Анатолий Абрашкин - Русский Дьявол
Есть одна хорошо проверенная временем примета: если российского лидера хвалят на Западе, то это верный знак, что ничего хорошего для своих соотечественников он не делает. Так вот, в 1929–1933 гг. необычайно вырос международный авторитет Сталина. Беседу со Сталиным 13 декабря 1931 г. немецкий писатель Эмиль Людвиг начал с вопроса: «… допускаете ли Вы параллель между собой и Петром Великим? Считаете ли Вы себя продолжателем дела Петра Великого?» Писатель как бы подсказывал Сталину, с кого ему следует брать пример. Но в это время Сталина справедливее было бы сравнивать с библейским Иосифом, предсказавшим 7 нэповских лет изобилия и 7 последующих годов голода, в течение которых он дочиста обобрал коренной народ.
Будущие историки в деталях разберут закулисные игры банкиров и политиков, парализовавшие мировую экономику, и роль России в них. Но некоторые очевидные положения, открывающиеся при беспристрастном вдумчивом анализе, можно сформулировать уже сейчас. В конце 1929 года Сталин узнал о заговоре ряда международных финансовых воротил с целью отстранения от власти президента Гувера и установления контроля над ведущими американскими банками и страной в целом. Для осуществления этой цели ими был разработан подробный план дестабилизации экономической обстановки в мире за счет спекуляций на нью-йоркской бирже. К Сталину эта информация поступила скорей всего от сторонников Троцкого, который имел обширные связи с крупнейшими банкирами и мог быть в курсе готовящейся акции. Сталин, убедившись в правдивости сообщенных ему сведений, решил воспользоваться ситуацией, инициировав на волне финансового кризиса одну или даже несколько социалистических революций. В целом расчет был вроде бы верный. Сталин, с одной стороны, провоцировал восстание масс, а с другой — надеялся, что во время кризиса упадут цены на продукцию машиностроения и задача индустриализации будет в значительной степени облегчена. Но никаких революций не случилось, и в довершение этого не оправдался расчет на снижение цен на промышленное оборудование и тракторы. В итоге Сталин попал в капкан, расставленный им самим. Он и топил американскую экономику, и одновременно же выручал ее. А расплачивались за все это головотяпство советские люди.
Крупные монополисты восхищенно (!) отзывались о Советском государстве. «Непризнанная политически Россия пришла на помощь американской экономике, находящейся в кризисе», — писал 15 февраля 1930 г. журнал «Бизнес Уик». Только в 1931 г. американские фирмы продали Советскому Союзу около 40 % всего промышленного оборудования, предназначенного на экспорт; на долю СССР пришлось 77,3 % всего экспорта американских тракторов и 57,3 % всех металлообрабатывающих станков, проданных фирмами Соединенных Штатов зарубежным покупателям (Жуков ЮЛ. Дорога длиною в семьдесят лет. М.: Политиздат, 1988). В следующем, 1932 г. американские поставки еще более увеличились и были максимальными за все 30-е годы (Яковлев Н. Н. Указ. соч.).
Завязывая отношения с американскими промышленниками, советская сторона приобретала влиятельных (правда, временных) союзников. Условия торговли с СССР были настолько выгодны для американских корпораций, что руководители «Дженерал моторе», «Дюпон де Немур», «Стандарт Ойл Компани», «Генри Форд» и других монополий боролись за политическое признание СССР (Яковлев Н. Н. Указ. соч.). Советское руководство, в свою очередь (с огромным ущербом для страны), подыгрывало интересам промышленных корпораций: первые торговые соглашения были заключены уже в начале кризиса, так что цены на продукцию корпораций не успели упасть; да и нужны ли были крестьянам ВСЕ 77,3 % экспорта американских тракторов?
Вольно или невольно (это отдельная тема) правительство Сталина в 1929–1933 годы осуществляло перекачку богатств страны Крестьянин в карманы американских банкиров. Решившись спонтанно поддержать курс на мировую революцию, Сталин совершил роковую ошибку. Благо он прекрасно понял это…
Внутренняя логика репрессийРепрессии второй половины тридцатых годов на первый взгляд не имеют никакой логической подоплеки. Все вроде бы в коммунистическом терроре находит объяснение: и месть дворянам, и расстрелы офицеров, священников, истребление казаков и жертвоприношение крестьян (непролетариев!). Но за что пустили в расход верных ленинцев, героев революционного лихолетья?
Обычно внимание исследователей сосредотачивается на конкретных эпизодах борьбы за власть, заговоре оппозиции, сведении личных счетов и т. д. Исключением на этом фоне является книга доктора исторических наук, ведущего научного сотрудника Института российской истории Российской академии наук Ю. Н. Жукова «Иной Сталин». Оставаясь на строго документальной почве, автор доказывает, что начиная с 1934 года Сталин последовательно старался удалить от власти слой партократии, который продолжал жить иллюзиями мировой революции, и дилетантов, не способных к управлению народным хозяйством. Неудачная попытка активизировать революционные процессы в капиталистическом обществе вполне отрезвила его, и теперь он мечтал вернуть страну к спокойной жизни и проводить внешнюю и внутреннюю политику, сообразуясь лишь с национальными интересами России. В 1934–1937 г. Сталин выступил как прорусский правитель! И не случайно, что среди арестованных в эти годы огромную долю составили организаторы массовых репрессий и «красного террора».
Провозглашая на XVII съезде ВКП(б) первоочередными вопросы национальной безопасности, Сталин сильно рисковал. Фактически своей позицией он подтверждал обвинения Троцкого и компании в перерождении и бесспорном оппортунизме. Говоря о росте фашизма и о его победе в Германии, Сталин многозначительно заметил: «Господствующие классы капиталистических стран старательно уничтожают или сводят на нет последние остатки парламентаризма и буржуазной демократии, которые могут быть использованы рабочим классом в его борьбе против угнетателей». Какой стремительный разворот, почти что на 180 градусов! От революций и войн к парламентским методам борьбы, декларация той самой позиции, которая до того клеймилась как трусливая и реформистская. Наверняка и в руководстве, и среди простых членов партии нашлось немало тех, кто был не согласен с этими переменами.
В феврале 1934 года в Австрии объединенные силы социал-демократии и коммунистов подняли восстание. На улицах Линца, Вены, Брука и Граца были возведены баррикады, но силы восставших оказались слабыми, и после четырехдневных боев они были разбиты. Около одиннадцати тысяч повстанцев было арестовано, а некоторые руководители боевых дружин казнены. Кремль никакой поддержки восставшим не оказывал и с точки зрения австрийских коммунистов выглядел предателем.
В октябре того же года в северо-западной испанской провинции, Астурии, представители социалистов, коммунистов и анархо-синдикалистов подняли антиправительственный мятеж. За короткое время они сумели собрать пятидесятитысячную армию, состоявшую в основном из шахтеров, и в течение двух недель противостояли хорошо вооруженным проправительственным батальонам. Но вынуждены были капитулировать. И в этом случае реакция Москвы оказалась подчеркнуто отстраненной, как и на события в Австрии. Ни денежных средств, ни оружия, ни профессиональных революционеров в Испанию не отправили. Вместо всего этого давалась лишь обширная газетная информация с непременной ссылкой на зарубежные телеграфные агентства.
Мы уже не говорим о том, что 18 октября под несомненным давлением СССР самоликвидировалась Китайская советская республика, второй реальный очаг мировой революции. Ведя борьбу с армиями национального правительства Чан Кайши, она фактически способствовала расширению зоны агрессии Японии и ее закреплению в Маньчжурии.
В то же самое время был обнародован новый курс Коминтерна, решительно порывавшего со своей одиозной ролью «экспортера революций». Сначала парижская «Юманите», а затем и московская «Правда» опубликовали обращение его Исполнительного Комитета «К Социалистическому Интернационалу. К рабочим и работницам всех стран» с предложением совместных выступлений в поддержку борющегося испанского пролетариата и против поддержки нынешнего испанского руководства правительствами других капиталистических стран. Это была уже совершенно иная, нежели проводившаяся пятнадцать лет подряд, стратегия.
Не менее резким был и поворот СССР во внутренней политике. Он произошел в короткий отрезок времени, последовавший за убийством Кирова и разделивший заявление НКВД от 23 декабря 1934 года: «Следствие установило отсутствие достаточных данных для предания суду Зиновьева и Каменева» — и сообщение прокураторы СССР от 16 января 1935 года, в котором говорилось о найденных якобы доказательствах причастности Зиновьева и Каменева к убийству Кирова. Оба обвиняемых не имели к убийству никакого отношения, но Сталину необходимо было заставить членов ЦК принять новый курс. «Именно в эти двадцать три дня, разделившие два противоречивших друг другу сообщения, — пишет Ю. Н. Жуков, — и произошло то, о чем никто из самых прозорливых противников Сталина не мог даже помыслить. Предельно четко обозначилась смена уже не только внешнеполитического, но и внутриполитического курса. Стало явным, неоспоримым рождение того, что и следует понимать под термином «сталинизм», но без какой-либо предвзятой, личностной, заведомо негативной оценки. Того, что означало на деле всего лишь решительный отказ от ориентации на мировую революцию, провозглашение приоритетной защиту национальных интересов СССР и требование закрепить все это в конституции страны».
