Русская историография. Развитие исторической науки в России в XVIII—XX вв - Георгий Владимирович Вернадский
«Судебник 1550 года» составлен при Иване IV (после принятия им царского титула в 1547 году – отсюда его название «Судебник царский»). Значительнее по содержанию, чем предыдущий. Он был утвержден церковно-земским собором (так называемым Стоглавым).
В ряде своих работ Греков касался вопроса о феодализме и феодальных отношениях в Древней Руси, особенно в связи с историей русского крестьянства и феодальной вотчины. Греков подошел к вопросу о феодализме не с юридической точки зрения, а с социально-экономической. Становление феодальных отношений в Древней Руси, по его мнению, совпадает с процессом закрепощения крестьян.
Московское государство XVII века и Российская империя до освобождения крестьян суть этапы в развитии феодального строя.
Капитальный труд Грекова по истории русского крестьянства – «Крестьяне на Руси с древнейших времен до середины XVII века» (1946; 2-е расширенное изд. 1954).
Особую группу составляют работы Грекова по истории южных и западных славян. Сюда относятся: хорватские Винодольский статут (1288) и Полицкий статут (1662) и Польская Правда – «Книга Правда» XIII века (Избранные труды, том 1).
Греков написал несколько ценных работ по истории Киевской Руси. Отмечу здесь две следующие: «Киевская Русь» (4-е изд., 1944) и «Культура Киевской Руси» (1944).
К истории татарско-русских отношений относится его труд (совместно с ориенталистом А. И. Якубовским) «Золотая Орда и ее падение» (1950).
Греков интересовался и русской историографией. Сюда относятся его очерки «Ленин и историческая наука», «Ломоносов – историк» и «Исторические воззрения Пушкина» (все три напечатаны в «Избранных трудах» Грекова, том III).
«Пушкин, – говорит Греков, – жил в границах времени, весьма широко очерченных; далекое прошлое, настоящее и будущее представлялись ему как нечто единое, непрерывное, одно из другого вытекающее».
«Пушкин не представлял себе просвещенного человека, не знающего истории. В одной из своих заметок он ставит знак равенства между знанием истории и просвещением. В другой жестоко высмеивает тех, кто не интересуется историей».
Пушкин изучил французского историка Гизо очень внимательно и делал для себя выписки. Одна из характерных выписок – такая: «Общество, его состав, образ жизни, отношения различных классов, лиц – словом, гражданский быт людей – таков, без сомнения, первый вопрос, привлекающий к себе внимание историка, который желает знать, как жили народы, и публициста, который желает знать, как они управлялись».
Взгляды Пушкина отразились в его «Истории Пугачевского бунта», а равно и в некоторых его художественных произведениях, как, например, в «Борисе Годунове» и «Капитанской дочке».
«Ломоносов, – пишет Греков, – историком-профессионалом в узком смысле слова не был. Он не отдал всей своей жизни этой отрасли знания и не мог отдать, потому что жизнь предъявляла к нему слишком широкие требования, чтобы он мог сосредоточиться на чем-нибудь одном. Главной его побудительной причиной, – продолжает Греков, – была деятельная любовь к родине. Ломоносов стремился познать Россию, чтобы ее возвеличить, защитить ее от всевозможных на нее покушений, не только реальных, но даже и мнимых».
По отчетам Ломоносова о ходе его подготовительной работы к писанию русской истории видно, как серьезно он отнесся к своей задаче.
В отчетах за 1751 год значится: «Читал книги для собрания материй к сочинению российской истории: Нестора, законы Ярославли, большой летописец, Татищева первый том» (и так далее).
В отчете за 1752 год: «Для собрания материалов о российской истории читал Кранца, Претория, Муратория, Иордана, Прокопия» (и так далее).
В отчете за 1753 год писал: «1. Записки из упомянутых прежде авторов приводил под статьи числами. 2. Читал Российские академические летописцы, без записок, чтобы общее понятие иметь пространно о деяниях российских».
В 1756 году «Русская история» была готова. Академия напечатала ее в количестве двух тысяч экземпляров. Вышла она в свет уже после смерти Ломоносова.
В заключение перехожу к статье Грекова «Ленин и историческая наука».
«Много сложных и глубоких ассоциаций связано в наших представлениях с именем Ленина, – начинает свою статью Греков. – Я хочу говорить о Ленине лишь как об ученом, исследователе-историке, причем считаю необходимым и здесь оговориться, что речь будет идти только о самом важном, только о контурах его облика как ученого, без всяких претензий на сколько-нибудь исчерпывающую характеристику всего, сделанного им в области истории».
На рубеже XIX и XX веков «важнейшее из стоявших перед исторической наукой вопросов», по мнению Грекова, можно свести к следующим:
«1) род и община как начальные фазы в развитии общества, обуславливающие и дальнейшую его эволюцию;
2) русский феодализм как показатель закономерного и аналогичного с другими европейскими странами развития России;
3) зарождение в недрах феодального общества капиталистических отношений и дальнейший их рост».
«По глубочайшему убеждению Ленина, – говорит Греков, – тот, кто хочет не только изучить историческую жизнь людей, но и участвовать в ее перестройке, должен быть историком-марксистом. Марксизм – единственное научное понимание общественной жизни».
А. В. Флоровский (1884–1968)
Антоний Васильевич Флоровский окончил Одесский университет по историко-филологическому факультету. Еще студентом он написал первый свой ученый труд – о составе законодательной комиссии при Екатерине II. Этот очерк послужил остовом его магистерской диссертации – «Состав законодательной комиссии 1767–1774» (1915). После защиты ее он был избран профессором.
В 1920 году, в конце Гражданской войны, Флоровский эвакуировался в Болгарию, а через год переехал в Прагу. В Праге он был избран членом Русской учебной коллегии и профессором Русского юридического факультета.
Флоровский был одним из основателей и товарищем председателя Русского исторического общества в Праге (председателем был Е. Ф. Шмурло).
После создания в Праге Кондаковского семинария, посвященного археологии и византиноведению, Флоровский вошел в число его членов.
Впоследствии он был назначен профессором чешского Карлова университета.
Летом 1967 года Белорусская академия наук пригласила Флоровского принять участие в чествовании 450-летия со дня выхода в свет в Праге первой белорусской книги в издании уроженца Полоцка Франциска Скорины. Скорина – русский (как он сам себя считал) ученый начала XVI века. Был типографщиком в Праге, потом в Вильне.
Чествования происходили в Минске и Полоцке.
Оттуда Флоровский съездил в Ленинград повидаться с учеными. Ему доставило большое удовлетворение признание ценности и значения его научных работ ленинградскими коллегами.
В начале 1968 года у Флоровского обнаружилась астма. В промежутках между припадками Антоний Васильевич бывал бодр и продолжал страстно интересоваться проблемами русской истории. Роковой припадок небывалой остроты
