в кассу Круппа в обмен на пушки, на броню, на военные материалы и металл, предназначенные к уничтожению в беспощадном горниле войны.
У старого Густава не было никаких оснований считать, что паршивый ефрейторишка, которого они, магнаты Рура, сделали главою германского государства, и авиационный капитан Геринг, которого Крупп одел, обул и вылечил от безумия на свои деньги, имеют право быть менее старательными, чем кайзеры и султаны. Круппу было необходимо воссоздание немецкой армии, ему было нужно вооружение Германии. Тайное или явное - безразлично. Он больше не боялся огласки своей деятельности после того, как американцы влили свои миллиарды в тяжелую промышленность Германии. Доллары Моргана смешались с марками Круппа в единый поток, оплодотворяющий ниву германской индустрии вооружений. Как в Рейне не отделишь воду Мозеля от воды Неккара, так не отделишь теперь марки от долларов, прибыли Моргана от прибылей Круппа. Теперь у Круппа достаточно надежные соучастники в деле вооружения Европы. Эти сумеют заткнуть рот всякому, кто покусится на их прибыли. Значит, дело пойдет. Вооружение Германии неизбежно вызовет вооружение Франции и Англии. Шнейдер и Виккерс были связаны тайными отношениями с Круппом. Через них французские налогоплательщики пошлют в Эссен свои франки, предназначенные на пушки для уничтожения немецких солдат; англичане дадут свои фунты, не подозревая о том, что и они в конце концов притекут в карман Круппа и послужат для изготовления пушек, которые будут стрелять в английских солдат.
В свою очередь, вооружение Германии, с одной стороны, и Англии и Франции - с другой, вызовет вооружение их сателлитов. Анкара, София, Белград, Бухарест, Прага - все начнут скрести в карманах, чтобы что-нибудь послать Круппу, Виккерсу, Шнейдеру. А Крупп, Шнейдер и Виккерс отдадут делю Моргану. Морган же пошлет деньги в Германию. Кровообращение бога войны возобновится...
В тот вечер в курительной комнате "Виллы Хюгель" сидели трое: сам старый Густав Крупп, его второй сын, Альфред, и шурин Тило фон Вильмовский. Старик зябко ежился в глубоком кресле напротив камина и щурился на огонь. Кокс горел так ярко, что даже сквозь экран тепло приятно обвевало больные колени старика.
Альфред и Тило сидели по сторонам курительного столика. Все трое молчали, переваривая недавний обед.
Тишину нарушил Густав. Негромко, так, словно ему было лень говорить, пробормотал:
- Кажется, Гитлер оправдает наши надежды, а?
- Такого расторопного малого у нас давно не было, - ответил Альфред.
- Толковый парень, - согласился Тило.
- Можно сказать, что мы довольны... я доволен, - проскрипел Густав. И после некоторого колебания прибавил: - Надо сделать ему подарок.
- Я дам приказ открыть ему счет под каким-нибудь условным именем, предложил Тило.
- Только, пожалуйста, не в Берлине, - встрепенулся Альфред. - Там кишит всякая дрянь, сующая нос в наши дела.
- Гитлер отучит их от любопытства, - злорадно проговорил Тило.
Но Густав перебил:
- Альфред прав: ты, Тило, можешь сделать подарок через твой Лендербанк.
- Да, венцам до этого нет дела, - подтвердил Тило. - Но было бы ошибкой ограничиться подарком фюреру. Наци заслужили свое, вся компания.
- Разумеется, - не с очень большим воодушевлением ответил Густав. - Но я вовсе не намерен отдуваться один. Пусть Пеноген и Пфердменгес примут участие. Эти в первую очередь. А вот химиков хорошо бы выбросить из игры. Пусть Гитлер останется без подарка от "ИГФИ", а?
- Постараюсь, папа, - неуверенно ответил Альфред. - Боюсь, однако, что Бош уже сунул ему что-нибудь.
- Так сунь вдвое! Машина должна вертеться на нашей смазке, - сонно вымолвил старик.
Он концом ботинка отодвинул каминный экран так, что яркий отблеск пылающего кокса упал ему на лицо. Старик блаженно зажмурился и откинул голову на спинку кресла. Альфред и Тило еще несколько времени молча сидели на своих местах. Потом тихонько поднялись и, ступая на цыпочках, покинули курительную. Густав не шевельнулся. Он спал. В шестьдесят лет пищеварение требовало покоя.
17
Если не считать вступления СССР в Лигу наций, все остальные политические события зимы 1934-1935 годов не имели первостепенной важности и потому обращали на себя сравнительно мало внимания европейского общества.
В самом деле, какому французу могло тогда прийти в голову, что поездка Лаваля в Рим, по частному приглашению Муссолини, будет иметь неизмеримо большее значение, чем то, что Стависский подделал на тринадцать миллионов франков облигаций Байонского ломбарда?! Тринадцать миллионов франков сумма, способная привлечь к себе внимание не одних только мелких буржуа. Особенно, когда пошли скандальные слухи о том, что в дележе добычи принимали участие довольно высокопоставленные лица и почти открыто называлось имя все того же префекта парижской полиции Кьяппа. Одно это легко могло затмить римскую встречу Лаваля с Муссолини, тем более, что ни тот, ни другой не старались рекламировать истинную суть своих переговоров. Поэтому мало кто обратил должное внимание на то, что в январе 1935 года в обмен на мелкие и весьма условные уступки Муссолини получил от Лаваля не только гарантию невмешательства Франции в африканские планы Италии, но даже кусочек африканского побережья, необходимый "дуче" для подготовки вторжения в Абиссинию.
Мало кто знал, как беспокоило Муссолини отношение к этому вопросу "африканской державы" Англии и как "дуче" приплясывал от радости, когда разведка доставила ему копию секретного доклада так называемой комиссии Мэрфи, решительно заявившей своему правительству, что Англия не заинтересована в Эфиопии и что для нее было бы даже выгодно появление там итальянцев.
Никто, кроме самого "дуче" и его посла в Лондоне, не мог бы сказать, во что обошлось итальянской казне такое странное заявление англичан, противоречащее здравому смыслу и очевидным интересам Англии.
Впрочем, покладистостью Лондона и Парижа мог похвастаться не один Муссолини. Гитлеру тоже удалось заручиться заверениями англичан, что вопрос о Саарской области признается "чисто немецким". Поэтому ему ничего и не стоило, присоединив к своим пропагандистским плакатам дубинки штурмовиков, выколотить из саарцев нужный гитлеровцам результат плебисцита 13 января. Саар был включен в рейх.
Этой же зимой приступил к своей деятельности скромный молодой человек по фамилии Отто Абец, приехавший во Францию в качестве частного эмиссара Риббентропа. Лишь очень немногие знали, что он появился в Париже вовсе не для того, чтобы организовать сближение между интеллигентной молодежью Франции и Германии, а для того, чтобы растлить французов разных возрастов и положений и помочь фашистскому отребью Франции и ее политиканам-предателям бросить их отечество в пасть нацизма.
Примерно в то же время в обратном направлении переехал германскую границу посланец "доброй воли" британских профашистов лорд Аллен Гартвуд. Все, что сказал ему Гитлер об отсутствии у Германии агрессивных планов, этот лорд цитировал потом в Англии как страницы евангелия.
Предостережения Советского правительства об опасности отказа от принципов коллективной безопасности преступно игнорировались правителями Европы. Словно в ответ на советскую ноту от 20 февраля, английское правительство 21-го официально уведомило немцев о готовности начать двусторонние переговоры о вооружении.
Далеко не все в Европе оценивали истинное значение этого события, но в Берлине знали ему цену и 1 марта 1935 года отпраздновали его торжественным парадом бомбардировочной эскадрильи - первого официального детища Геринга.
Расследование дела об убийстве Барту правительством дряхлого Думерга поручено сенатору Андре Лемери. Вильгельм фон Кроне мог спать спокойно: Лемери был активным членом "Боевых крестов". Убийцы французского министра и югославского короля продолжали оставаться под защитою господина Кьяппа и де ла Рокка.
- Вы видите, - сказал Кроне Отто Швереру, - все устраивается как нельзя лучше в этом лучшем из миров!
На этот раз их свидание не носило делового характера. Они встретились в кондитерской за чашкою кофе. Это было их первое свидание вне служебной обстановки. Кроне держался, как хороший знакомый. Он отбросил газеты, в просмотр которых был углублен.
- День, который вам стоит отметить в памяти, - сказал он и постучал пальцем по столбцу газетного листа. - Лаваль - талантливый негодяй.
- Не имею чести знать.
- Вы с вашей трусостью и пристрастием к бабам никогда не подниметесь настолько, чтобы войти в круг деятелей такого полета!
