Владимир Понизовский - Заговор генералов
Наденька просияла:
- С возвращеньем, Антон Владимирович! - Оглядела его. - Да вы что же не ели, не спали в Москве? Ой как уходило вас!
- Хуже, чем на фронте, - он шутливо провел по мягкому отрастающему ежику ее волос. Она вся подалась на эту невольную его ласку.
- А я...
Он отнял руку. Подумал: "Не надо, девочка..." Отступил:
- А ты и похорошела, и порозовела!
- Порозовеешь!.. Ваши в районной Думе как взяли меня в протирку, так едва успеваю оборачиваться: и сама читай, и других учи, а дядьки в школе во-от какие! Ни аза, ни буки, крестами расписываются, срам какой... Я вроде и учительницей стала. А еще бумажки ваши партийные по квартирам разноси, да чтоб сторожко - с конспирацией! - со вкусом выговорила она.
- Ого! Да ты ж профессиональной революционеркой становишься!
Девушка вздохнула. Смущенно улыбнулась:
- Там у нас в культурно-просветительном отделе почти одни бабы. Мужики куда-то рассовались, так всем женщины заворачивают. Век таких не видывала! Главной у нас Надежда Копстаптиповна Крупская, жена вашего Ле-нипа. А еще Людмила Ивановна Исупова, тоже в возрасте... Есть и такие же, как я: Софа Шульга с пожилыми работницами занятия ведет, Лиза Пылаева клуб на Металлическом устраивает... А теперь собирается у нас на Выборгской Союз социалистической молодежи, - она сделала ударение на "мо", - как секция молодого Интернационала! Так я тоже записалась...
Он поразился тому, как стремительно входят в сознание Наденьки новые понятия, как вся она отдалась новым интересам.
- Молодчага! Скоро и Сашку своего обгонишь!.. А где Сашка?
- Сейчас нагрею воды, а пока будет греться, на стол соберу. Изголодались, чай, в Москве? А Сашка и ихние вообще весь завод захватили и не дают империалистам вывозить! "Хоть пушками в нас палите!" - и весь сказ. Сашка на "Айвазе" и днюет и ночует. А мама письмо отписала из деревни. - В печи уже гудело, на столе в горнице было накрыто. - А вы-то как?.. Погостюете у нас?..
- Пойду по делам. Если быстро управлюсь, то вечером и на фронт.
- На фро-онт? - она опустилась на скамью.
- А как же? Я солдат. С фронта - и на фронт. Моя батарея там.
Она провела ладонью по глазам, размазала по щеке слезы. Сказала:
- Я с вами.
- Это невозможно.
- Тогда "невозможно", сейчас "невозможно"!..
- Да пойми ты, Наденька, война - это мужское дело. Скоро, судя по всему, там предстоит такая заваруха...
- И женщины ноне идут на фронт! Я сама видала!
- Женский "батальон смерти"? Ужасное зрелище... Знаешь, кем они там станут?..
Она затихла. Будто оцепенела.
- Сейчас помоюсь, перекушу - правда, голоден как волк! - и побегу: у меня еще столько дел в Питере! - бодро сказал он.
На Фурштадтской Антона ждала новая радостная встреча. Переступил порог, а навстречу мужчина: пышные усы, огненно-черные глаза.
- Серго!
- Владимиров?.. Ну, здравствуй! - обнял, отодвинул. - Ишь ты! Грудь в крестах! Как в армии очутился?
- Направлен по указанию Читинского комитета партии прямо с каторги. К сожалению, еще не успел перевоспитать всю армию, чтобы повернула она штыки против министров-капиталистов! - Отказался от шутливого тона: - А вы-то как эти годы, товарищ Серго?..
Они познакомились в памятном одиннадцатом в Баку. Серго приехал туда из Парижа уполномоченным по подготовке общепартийной конференции, а Путко чтобы проводить за кордон давнего своего друга Камо, который за несколько дней до того совершил невероятный по дерзости побег из тифлисской тюремной больницы. Камо уплыл в трюме парохода в Персию, Антон же стал одним из помощников Орджоникидзе.
- Как я?.. - задумчиво проговорил теперь Серго. - На конференции избрали меня в состав Русского бюро ЦК. Вернулся в Россию, кое-что успел сделать, да нарвался в Москве на Романа Малиновского. Он меня и выдал...
Роман Малиновский... В первые дни после Февральской революции, когда были вскрыты тайники царского департамента полиции, газеты опубликовали списки платных провокаторов охранки. В их числе оказался и он, "товарищ Роман" - делегат Пражской конференции, член ЦК, социал-демократический депутат четвертой Думы. В списке была фамилия и другого провокатора, эмигранта Якова Житомирского - того, который выдал Антона.
- Взяли меня в апреле двенадцатого, а дальше - как обычно: шесть лет, - закончил Серго.
- А что-нибудь о Камо слыхали? Где он, что с ним? В канун конференции Антон встретился в Париже со своим другом. Владимир Ильич и Надежда Константиновна настояли, чтобы Камо сделал операцию - у него был поврежден взрывом бомбы глаз.
- Тоже недолго высидел за границей, подлечился и вернулся - и снова совершил со своими боевиками нападение на транспорт казначейства. Да неудачно. Снова попал в Метехский замок, потом - в Орловский каторжный централ... На днях виделся с ним: выехал на Кавказ.
- Жаль, что мы разминулись!
- Собираюсь и я повидать родные места, женушке показать. Если встречу Камо, передам твои приветы...
- Женились, товарищ Серго? Поздравляю! Но предаваться воспоминаниям и говорить о личном было некогда. Подошел Василий, пожал руку:
- Сейчас состоится заседание узкого состава ЦК. Подготовься: доложишь о московских делах.
На заседании Путко подробно рассказал о самом важном из увиденного и услышанного.
- Московские партийцы очень хорошо поработали, - оценил Яков Михайлович Свердлов, тряхнув копной густых волос. - Организованная ими всеобщая стачка протеста сорвала намерение заговорщиков использовать сборище в Большом театре для провозглашения военного диктатора. Но переворот не отменен, а лишь отложен, и на Государственном совещании произошла коронация контрреволюции. Имя названо. И теперь мы должны быть особенно бдительны.
Дзержинский охватил, помял пальцами подбородок:
- Еще Маркс говорил, что революция идет вперед уже и тем, что создает сплоченную и крепкую контрреволюцию - иными словами, заставляет врага прибегать к крайним средствам и сама в борьбе с ним вырабатывает все более сильные средства наступления. Мы готовы.
- Когда у вас очередное делегатское собрание "во-енки"?
- Сегодня вечером.
- Наверное, неплохо будет, если товарищ поделится своими впечатлениями и перед представителями частей?..
Когда члены Центрального Комитета перешли к обсуждению другого пункта повестки, Антон направился из комнаты.
- Встречаемся здесь в восемь вечера, - сказал Дзержинский. - Пойдем вместе.
- При ЦК вместо прежней "военки" создана новая, более представительная - Всероссийское бюро военных организаций, - пояснил Василий, сидевший над ворохом бумаг в соседней с помещением ЦК комнате. - Знаешь, конечно: пять дней назад Керенский запретил издание "Рабочего и солдата", опечатал типографию?
- Нет, не слышал! А я смотрю: нет нашей газеты в Москве!
- Не горюй: вчера мы уже наладили выпуск нового центрального органа партии. Можешь ознакомиться.
Протянул двойной газетный лист. По верху его крупными литерами стояло: "Пролетарий".
- Ну так вот: Дзержинский и Свердлов направляют работу "военки" как члены ЦК. Вчера, как только мы получили первые сведения о речи Корнилова, Центральный Комитет постановил войти в информационную связь с членами партии социалистов-революционеров и остатками
Совдепа, чтобы в критический момент можно было скоординировать действия против диктатора. Такое информационное бюро ужо создано. В пего также вошли Феликс Эдмундович и Яков Михайлович.
- Москвичи создали нечто подобное... Но договариваться с этими хамелеонами... - с сомнением проговорил Путко.
- Честные люди есть и среди них. К тому же контакты в бюро никого из участников ни к чему не обязывают: мы будем использовать обстановку в своих интересах.
2
Сразу же по возвращении из Москвы Керенский распорядился пригласить в Зимний дворец Савинкова. Пока его разыскивали, премьер инструктировал министра иностранных дел:
- Вам необходимо оповестить наших дипломатических представителей в Париже, Лондоне, Стокгольме и Вашингтоне о результатах и значении Государственного совещания. Из газетных отчетов у них и у наших союзников могут сложиться неправильные впечатления.
Терещенко достал тетрадь, карандаш, приготовился записывать.
- Вкратце изложите ход совещания, обрисуйте различные течения, однако отметьте, что центральным явился вопрос о мерах по поднятию боеспособности русской армии. Подчеркните, что, хотя совещание не принесло полного единения, результаты его можно считать благоприятными: было выявлено стремление всех слоев общества к национальному единству и государственности. Ни одного слова не раздалось против войны! Ни разу не было произнесено слово "Интернационал"! Это особенно нужно выпятить. Как и овации в адрес союзников, показавшие единодушное настроение в их отношении. Отметьте также: политика Совета рабочих и солдатских депутатов потерпела крушение, что было продемонстрировано их примирительным поведением в Большом театре и рукопожатием Бубликова ji Церетели.