Егор Иванов - Вместе с Россией (Вместе с Россией - 2)
- Алекс, милый, как я рада! - плача и смеясь, вымолвил знакомый голос. Млада Яроушек, связная группы Филимона, была тем проводником, который должен был доставить Соколова в безопасное место, отправить его в Штутгарт, откуда он мог перебраться с помощью друзей в Швейцарию.
- Надо спешить! - всегдашняя решительность вернулась к Младе.
Ворота гостиничного двора были открыты. В темноте пофыркивали кони. Млада и Алексей устремились к карете, дверца хлопнула, кучер взмахнул бичом, и экипаж выкатился через проулок на площадь. Он свернул налево, на дорогу, ведущую к старинному городу Хебу, называемому по-немецки Эгер.
Миновали мост через речушку - границу города. Карета понеслась вскачь. Быстро достигли Фалькенау*, лежащего в миле с четвертью от Эльбогена**. Затем проследовали Штайнгоф, состоящий всего из нескольких зданий. Кучер предусмотрительно переводил лошадей на шаг в населенных пунктах, где могли встретиться жандармские патрули.
______________
* По-чешски Соколов.
** Около 10 километров.
Беглецу задерживаться в Эгере было нельзя. В особняке друзей Млады он смог остановиться лишь на несколько минут, чтобы побриться, переодеться и получить билет на поезд, документы на имя богатого фабриканта стекла из города Дукса, следующего на рождественские праздники в Нюренберг к компаньону.
Германскую границу Соколов пересек раньше, чем австрийская жандармская машина, обнаружив на рассвете бегство, разослала его приметы по всей империи. На отца Стефана подозрения не пали, поскольку австрийские жандармы были наслышаны о ловкости и физической силе Соколова.
Из Нюренберга Алексею удалось без помех проскользнуть в Штутгарт, где у него были хорошие и надежные конспиративные связи. Из Штутгарта через, Равенсбург с помощью друзей он добрался до Боденского озера. На другом берегу лежала нейтральная Швейцария. Соколова связали здесь с итальянскими контрабандистами. На быстроходной моторной лодке туманной ночью он пересек границу войны и мира.
Швейцарская полиция привыкла встречать на берегу Боденского озера беглецов из Австро-Венгрии и Германии. Соколову, не удивились. Его интернировали до тех пор, пока всесильная французская разведка, союзная русской, не нажала на все педали и не освободила Соколова. Он благополучно получил в российской миссии в Берне документы и проездные до Парижа, где должен был явиться к русскому военному агенту. Эта одиссея заняла несколько месяцев. Но в первый же день он отправил из Швейцарии письмо Анастасии.
Соколов писал, что верит в ее любовь. Через две недели он получил из Петрограда телеграмму. Настя писала, что любит его еще сильнее, чем прежде, и ждет.
До возвращения Алексея на родину оставалось целых полгода.
69. Петроград, февраль 1916 года
Настя только что получила через Сухопарова известие о том, что Алексей второй раз бежал из австрийской тюрьмы - в ночь перед расстрелом, и теперь находится в безопасности в нейтральной Швейцарии. Правда, ему предстоит еще долгий путь в Россию - через Францию, Англию и Скандинавию. Путь займет еще много недель... Но главное - Алексей жив, относительно здоров, и скоро жена начнет получать его письма, теперь уже не пленного или смертника, а свободного человека.
Сухопаров сказал, что французские союзники сделают все, чтобы скорее кончился срок интернирования Соколова, затем - необходимые формальности, и Алексей переедет на территорию союзной державы. Он обещал передать ее телеграмму в Швейцарию.
Весточка о любимом окрылила Настю. Завывание февральских вьюг казалось ей небесной музыкой радости. Выходя на улицу и по привычке кутая горло, она думала о том, что Алеша теперь в южной курортной стране, где очень теплая зима... Пусть он там немного отдохнет от перенесенных страданий.
Ее мягкие и нежные руки, и раньше-то при перевязках почти не причинявшие боли раненым, теперь творили чудеса. От них будто исходила волшебная сила, ускорявшая исцеление самых сложных и мучительных ран. Ее лучистые глаза сияли светом счастья, и этот блеск находил отзвук в сердце любого человека, встретившего ее взгляд.
Однажды в середине дня Настя отправилась в Главное управление Генерального штаба получить жалованье Алексея, аккуратно выдававшееся ей во все девятнадцать месяцев вынужденного отсутствия мужа, и почти столкнулась на Невском с выходящим из Сибирского банка Гришей-белоподкладочником. Гриша очень обрадовался, увидев Настю. Он остановил ее, шаркнул ножкой и пытался поцеловать руку.
Гриша начал какой-то светский щебет о том, что страшно сожалел, когда Анастасия ускользнула от Шумаковых, а он не мог прервать свою речь. И что она необыкновенно расцвела и совершенно невозможно похорошела - хотя и раньше была ослепительна - за те несколько месяцев, что он ее не видел...
Сердце Насти от радости было открыто всему миру. Она простодушно поведала своему спутнику о том, что ее муж должен вот-вот вернуться и как она счастлива увидеть его скоро живым и невредимым.
- Ах, значит, ты соломенная вдова, - сделал свой вывод Гриша. При этом добавил довольно легкомысленным тоном: - Тогда тебя нужно развлекать!..
Настя не обратила внимания на его вольность. Ей самой хотелось петь и танцевать.
Они проходили мимо магазина граммофонов Бурхарда. Обрывки мелодий выплеснулись на тротуар вместе со счастливым обладателем музыкальной машины. Заслышав музыку, Гриша словно споткнулся - ему пришла в голову блестящая мысль.
- Настенька, сейчас все только и говорят в Петрограде об аргентинском танго... Особенно хвалят танцоров у "Эрнеста"...
- Неужели? - изумилась молодая женщина. - А я слышала, что это страшно развратный танец, что он под запретом и его порядочные люди не танцуют...
- Что ты, что ты!.. - скривил губы Гриша. - Это было раньше! На танго теперь мода. Во всех шикарных ресторанах показывают танго! Только о нем и мечтают дамы...
- А как же война? - продолжала удивляться Настя. - Ведь по всей России запрещен алкоголь и разгул в ресторанах, а ты говоришь, что показывают... будем говорить... нескромный танец.
- А ты видела хоть раз его? - возмутился прогрессист Гриша. - И при чем здесь война!.. В петроградских ресторанах вино как лилось рекой, так и теперь льется!.. Впрочем, чего рассуждать... - хитро сощурился он, - как я понимаю, ты сама танго не видела, а только читала осуждение его в "Новом времени" или еще где-нибудь...
- Я "Новое время" не читаю, - возразила Настя.
- Конечно, ты читаешь только большевистскую газету "Социал-демократ"... - съязвил Гриша. - А там о таких пустых вещах, как танго, не пишут...
- Разумеется, не вашу кадетскую "Речь", где только и пишут о таких пустых вещах, как о свободе танго! - парировала Настя.
- Забудем партийные распри! - шуточно взмолился Гриша. - Признаю себя побежденным и в качестве приза победительнице предлагаю посмотреть танго!.. Знаю такое местечко!.. Лучших аргентинцев не сыщешь и в Южной Америке!.. Ну пожалуйста, Настенька!..
Насте хотелось делиться с кем-то своей радостью, хотелось музыки, перемены обстановки, захотелось поспорить. Было очень интересно хотя бы одним глазком взглянуть на запретный танец, только недавно появившийся, как заразная болезнь, в столице Российской империи.
Гриша уловил согласие в ее взгляде и затараторил:
- Хорошо, хорошо, хорошо! Я заеду за тобой, как ты скажешь, - на моторе, на лихаче, как будет тебе угодно... в двадцать два часа, - сказал он на военный, входивший в моду у "земгусаров", манер. - Итак, решено - я заезжаю на моторе...
Своей веселой напористостью Гриша подавил робкие попытки сопротивления Насти.
"В конце концов, - мысленно оправдывалась она сама перед собой, - я знаю Гришу много лет. Он не пытался пошло ухаживать за мной раньше... Не позволю этого и теперь... А увидеть танго - это все-таки очень интересно... Мало ли что говорят об этом танце... Надо составить свое суждение..."
- А где это? - вслух спросила Анастасия.
- О-о! - многозначительно протянул Гриша. - Это загородный кабачок "Эрнест"... Не очень далеко от нового Троицкого моста - на Каменноостровском проспекте... - поспешно разъяснил он, испугавшись, что Настя откажет, узнав, что "местечко" за городом. Его спутнице название ресторана ничего не сказало, хотя он был из самых популярных и дорогих "злачных мест" Петрограда военных времен. Гриша это хорошо знал и не стал" входить в подробности. Он перевел разговор на другую тему, и, беседуя о пустяках, молодые люди дошли до Дворцовой площади. Там помещался хозяйственный комитет Генерального штаба.
На Невском, в толпе штатских прохожих, Гриша выглядел молодцом в своей полувоенной бекеше, теплой шапке английского образца и в светло-коричневых ботинках на толстой подошве с крагами. В его наряде был не только ура-патриотический шик "земгусара", но и звучный акцент трогательной преданности союзникам, в первую голову - английским.
На Дворцовой площади, где бравые военные, перетянутые портупеями, в мохнатых папахах, стали попадаться значительно чаще ввиду близости Генерального штаба, воинственность одежд Гриши сразу поблекла, и он сам почувствовал это. Уже под аркой Гриша стал прощаться до вечера.
