Вольдемар Балязин - Семейная Хроника. Сокровенные истории дома Романовых
Картины осажденного Севастополя, к бастионам которого подходили все новые и новые силы союзников, постоянно стояли перед глазами Николая. Именно 12 февраля, когда он узнал о поражении под Евпаторией, Николай впервые не принял министров, пришедших к нему с докладами, и весь день не прикасался к пище. В ночь на 13-е он то бродил по залам дворца, то молился, ни на минуту не сомкнув глаз. С этого времени Николай перестал спать, никого не желал видеть и порой глухо рыдал, стараясь заглушить звуки плача. Он понимал, что гибнет дело всей его жизни, но не мог остановить эту гибель. После 15 февраля болезнь хотя и не отступала от Николая, но и не усиливалась. Во всяком случае, его лейб-медик М. Мандт 17 февраля в успокоительном тоне говорил о состоянии больного, возле которого неотступно находился и другой его врач, доктор Карелль. Совершенно неожиданно в три часа ночи 18 февраля Николай попросил доктора Карелля позвать Мандта.
Впоследствии Мандт, уехав из Петербурга в Германию, рассказывал то, что с его слов знали очень немногие, самые близкие его друзья, оставшиеся в России. Он говорил, что, придя к Николаю, застал его в состоянии безысходной депрессии, и больной, подозвав его к себе, сказал:
— Был ты мне всегда предан, и потому хочу говорить с тобой доверительно — исход войны раскрыл ошибочность всей моей внешней политики, но я не имею ни сил, ни желания измениться и пойти иной дорогой: это противоречило бы моим убеждениям. Пусть мой сын после моей смерти совершит этот поворот. Ему это сделать будет легче, столковавшись с неприятелем.
— Ваше величество, — возразил царю Мандт, — Всевышний дал вам крепкое здоровье, и у вас есть силы и время, чтобы поправить дело.
— Нет, исправить дела к лучшему я не в состоянии и должен сойти со сцены. С тем и вызвал тебя, чтоб попросить помочь мне. Дай мне яд, который позволил бы расстаться с жизнью без лишних страданий, достаточно быстро, но не внезапно, чтобы не вызвать кривотолков.
Мандт отказался сделать это, но Николай все же настоял на своем и заставил врача дать ему медленно действующий яд. Выпив смертельное снадобье, Николай позвал к себе цесаревича и долго беседовал с ним, наставляя Александра на царствование. Александр вышел от умирающего отца весь в слезах, но никогда никому не передавал своего последнего разговора с Николаем.
Последнее распоряжение Николая было вполне в его духе: он приказал одеть себя в мундир и велел привести к нему старшего своего внука — старшего сына цесаревича Николая Александровича. Испуганный двенадцатилетний мальчик опустился на колени перед кроватью грозного деда затем-, чтобы выслушать краткую сентенцию из двух слов: «Учись умирать». Последним напутствием внуку умирающий дед будто накликал на него беду, великий князь Николай Александрович не достиг уготовленного ему трона — он умер от чахотки в 1865 году, не дожив до двадцати двух лет.
Цесаревич, призванный к постели умирающего отца, записал ход событий следующим образом: «Мандт (пришел) за мной. Государь спросил Бажанова (священника, духовного отца императрицы). Причастился при нас всех. Голова совсем свежая. Удушье. Сильные мучения. Прощается со всеми — с детьми, с прочими. Я на коленях, держу руку. Жал ее. К концу чувствуется холод. В четверть первого все кончено. Последние ужасные мучения». Незадолго перед концом к императору вернулась речь, которая, казалось, совершенно покинула его, и одна из его последних фраз, обращенных к наследнику, была: «Держи все, держи все». Эти слова сопровождались энергичным жестом руки, обозначавшим, что держать нужно крепко.
* * *После того как Николай умер, была распространена официальная версия, что, будучи болен гриппом, император простудился и это и явилось причиной смерти.
Однако тут же, как и почти всегда до того, появилась и стойкая устная версия, что император был отравлен Мандтом по категорическому настоянию самого Николая.
Эта версия получила серьезное подтверждение от современников, которые могут считаться добросовестными и хорошо информированными людьми. Одним из первых авторитетных свидетелей обстоятельств смерти Николая был Венцеслав Венцеславович Пеликан, друг доктора Мандта, в момент кончины императора занимавший посты председателя Медицинского совета, директора Медицинского департамента Военного министерства и президента Медико-хирургической академии. Уже перечень постов, занимаемых им, может свидетельствовать о его должностной и профессиональной осведомленности. Со слов Мандта Пеликану было известно, что сам Николай приказал ему дать себе смертельную дозу яда, и Мандт не посмел отказаться от этого, хотя и сильно страдал.
Об отравлении царя Пеликан узнал и от анатома Медико-хирургической академии Венцельгрубера, которому поручили бальзамировать тело Николая. А Венцельгрубер, не будучи ни царедворцем, ни дипломатом, а только честным и объективным ученым, после анатомо-патологического обследования тела умершего опубликовал составленный им протокол в Германии. Из протокола следовало, что царь отравлен.
В семейных преданиях дворян Мосоловых рассказывают, что доктор Боссе, их прямой родственник, вскрывая труп Николая I, был настолько поражен увиденным, что не удержался и воскликнул: «Какой сильный яд!» — но ему тут же было приказано молчать об этом.
Во всяком случае, тело покойного долго оставалось в Зимнем дворце, и к нему не допускался никто, кроме взрослых членов его семьи. 28 февраля все они были в сборе: в этот день из Севастополя вернулись Николай и Михаил и больше на театр военных действий не возвращались: грядущее воцарение их старшего брата делало их присутствие в Петербурге гораздо более необходимым, чем в Севастополе. Тем более что как только Николай умер, тут же появилась надежда, что война должна скоро кончиться.
А пока шла подготовка к похоронам Николая, его гроб стоял в церкви Зимнего дворца, и рядом с покойным чаще всех оставалась императрица, которая вскоре позвала к себе Варвару Аркадьевну Нелидову, нежно обняла ее, крепко поцеловала и, сняв со своей руки браслет с портретом Николая, надела его на руку Варваре Аркадьевне. Императрица назначила один час в течение дня, когда Нелидова могла оставаться одна у гроба Николая, чтобы молиться у дорогого ей праха.
Наконец, как это происходило и раньше, гроб с телом покойного был выставлен в Петропавловском соборе. И здесь, в ходе прощания с усопшим, версия о том, что император умер от яда, вновь нашла подтверждение.
Один из очевидцев прощания с покойным, побывавший в Петропавловской крепости, инженерный офицер А. В. Эвальд, писал: «Несмотря на то, что лицо его в гробу было прикрыто сложенной в несколько раз кисеей, видно было, что оно покрыто большими темными пятнами, которые произошли вследствие не совсем удачной бальзамировки».
Сказания о трех последних императорах
Новелла 1
Первые годы царствования Александра II
Девятнадцатого февраля 1855 года новый император Александр II, выступая в Государственном совете, сказал: «Покойный родитель в последние часы жизни сказал мне: «Сдаю тебе мою команду, но, к сожалению, не в таком порядке, как желал, оставляю тебе много трудов и забот».
Главной заботой была Крымская война, и Александр окончил ее, подписав в Париже мир. Затем он упразднил военные поселения и сократил срок службы в армии с 25 до 15 лет.
Семнадцатого апреля 1856 года Александр издал манифест о предстоящей коронации, назначив ее на август этого же года, но до того, как этот торжественный акт состоялся, император и три его брата выехали в Варшаву, где российский монарх заявил, что Царство Польское навсегда будет слито с Россией, оставаясь и впредь «неотъемлемой частью всероссийской семьи».
Четырнадцатого августа царская семья прибыла на Николаевский вокзал и поехала в Москву.
На коронацию отправлялся достаточно опытный в государственных делах человек, по меркам того времени уже и немолодой — Александру шел 39-й год, — и он был искушен и в делах административных, и в делах военных, и в делах дипломатических.
Впервые коронационный выезд осуществлялся по железной дороге. После трех дней пребывания в Петровском дворце, расположенном у границы Москвы, 17 августа Александр, вся его семья и блестящая свита въехали на Тверскую улицу, которую называли также и «Царской» из-за традиционных торжественных въездов в столицу царствующих особ.
Александр появился в Москве под звон колоколов и грохот пушек, окруженный своими братьями и двумя старшими сыновьями — тринадцатилетним Николаем и одиннадцатилетним Александром.
У въезда в Москву их встретил военный генерал-губернатор, в Земляном городе, у Триумфальных ворот, — городская Дума и магистрат, в Белом городе, у Страстного монастыря, — московское дворянство, у Иверских ворот, при въезде на Красную площадь, — гражданский губернатор и чиновничество. У часовни Иверской Божьей Матери царь и вся свита сошли с коней, императрица и дети вышли из экипажей, приложились к чудотворной иконе и пешком пошли в Кремль. У Спасских ворот их встретил московский комендант со штабом, а возле Успенского собора — Правительствующий Сенат. Тут же из собора вышли навстречу царю члены Святейшего Синода во главе с митрополитом Московским Филаретом. Обойдя кремлевские соборы, царская семья через Красное крыльцо вошла в Кремлевский дворец. Начиная с 23 августа, три дня в Москве шли народные гуляния и угощение простого народа. 26 августа в Успенском соборе прошла коронация со строгим соблюдением всего «чина». Вел торжество семидесятичетырехлетний Филарет. С самого начала все было как нельзя лучше, как вдруг старик Горчаков, стоявший с «державой», лежавшей на круглой бархатной подушке, зашатался, потерял сознание и упал, выронив подушку. «Держава» со звоном покатилась по каменному полу. Присутствующие ахнули, считая происшедшее верным признаком несчастья. Александр же не переменился в лице, а когда коронация кончилась, сказал Горчакову: «Не беда, что свалился. Главное, что стоял твердо на полях сражений». Так вспоминал этот эпизод правнук Горчакова Аркадий Столыпин сохранившееся в их семье предание — впрочем, совершенно достоверное.
