Михаил Гефтер - Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством
Я бы отдельным заявлением высказался против референдума по Конституции. Это замаскированная форма попрания прав человека. Конечно, они 50 процентов от явившихся соберут. Хотя черт его знает? Многое зависит от этих дней. С другой стороны, ради собственного блага я не хочу, чтоб ты этим занимался.
Демократическая проблема России сегодня в том, как принудить новые большие деньги к деятельности.
202 Демократия как хорошо адаптированная революция
— В конце концов, что такое вообще демократия? Демократия — это адаптированная революция. Она никогда не опережала, она всегда post. Демократия является формой ассимиляции сопротивления человека историческому процессу в крайних его формах. Она закрепляет то, что было завоевано, в общем говоря, недемократическим и неправовым путем. Если этого нет, нечего говорить о демократии. Равна ли демократия, например, правовому государству, о котором твердят на каждом шагу? Хорошо иметь правовое государство, но тождественно ли оно демократии? Я лично сомневаюсь. В конце концов, каким образом утвердилась демократия?
Демократия, если вдуматься в ее исторический генезис, — это всегда обновляемая оппозиция правовому государству. Если такой оппозиции нет, то нет демократии и само правовое государство пойдет насмарку.
И для нас проблема демократии состоит в том, чтобы наполнить смыслом, серьезностью и ответственностью зону сопротивления, раздвинуть ее. Демократия в России возможна не только в качестве силы, противопоставляющей себя авторитарному режиму, но в качестве суверенного движения мысли и действия, которое оппонирует централизованному государству.
Часть 15. От холодной войны к третьей мировой
203. Американская диктатура именем счастья человеческого. Дефицит вариантов сопротивления
— Мы свидетели возрождения коалиции сил, именуемой «Западом» старобрежневских практик в новом виде и иными средствами.
— Жесткой глобальной доминанты, которая не оставляет воздуха ничему, не известному заранее. Конечно! Но ведь и Мир холодной войны не вернуть назад. Отобрать автоматы у воюющих в Сомали? Это даже не утопия.
— Некогда, на перегоне от двадцатых к тридцатым-сороковым годам все оборвалось катастрофой. Достигают ли наши нынешние попытки работать с мировыми задачами хотя бы уровня двадцатых годов? А ведь тогда и его не хватило. Мы выше этого уровня или хотя бы на нем?
— Нет уж, какое там «выше». Только вчера прошло, и вижу, как все заново начинается. Кто-то хочет предписать таджикам образ их жизни, ради этого русским надо снова сторожить Памир. Какая беспомощность ума перед запертостью людей при открытости их горя. Казалось бы, что плохого, если в мире глобальных СМИ человеческие несчастья стали всем ведомы и доступны для внешней помощи? Но и отсюда уже растет новая диктатура — американская диктатура будущего именем чужого горя!
— Тогда мы опять стоим перед старой проблемой русских — дефицитом средств выживания. Нельзя исключить, что при вакууме политических инструментов некие личности окажут воздействие. Как Гусейнов в Азербайджане. Кто предвидел, что директор мясокомбината свергнет филолога Эльчибея?
— Да. Вообще, где это предписано? Действует сталинская машина негативного отбора. Приведенная Сталиным в действие и покинутая в одиночестве, она не справляется с задачей отбора лучших вариантов. В ней исключен фактор непредусмотренности, нет учета импровизаций. Но тогда сам отбор становится ограничителем выбора и склеротизирует политику.
204. Горячие точки как институт социума власти. Противоальтернативные войны близкого будущего
— Заплачена дорогая цена за то, чтоб кончилась холодная война. Пусть говорят, что довольно было Горбачеву пойти навстречу, чтоб та кончилась. А я скажу, не будь Чернобыля, беды глобального уровня, — не было бы ни Рейкьявика, ни Мальты. И нынешнего соглашения в Вашингтоне Ельцин — Буш не было бы без августовских событий 1991 года. Что же, нам каждый раз выходить из холодной войны через собственные и мировые катастрофы?
Холодная война — это два поколения людей, выросших в ее рамках, надышавшихся ее воздухом. Это не заблуждение, которое можно отслоить от остальной жизни, — это проекция человека как такового. Это человеческая жизнь, которая дышит кровью.
— Сумгаит, Баку, Вильнюс, Бендеры — дыхание кровью нашей системой освоено. Она где-то остановится, как думаешь? Или нет?
— Скажу одну вещь, она покажется странной. Рад буду, если неправ. Говоря откровенно, вот эта нынешняя беда — «горячие точки» — места, где человек свободно убивает человека, — они новый институт нашего социума власти. Они тонизируют нашу верховную власть, наделяя ту ролью. Допустим, их к общему счастью не станет, и Кремлю останутся одни экономические трудности с тяжелым социальным хвостом. Трудно сказать, как бы повернулось дело, а теперь Москва занята делом — она «урегулирует кризис».
Многие человеческие инстинкты различимы в коллизиях горячих точек, от благородных до низменных. Один говорит: я за русских в Молдавии! Другой — ще не вмерла Украина! — и так далее. Это невольно образует сильный политический ресурс человека в Кремле. И очень опасно, как бы он, идучи этой дорожкой, не потерял самоконтроль.
Возьми то, о чем мы говорили, — кровопролитие и бойня в Бендерах. Погляди, как быстро помирились лидеры и о чем-то договорились! Можно смотреть на это как на плюс, а следует ужаснуться. Ведь для того, чтобы договориться, обменявшись поцелуями и рукопожатиями, всем нужно предварительное кровопролитие. Нужен театр экстремальной ситуации! Привыкание к экстремальности очень опасно. Такая власть легко выйдет из-под контроля, да она почти уже вышла.
Россия представляет явную картину беды. Дело не в том, что у Ельцина дурные свойства характера, а Гайдара тянет к Пиночету. Может ли с России импровизированно начаться мировая нивелирующая катастрофа?
— Такой вопрос требует ответа: «да, может» либо «нет, не может».
— Внутри СНГ, а теперь и внутри самой России наметилась тенденция противоальтернативных войн. Когда, не достигая альтернативности в развитии, задачу пытаются решить с помощью силы. Россия либо выполняет функции Объединенных Наций на территории СНГ — либо действует, как Москва, вторгаясь в жизнь государств, объявленных независимыми. Что потом? Россия ли за счет Молдавии и Украины, Азия ли, двинувшись обратно на север за счет России? Вот открытые вопросы, доходящие до реалий сегодняшнего дня. Согласится с этим население России, имея в виду человеческие жертвы, и согласятся ль другие? А когда этот новоявленный ангел добра Шеварднадзе устроит «марш мира» на Абхазию — что делать абхазам? Выставить участникам марша угощение? Они зовут российских генералов, и это понятно. Непонятен кардинальный вопрос. Мы возвращаемся куда, в X век? В XVIII? Христианские страны хотят быть с Россией, а горские народы, которые некогда явили образец отпора экспансии, еще могут отбросить нас к временам Шамиля и Хаджи-Мурата. Разве такое исключено?
Россия как угрожаемая ниша Мира — сейчас самая опасная для Мира страна. Идя по этой ниточке, я прихожу к выводу: только став Миром внутри себя, русское пространство Евразии может из уже наметившейся перспективы не быть перейти в реалистичную «перспективу быть». Оказав решающее воздействие и на поворот Мира к глобальной перспективе «быть».
Есть не решаемые нашими средствами проблемы. Их нерешаемость не представили те, кто мог пойти навстречу им ответственно, а потому их оглашают такого рода персонажи. Которые обещают одному человеку возможность самореализоваться за счет другого человека. Можно сколько угодно говорить, что это фашизм, — да, это фашизм. Но почему мир должен бояться Жириновского, раз Кремль его не боится?
Мир должен понять, что, вкладываясь в людей типа Гайдара, он ничем себе не поможет. Надо вкладываться в русскую непохожесть на Запад. Но сперва непохожесть должна заявить себя альтернативной программой, говорящей на языке большинства людей.
Ты прав, не может же Мир мириться, что перестает существовать государство-член ООН. Но под каким знаком он вмешивается? Гротеск: в Сомали под флагом защиты гуманитарной помощи. А в Югославию тоже под флагом гуманитарной помощи? Под каким знаком происходит вмешательство и убивают людей?
— Есть набор оснований, не вполне формальных. Например, защита населения.
— Вот мы и вышли на то, с чего начали наш разговор. Дело в том, что Всеобщая декларация прав человека, будучи факультативным документом-рекомендацией, делает всем предложение. Им на до руководствоваться, пусть в формах императива, но императива заявительного. Заявляется, что принципы международного права выше национального, а принцип прав человека выше суверенитета. Далее, надо силой заставить стороны договориться между собой. Но — кому надо?
