Нанами Шионо - Последний час рыцарей

Барбариго стоял на палубе и прощался с провожавшими, как вдруг узнал в толпе женщину, которую любил. Он сам себе удивился, как смог ее различить. Но она, казалось, выделялась среди всей массы, теперь он больше никого, кроме нее одной, и не видел. Он поймал и удерживал взгляд Флоры, понимая, что по-настоящему любит ее. Ее сынишка стоял рядом и, как и все вокруг, кричал и махал руками.

Когда стало известно, что Барбариго станет правой рукой главнокомандующего, когда назначили день отплытия, мальчик умолял Агостино взять его с собой. Ведь говорили, что Паскалиго, капитан одной из сопровождавших Барбариго галер, берет с собой двенадцатилетнего брата.

Но Агостино категорически отказал мальчику, ссылаясь на то, что тому исполнилось всего одиннадцать. Конечно, мальчишка утверждал, что скоро ему тоже исполнится двенадцать лет, как и этому счастливчику, брату Паскалиго.

Однако Барбариго был неумолим. «В таком возрасте, — доказывал он, — даже один год имеет огромное значение».

Мальчик был расстроен, но больше не настаивал. И дело было не только в возрасте. Барбариго чувствовал сердцем, что сыну лучше было остаться с матерью.

В тот вечер, когда Агостино сообщил о том, что скоро ему предстоит уехать, Флора не проронила ни слезинки. Она лишь произнесла глухим голосом: «Если с тобой что-то случится, я этого не переживу». До того как Барбариго появился в ее жизни, она жила одна и сама растила сына. Но теперь, прикипев к нему всей душой, женщина утратила былое мужество.

Он уходил на войну, а потому не хотел обнадеживать ее пустыми фразами. Барбариго и сам не знал, что его ждало там. И если бы он взял с собой ее сына и с мальчиком бы что-то стряслось, Флора этого горя точно не перенесла бы. Однако случись что-либо с Агостино, она нашла бы в себе силы жить дальше, пока сын остается рядом. Барбариго не взял бы мальчика, даже если бы тому было шестнадцать.

Он не мог сказать Флоре и ее сыну, когда вернется, ибо сам этого не знал. А они и не спрашивали. Но зато он обещал писать.

Эти письма были единственным, что с трудом давалось Барбариго на Корфу. Он без проблем исполнял свои служебные обязанности: участвовал в восстановлении здешней крепости, в подготовке артиллерии, пополнении пороховых запасов, починке галер. На Корфу было особенно легко работать, поскольку моряк мог доверять местным жителям, как своим. Да и послания писать он тоже привык. Ведь в качестве заместителя главнокомандующего он должен был отправлять ежедневные отчеты правительству в Венеции. Но когда доходило до того, чтобы написать мальчику и его матери, он каждый раз не знал, с чего начать. А дни между тем проходили…

Наконец Барбариго решил писать им так, как он обычно составлял доклады — с перечислением всех событий за день: о том, кого встретил, куда съездил и т. д. Понимая, что письма могут перехватить враги, он, естественно, никогда не упоминал о секретной информации. И когда у него накапливалось достаточно таких листов, он отправлял их обычной почтой одним из скорых кораблей, отплывавших в Венецию каждые два дня. Единственным намеком на нежность в этих суховатых письмах была подпись в конце: «С любовью — ваш Агостино».

И все же эти нарочито пресные послания бесконечно радовали Флору. Ее же ответные письма очень напоминали подробные дневниковые записи. Каждый раз, когда Барбариго читал их, у него перед глазами возникала картина жизни Флоры и ее мальчика, жизни, наполненной взаимной любовью и привязанностью.

Константинополь. Весна 1571 года

Венецианский посол Барбаро лишился свободы ровно год назад, весной 1570 года — 5 мая, если точнее. Специально выделенный отряд янычар, имперских охранников при султане, явился в тот день в посольство Венеции в Пера. Командир отряда громко зачитал приказ, в котором говорилось: посол и вся его свита признаны представляющими опасность для государства, а посему будут заточены в здании посольства.

По правде сказать, Барбаро не ожидал такого послабления. Он полагал, что с началом войны турецкое правительство, не признававшее дипломатической неприкосновенности, сразу же закроет посла и весь его штат в крепостной тюрьме Румели-Хисари, что протянулась вдоль Босфора. Но турки ограничились тем, что просто запретили покидать здание посольства. Это подбодрило венецианца и убедило его, что османский двор не был намерен окончательно рвать отношения с Венецией.

В одно утро к посольству пришли работники и заколотили досками окна. С тех пор в здании было так темно, что даже днем приходилось зажигать свечи. Но главное — дипломатов не бросили в тюрьму. К тому же посол, как и прежде, отсылал отчеты на родину и поддерживал связь с великим визирем Сокуллу.

Он мог направлять доклады в Венецию, поскольку, несмотря на заколоченные окна, в посольстве бывали посетители — в основном венецианские купцы из Константинополя. Визиты сложно было запретить, ибо отсюда торговцы отсылали письма в свои лавки и склады, находившиеся в Венеции, на венецианских аванпостах или в крупных городах Европы. В то время республика была единственной европейской страной, поддерживавшей регулярную почтовую связь с Турцией. Ее почтовое отделение как раз и располагалось в здании посольства. Сюда приходили не только купцы из Венеции, но и из других стран.

С приходящими торговцами можно было передавать секретные письма. Будучи за границей, венецианские граждане, в том числе и купцы, действовали в качестве шпионов. Любой из них охотно согласился бы помочь Барбаро. Более того, многие соглашались для маскировки указывать свои имена на конвертах с конфиденциальной корреспонденцией.

Так как венецианское посольство было единственным, предоставлявшим регулярные почтовые услуги (в том числе и для отправки писем в Западную Европу), послы других стран в Константинополе столь же часто пользовались этой почтой. Изначально венецианскую почту организовали исключительно для коммерческих нужд, поэтому конфиденциальность и скорость доставок гарантировались, хотя все письма сперва прибывали в Венецию.

Затем корреспонденция, шедшая в другие города, передавалась туда через французского посла в Венеции. На тот момент Франция не ладила с Испанией, поэтому охотно выполняла любые пожелания республики.

Однако Венеция, в свою очередь, не очень-то доверяла иностранцам, стараясь обходиться без услуг Франции. Очевидно, республика судила по себе. Хоть ее почта и гарантировала быструю и безопасную доставку дипломатических писем в другие государства, венецианцы никогда не пренебрегали возможностью читать эти послания первыми.

Естественно, такой системе доверять не приходилось. Для скорости и регулярности доставки почта не ограничивалась маршрутом Константинополь — Венеция. По обыкновению, из османской столицы письма отправлялись сначала в город Каттаро, что находился на Адриатике и входил в турецкие владения, а оттуда на скором корабле доставлялись в Венецию. Когда венециано-турецкие отношения ухудшились, турки стали перехватывать корреспонденцию. Хотя дипломаты перебивали даты отправления и пользовались тайными посланцами, все же большая часть почты проходила через руки турок.

Поэтому венецианский посол начат шифровать свои отчеты. Метод применения смеси лимонного сока с молоком, ставший популярным в Средние века, давно устарел. Приготовленные таким образом чернила при письме сразу же исчезали на бумаге, а затем проявлялись, когда лист подносили к огню. Но туркам эта техника оказалась хорошо известна.

Венецианские дипломаты использовали великое множество видов кодировки — от совсем простых до сложнейших. В одном письме, как правило, встречалось несколько способов шифровки. Например, для одной из таких техник использовали небольшую круглую таблицу-дешифратор. По крайней (самой верхней) окружности наносили буквы алфавита. Затем на остальных концентрических кругах таблицы вписывались иноязычные алфавиты: греческий, арабский, латинский и другие. В результате послание, написанное, к примеру, на латыни, расшифровывалось в итальянский текст.

Другой способ заключался в заранее согласованной взаимозамене букв. Например, «А» означала бы «В», символ «В» декодировался бы в «А» и т. д.

Суть третьего шифровального метода была в следующем: слова писались горизонтально слева направо, но буквы через одну переносились по вертикали на следующую строчку. К примеру, слово «FLOTTA», переводимое на русский как «флот», записывалось так:

Единственным недостатком всех кодировок было то, что написанный таким образом текст выглядел явной шифровкой. Поэтому существовал еще один, четвертый способ. При нем послания представляли собой нотные записи на стандартном пятилинейном нотоносце. При этом каждая нота означала определенную букву. Адресат просто подписывал под каждой из нот соответствующую букву, чтобы получилось исходное послание.