Анатолий Грешневиков - Расстрелянный парламент
Они доставляли нам медикаменты, продукты. Но большую радость Наташа доставляла нам песнями, своими песнями. Одну из них она сочинила прямо в дни баррикад:
Бригада, на выброску – Вашу матьНу, как вы меня достали Заткнитесь, заразы. Нетрудно понять,Что все уж давно устали.
Заходим сегодня на пятый челнок,Кого-то опять выводим.Слипаются веки, все падают с ног,Но все-таки как-то ходим.
У командиров по жизни – бардак,Хрен выяснишь, что нужнее.И чтоб ты ни сделал – все будет не так,– опять получать по шее.
Ведь мы же разведка подземных путей.Что делаете вы с нами?А нам приказали: «Ведите людей!»И стали мы сталкерами.
Сил нету уже. Только мат-перемат,На взлете и на посадке.И лишь не нарваться бы на автомат,А так – будет все в порядке.
Есть ниточка к миру, и только одна,Ну надо, так, значит, надо.Опять отдохнуть не дают ни хрена:– На выброску всем, бригада.
И слушаешь вновь темнотуИ трубы, гудящие рядом.И все, как ночному коту,В потемках видать твоим взглядом.
А воздуха верхней МосквыВверху океан безбрежный.Бригада! Внимание, вы!Пароль остается прежний.
Летучих мышей не видать.Парилка. Потом – холодина.И матом ты кроешь опять.Какого-нибудь кретина.
И вновь по колено в воде —И тут – не до медитаций:Такого не сыщешь нигде,Кроме коммуникаций.
И грязь дорогих СиликатТеперь вспоминаешь с тоскою:Нам нету дороги назад,Все наши пути под Землею.
А если у люка менты,Стоят с автоматами, гады:Два метра земли – и крантыВот все, что нам будет надо.
Погибли они не у Белого дома. Тут омоновцы их не могли поймать. Погибли Наташа и Алексей у Останкино.
Отцу Наташи в морге передали записку: «Доставлена из Останкино женщина в синем комбинезоне и коричневых сапогах, сорока пяти лет, седая». Страшно. Ей было 19 лет – и вдруг седая. Судя по всему, Наташу вначале ранили, потом ее добили в упор – на затылке пулевое ранение с кольцевым ожогом. Она пережила страшные минуты…
Так режим Ельцина уничтожал лучших сыновей и дочерей России, назвав их «бандитами», «красно-коричневыми». Они послужили бы еще Отечеству, в них столько было силы, знаний, энергии… Но смерть выбирает лучших. Это не я сказал. И так оно и есть. Я вспоминаю, как депутаты радовались, когда нам Алексей доставил свечи… Их Ребята помогали нам в самую трудную минуту. И я держал эту свечу в руке и не знал, что у Останкино путчисты расстреляют в упор молодость и справедливость. Пусть земля будет пухом вам, ребята.
Твои песни, Наташа, мы не забудем.
* * *Останкино. Империя лжи. Засада. Кровь безвинных. Вот и попросили слова…
Концерт за колючей проволокой
Первую ночь сплю под одеялом. В Дом Советов привезли спальные принадлежности, раскладушки мне не досталось, а вот теплое одеяло ухватил… Лег на кипы газет укрылся и подумал, а во сколько сегодня нас подымут по тревоге? Только подумал! только глаза слипаться стали, как объявили тревогу.
На часах – 1 час 30 минут. 28 сентября.
Вторая серьезная попытка штурма. Пока спускался по лестнице, возле кабинета Хасбулатова заметил самого Руслана Имрановича – он был в бронежилете. Значит тревога серьезная. Около спикера бегают телеоператоры.
У меня в руках оранжевый фонарик – главное мое оружие. Сквозь тьму пробираюсь в зал Совета Национальностей. Там уже собрались коллеги, защитники Конституции, представители прессы. Минуты ожидания… И вдруг по залу разлетается песня «Береза белая, подруга…» Приятный баритон. По голосу узнал депутата Челнокова. На одном из Съездов в Кремле я назвал его «постоянным ниспровергателем Горбачева», с тех пор так за ним слава оппонента бывшего Президента СССР и идет. Все в удивлении. Поражен и я. Челноков – политик, это понятно. А вот еще и поет прекрасно – это удивительно.
Заходит в бронежилете Хасбулатов. Он разъясняет поступившую информацию: ожидается внезапный штурм во внутрь здания с целью физического устранения Руцкого, блокирование Дома Советов тяжелой бронетехникой, более ужасная осада… Мы изъявляем готовность стоять до конца. Я поочередно поддержал и выступление Ребрикова, и Федосеева, подошел к ним и обговорили совместный план действий. Обсуждали возможность штурма.
Неожиданно депутат Новиков объявляет о том, что в Большом зале в 18.00 состоится концерт художественной самодеятельности. Концерт, как я понял, будет дан силами парламента.
* * *Ближе к утру депутаты пошли отдыхать. Собрался было и я идти и досыпать, но меня остановил Саша Сурков. Он пообещал импровизированный мини-концерт. Я знал, что Саша пишет стихи и дружеские шаржи. Он мне часто их читал и, надо отдать ему должное, – стихи удивительные, искренние, лирические. И с юмором у Саши всегда было хорошо. Я остался в зале.
Сурков прочитал несколько шаржей, адресованных нашим коллегам, но тем, кто всегда выступал против российской государственности и в эти дни перебежал к президенту. Читал он шаржи и по случаю… Скажем, первая эпиграмма называлась «Ботинок Слободкина». В ней говорилось о том, как ельцинисты вытащили депутата Слободкина с Конституционного совещания и тот потерял ботинок в этой схватке.
«Гаврила в проруби как г. плывет» – это про Г. Попова.
«Помог американцам, так что ж они за…цы кредитов не дают!» – это про режим Ельцина и программы МВФ.
«ОМОНом Русь не запугать» – про избиения ОМОНом людей.
«А коль кого забыл и я – Закон и Зорькин мне судья» – это про уважаемого нами председателя Конституционного суда.
Мне хотелось записать все шаржи Суркова, но не было под рукой бумаги.
* * *Вновь запел Челноков. На этот раз он исполнил романс «Я помню вальса звук прелестный».
За окном ездят бронемашины, клацают затворами солдаты, а в парламенте звучат романсы!..
В зале звучит много стихотворений. Светлана Горячева читает стихи о женщине, затем еще из Киплинга «Умей прощать». Читает она эмоционально… Мы поддерживаем коллегу.
Недавно Горячева выступала с предложением о формировании правительства национального доверия. У нас в кабинете мы долго обсуждали эту проблему… Встречался я с генералом Стерлиговым, который поддерживал депутатов, – от Русского национального Собора он так же вносил предложение – нужно новое правительство. И вот Горячева его внесла в повестку. А закончила она тогда свое выступление стихотворением Великой Княжны Ольги Николаевны, написанные в Ипатьевском доме. Этот дом, где расстрелян был Николай II со своей семьей, взорван был при участии Бориса Ельцина.
После Горячевой выступает Володя Морокин, несколькими днями назад побитый омоновцами. Я знаю Володину приверженность и любовь к культуре, к организации разных встреч… Недавно мы встречались с писателем Бондаревым, кинорежиссером Бондарчуком и другими деятелями российской культуры в кабинете у Хасбулатова. На память об этой встрече в книге Хасбулатова «Великая Российская трагедия» остался фотоснимок, где как раз я рядом с Бондаревым и Бондарчуком запечатлен. Володя Морокин обращается к Р. Назметдиновой с проникновенными лирическими словами:
«Фиалка ты лесная».
* * *Горят свечи. В зале то и дело возникают минуты торжественной тишины. Каждый из нас думает о чем-то своем, затем идут воспоминания.
Борис Исаев вспомнил отца: тот любил петь под гитару. И вот сын продолжает петь песни отца. Исаев извиняется за простуженный голос, поет любимый романс своего отца «Накинув плащ, с гитарой под полою».
Ольга Чистых вспомнила, что на днях у мамы был день рождения. Она напутствовала дочь: «На колени, дочь моя, не вставай». Чистых прочла отрывок из «Страны Муравии»
Твардовского, немного сбилась, но мы с удовольствием слушали ее.
* * *Песни звучали то слева, то справа. Пели те, кого ельцинисты назвали «фашистами».
Слева Челноков начинал песню «Русское поле», справа продолжала песни. Тамара Лета, ее песня была на украинском «Ты ж меня гидманула…» Пели все. Особенно слаженно исполнили старую русскую песню «На муромской дорожке». Мне показалось, что я охрип от громкого пения. Никогда не испытывал такого вдохновения.
Слева запевают: «Прошу тебя, в час розовый напой тихонько мне». Затем справа звучит другая песня: «Миленький ты мой, возьми меня с собой…» А центр зала выводит: «Пора в путь-дорогу». Вместе с Сурковым мы вставляем припев: «Следить буду строго!»
