Иван Ле - Хмельницкий (Книга вторая)
- Но это - кровь! Беспрерывная война, брат мой! Осел бы ты хотя бы и тут, у нас в Субботове. Подыскали бы мы тебе жену...
- Моя Азанет!.. Ох, моя Азанет, Богдан-ака... Никто не заменит ее! А ты поменял бы свою?
- Я женат, имею детей, - смущенно ответил Богдан.
- А разве я не знаю, разве ты не делился со мной своими переживаниями из-за рахиб-хоне? [послушница, монахиня (тур.)] - И Назрулла, как заговорщик, оглянулся, боясь, как бы не подслушали их разговор женщины.
- Не нужно, брат, мутить голову воспоминаниями! Рахиб-хоне умерла тогда, когда еще не родилась... Фатих-хоне! Была еще и Ганна... - вздохнул Богдан.
И взмахнул рукой, чтобы Назрулла замолчал.
- Между прочим, признаюсь, и мне очень хочется повидаться с Иваном Сулимой.
Ганна и Мелашка не советовали Богдану идти наперекор воле гетмана.
- Куда приклонить голову полковнику Сулиме зимой? Еще успеешь побывать в Запорожье! - настойчиво советовала Мелашка. - А гетман торопится на Северную войну, говорил джура полковника. Можешь и не застать, опоздать...
- Пожил бы ты, Назрулла-ака, у меня, отдохнул бы, пока я вернусь!.. заколебался Богдан. Мозг сверлила мысль: "Правильно советует Мелашка!" Поговорили бы и о твоих делах.
- За отдых тешеккюр едернм! [очень благодарен (тур.)] Я тоже должен, как и ты...
- Да ты же вольным казаком теперь стал... Даже старшиной! Оставайся у меня, подожди. Вместе потом поедем на Сечь. Хочу тоже посмотреть на эту чудо-крепость, которую построил Конецпольский перед Кодацкими порогами!..
- Казак называет эту крепость... ах, шайтан, забыл слово. Ага... собачьим ошейником на казачью волю! - по-украински закончил Назрулла.
Богдан засмеялся. Но вдруг его задел за живое "ошейник"! Кого же стерегут эти нанятые гетманом французы, кому преграждают путь - казакам на море или... им же с Запорожья на Украину?..
Богдан не высказал вслух своих мыслей. Но он так выразительно пожал плечами, что Назрулла без слов понял его. Оба улыбнулись. Богдан сдвинул на затылок свою новую смушковую серую шапку с красным шлыком, поправил саблю.
Они вместе садились на коней во дворе. Прощались уже за воротами. Трое подменных лошадей с казаками обогнали их и поскакали по лесной дороге на запад.
16
На шестой день быстрой езды по дорогам двух воеводств Богдан наконец подъезжал к гетманскому имению в Бродах. Станислав Конецпольский очень любил родовое имение и селение Броды, подаренное ему Лукашем Жолкевским.
Вскоре в низине показалось известное в стране роскошное имение гетмана, окруженное хуторами посполитых. Как и следовало ожидать, оно было обнесено высоким валом и дубовым забором с каменными башнями, где размещалась военная охрана. Дорога круто огибала крепость, почти с трех сторон опоясанную рекой. Эта живописная река действительно могла вдохновить Якуба Собеского написать знаменитый стихотворный панегирик коронному гетману...
Тут билось военное сердце Речи Посполитой.
Вначале никто не обращал внимания на четверых казаков с тремя подменными лошадьми в поводу. Но чем ближе подъезжал Богдан с казаками к имению, тем чаще встречались или обгоняли их гонцы, скакавшие группами и в одиночку. Их одежда, казацкие шапки с длинными, красного цвета суконными шлыками, турецкие седла, а у молодого стройного старшины и турецкая сабля на украшенном серебром поясе - все это не могло не интересовать гонцов гетманских войск. С какими вестями приехали казаки из Запорожья?
Еще издали Богдан заметил, что ворота в главной башне открыты. Двое жолнеров, стоявших у ворот, преградили Богдану путь.
- Кто вы? Пан гетман приказал останавливать каждого, кто проезжает тут, - сказал один из них с польским акцентом.
- Писарь Чигиринского полка... - начал было Богдан.
- А, прошу пана. Белено принять пана чигиринского писаря в главных покоях, - спохватился второй жолнер и тут же подошел к стоявшему в стороне оседланному коню. - Его милость пан гетман только сегодня в обед прибыл с Запорожья. Осматривал там крепость, построенную французскими инженерами.
Жолнер оглянулся, не подслушивает ли его кто-нибудь, но все же продолжал бормотать, уже сидя на коне. Он рассказывал обо всем, что ему было известно о жизни во дворце и вне его.
Не преминул сообщить Богдану и об увлечении короля сиротой Вишневецкой, и какой переполох вызвало оно у шляхты. Ведь, говорил жолнер, король должен был жениться на иностранке, дочери одного из великих монархов Европы!
- Этот брак, говорят шляхтичи, укрепил бы Речь Посполитую, сблизив ее с каким-нибудь могущественным государством Европы... - восторженно объяснял жолнер Богдану.
Наконец разыскали дворецкого. Вскоре пришел и Скшетуский, первый адъютант гетмана. Он устроил Хмельницкого в новом флигеле возле большого дворца. Скшетуский приставил к Богдану жолнера, чтобы тот прислуживал ему. Казаков же, приехавших с ним, приказал разместить на хозяйственном дворе.
- Его милость пан гетман приглашает пана сотника на прощальный ужин.
- Прощальный? - переспросил Богдан. Хотя еще в Субботове он узнал от джуры Сидора Пешты, что Конецпольский спешит на Инфляндскую войну.
- Да, уважаемый пан, прощальный. Его милость коронный гетман отправляется завтра к войскам в Варшаву, а оттуда - в Инфляндию...
Когда сын гетмана, Александр Конецпольский, по поручению отца сопровождал Богдана в большой, называвшийся Триумфальным зал, где был накрыт стол на сотню персон, с ними повстречались уже отправляющиеся в войско польские старшины и сам Лукаш Жолкевский. Следом за ними шли несколько полковников в форме немецких драгун и пушкарей польских полков и старшин ротмистр казацких полков.
- Пан Жолкевский с драгунами и польскими полками отправляется в Скалю, что на Подольщине, - полушепотом сообщил Богдану сын гетмана. - А тот солидный пан, в казацкой форме, полковник Вовк, возглавляет казаков. Он уезжает на московскую границу.
- Разве там до сих пор еще воюют? - удивленно спросил Богдан, делая вид, что ему об этом ничего не известно. О Вовке не особенно лестно отзываются казаки...
- Да, уважаемый пан, воюют. Сам король прямо из Львова поскакал в Смоленск с отборными частями гусар и казаков.
Николай Потоцкий радушно встретил Богдана. Поздоровался с ним за руку и еще раз отрекомендовал его сыну Конецпольского. Даже странно! Будто и не было между ними размолвки из-за постройки крепости в Бродах.
- Рад выполнить поручение брата Стася - сердечно встретить пана Хмельницкого.
- Дай бог полного здравия пану сотнику! - крикнул из толпы гостей вездесущий Адам Кисель.
Все говорило Богдану, что гетман решил поговорить с ним. "Не иначе как собираются сосватать писарем в Белоцерковский полк..." - догадывался Богдан.
- Дзенькую бардзо... - начал Богдан, но умолк на полуслове. К ним приближался сам хозяин дома.
- Приве-етствую пана сотника! - прервал его Конецпольский. - Как кстати и своевременно. Мне нужно по-оговорить с паном... Санек! - обратился он к сыну. - Поса-адишь пана со-отника рядом со мной справа, - и отошел к другим гостям.
А дальше все пошло так, как в бурном течении Днепра, прегражденного порогами. Богдан не привык к званым обедам у высокопоставленных хозяев. Разве в такой обстановке будешь говорить с коронным гетманом о своих делах, как он наметил в Субботове! Приходилось пить и есть. Прислушивался к разговорам. Но Богдану, окруженному шумными, хвастливыми сановными деятелями Речи Посполитой, трудно было разобраться в том, что они говорили. Он улавливал только обрывки фраз, отдельные выкрики подвыпивших гостей гетмана. Справа от него солидная дама убеждала сидевшего напротив нее сенатора Фирлея:
- А слишком возомнившую о себе дочь Вишневецкой я бы посадила в темницу! Видите ли, захотела стать королевой отчизны.
- Не волнуйтесь, любезная пани! - несколько раз пытался успокоить сенатор Фирлей негодующую сановницу. - Своего брата женю на этом золотце дочери Регины Могилянки! Все уже улажено, и... до скандала мы не допустим.
Именно в этот момент гетман, отпивший уже в который раз из бокала за свое здоровье, повернулся к Богдану. Повернулся только для того, чтобы скороговоркой сказать:
- Пан сотник не освобожден от писарства в полку, а только временно отдыхает... Советую пану за-анять должность писаря в Белоцерковском полку! Чу-удесная перспектива со временем стать генеральным писарем!
- О нет, нет! - так же поторопился с ответом и Богдан. - Искренне благодарен вашей милости за заботу. Какой из казацкого сотника писарь? Прошу оставить меня в Чигиринском полку. Ведь я считаюсь там сотником. Пускай им и останусь, - старался он смягчить свой отказ.
Конецпольский, очевидно, не ожидал отказа. Он резко, всем корпусом подался к Богдану, так что кресло под ним заскрипело. Только долг вежливости сдерживал его.
- Это де-ело ваше, пан. Но как бы не пришлось раскаяться.
А к гетману в это время подошел прославившийся своей жестокостью и воинственностью на Украине поручик Самойло Лащ. Он сказал что-то на ухо гетману, который наклонился к своему любимцу. Еще не дослушав Лаща, захлопал в ладоши, требуя внимания:
