Сергей Цветков - Начало русской истории. С древнейших времен до княжения Олега
Однако на самом деле термина «варяг» Киев Владимира еще не знает. Современник русского князя немецкий хронист Титмар Мерзебургский в 1018 г. записывает, что в русской столице полным-полно «стремительных данов», которые издавна защищают город от вражеских нападений. В данном случае немецкий хронист идентифицирует наемников-«данов» по юридическому, а не этническому принципу. Будущие южно датские (шлезвиг-гольштейнские) земли в IX—XI вв. были населены преимущественно славянами. Карл Великий еще в 804 г. отдал ободритам, своим союзникам и вассалам, все междуречье Эльбы и Везера. Но со второй половины X в. славяне-венды постепенно уступают Шлезвиг датчанам. В 1018 г., когда Титмар писал свою «Хронику», эти земли уже принадлежали датскому королю Кнуду I Великому, что и послужило причиной причисления наемной дружины в Киеве к «данам». Между тем эти «даны» были не кем иным, как славянами. Чтобы убедиться в этом, послушаем Гельмольда. «Маркоманнами, — пишет он, — назваются обыкновенно люди, отовсюду собранные, которые населяют марку. В Славянской земле много марок, из которых не последняя наша Вагирская провинция, имеющая мужей сильных и опытных в битвах, как из датчан, так и из славян». Вагирская провинция (в районе современного Любека) — это земли славянского племени вагров, входивших в племенной союз ободритов. Гельмольд делит ее население как бы пополам, на датчан и славян. Но он писал в XII в. Столетием раньше это соотношение было совсем иным, славяне численно преобладали, как это следует из того, что Гельмольд все же причисляет наполовину одатчаненную Вагирскую марку к «Славянской земле». Вот какие «даны» на самом деле привлекли своей многочисленностью внимание Титмара. Добавим, что в археологических слоях Киева рубежа X—XI вв. полностью отсутствует какой-либо датский материал.
При Ярославе вновь возникает путаница. Набрав варягов в Новгороде, Ярослав побеждает с ними Святополка при Любече, однако в Киев вступает с новгородцами. Выгнанный затем из стольного града Святополком и Болеславом, он вновь призывает на помощь варягов, но после очередной победы раздает награды «старостам», «смердам» и тем же «новгородцам». В последний раз Ярослав выступает с варягами против печенегов в 1034 г.
Во всех этих эпизодах варяги предстают перед нами не особым этносом с берегов Балтийского моря, а простыми наемниками (иногда купцами, как варяги-мученики). Они лишены каких бы то ни было этнических характеристик, хотя никогда не сливаются с «русью» и «словенами». Прояснить их происхождение редакторы «варяжских» статей считают излишним, как нечто общеизвестное.
Отсутствуют варяги и во всех оригинальных известиях древнейших новгородских летописей о событиях X—XI вв., а имеющиеся упоминания о них восходят к тексту «Повести временных лет» (см.: Никитин AJ[. Основания русской истории. С. 86). И только в статье под 1151 г. пожар уничтожает «варяжский товар», хранившийся в «варяжской церкви на Торгу».
Внелетописные древнерусские источники рисуют не менее выразительную картину. Ни словом не обмолвился о варягах киевский митрополит Иларион (середина XI в.). Совершенно не знает их «Правда Ярославичей», созданная в 1072 г. Само существование варягов на Балтике обнаруживается только в договорной грамоте Новгорода с Готским берегом и ганзейскими городами 1189—1199 гг., определившей «емати скот варягу на русине или русину на варяге»; но эти варяги равнозначны древнерусским «немцам», то есть жителям южного берега Балтики между Одером и Эльбой.
Наконец, ни одна средневековая западноевропейская хроника вообще понятия не имеет о «варягах» на Руси.
Все это позволяет установить искусственный, «вводный» характер летописного термина «варяги», который, по всей вероятности, является анахронизмом даже для времени княжения Ярослава и утвердился на русской почве ближе к первой половине XII в. Именно тогда, во время очередной редактуры «Повести временных лет», термин «варяги» и попал в летописный текст, будучи отражением совсем других исторических реалий.
156
Возможно, назвав Болле Боллесона первым вэрингом, Снорри ошибся. Сага о Вига-Стире повествует о вэрингах Гесте и Торстейне. Последний был сыном знатного исландца Стира, которого убил Гест. Начинается охота мстителя за убийцей: «Гест видел, что он не в состоянии держаться против происков Торстейна в Норвегии, и отправился на юг в Миклигард [Константинополь] и нанялся там служить с вэрингами; он рассчитывал там быть лучше скрытым. До Торстейна дошли о том вести, и он в то же лето отправился в Миклигард. Но такой обычай у вэрингов и норманнов, что день они проводят в играх и борьбе. Торстейн, вступивший в среду вэрингов, застал Геста во время борьбы, выхватил меч и ранил его. Вэринги подбежали и хотели тотчас убить Торстейна, потому что был такой закон, что если кто покусится на жизнь другого во время игры, то должен потерять свою. Но сам Гест освободил Торстейна, заплатив за него выкуп и потом помирившись с ним». Схватка Торстейна с Гестом произошла, видимо, году в 1011-м. Расхождение с рассказом Снорри о Болле Боллесоне в общем-то невелико, речь все равно идет о первой трети XI в. Вместе с тем мы видим, что и здесь норманны решительно отделены от вэрингов.
Мнение о скандинавском происхождении вэрингов основывается преимущественно на сведениях саги о Харальде Суровом. В ней будущий норвежский король и искатель английской короны, сложивший голову в 1066 г. при Стэмфордбридже, выступает предводителем константинопольских вэрингов, совершая со своими земляками чудеса храбрости, завоевывая для императора Василия II Болгаробойцы десятки городов и целые страны, после чего, получив щедрое вознаграждение, возвращается на родину. Но сага о Харальде записана не ранее XIII в. Между тем византийский писатель середины XI в. Кекавмен пишет о том, что Харальд «привел... с собой и войско, пятьсот отважных воинов». Так что и в данном случае викингский отряд Харальд а только влился в ряды вэрингов. Об этом также свидетельствует виса (поэтическое произведение) скальда Вальгарда, повествующая о том, как Харальд за какой-то проступок был посажен императором в темницу. Однако брат Харальда, Олав, освободил его. Харальд выместил свой гнев на охранявших темницу вэрингах:
...Тотчас ты, потомок шлемоносцев (то есть конунгов. — С. Ц.),
Приказал повесить тех, что держали стражу.
Ты так повернул дело,
Что менее стало вэрингов.
Здесь вэринги опять чужие люди, не соплеменники Харальда, как это явствует из торжествующего тона висы. Кстати сказать, приведенный отрывок — единственный скандинавский источник XI в., где вообще упоминаются вэринги.
Итак, вэрингами в Скандинавии называли наемников. Викингу-скандинаву, чтобы прослыть на родине «вэрингом», нужно было послужить в чужих землях, причем не обязательно в Византии (хотя большинство известных сагам викингов-вэрингов служили именно там). В продолжении Вига-Стировой саги рассказывается о Вига-Барди, изгнанном судом из пределов Исландии и с тех пор скитавшемся по разным странам. «Он не оставил своего пути, — повествует рассказчик, — пока не прибыл в Гардарики, и сделался там наемником, и был там с вэрингами, и все норманны высоко чтили его и вошли с ним в дружбу». Варяжская служба Вига-Барди относится к 1020-м гг., когда Киев был битком набит скандинавскими наемниками, прибывшими со второй женой Ярослава Мудрого, Ингигерд. Но слово «вэринг» и в данном случае не означает непременно скандинава (норманны здесь являются скорее как бы частью вэрингов), хотя, быть может, при дворе Ярослава они и преобладали.
Шведы упоминаются в числе константинопольских вэрингов, наряду с другими скандинавами, но опять же только в сагах, действие которых происходит не ранее первой трети XI столетия. Таким образом, по единодушному свидетельству саг, норманны (исландцы, норвежцы, шведы), прибывая в Константинополь, находили там уже существующее «варяжское общество»; приобщаясь к последнему, они сами становились вэрингами.
157
У аль-Бируни сказано, что «море Варанк [Варяжское/Балтийское море] отделяется от Окружающего моря (которое, по представлениям людей Средневековья, опоясывало сушу. — С. Ц.) на севере и простирается в южном направлении... Баранки — это народ на его берегу». Берегу — именно южно-балтийском, так как система ориентации в географических сочинениях Средневековья всегда строится «от ближнего — к дальнему»: сначала должен быть упомянут «этот» берег, потом — «тот». Кроме того, на этом же берегу, по сведениям Бируни, живут некие «келябии» — «кулпинги» византийских и «колбяги» древнерусских памятников, где они постоянно упоминаются рядом с варягами. Между тем еще Татищев указал, что загадочные колбяги вряд ли могут быть кем-то иным, кроме как жителями польского Колобжега, то есть в данном случае текстовое соседство соответствует географическому.
