Борис Шапошников - Мозг армии. Том 1
Если мы указали, что в эпоху кабинетных войн «армии старых монархий, по словам Дельбрюка, были слишком малы, тактически слишком беспомощны и по своему составу слишком неблагонадежны, чтобы иметь возможность проводить эти принципы (сокрушения; Б. Ш.) в своей стратегии», то «Наполеон увидел себя освобожденным от этих оков, он с самого начала возложил все свои упования на тактическое решение, которое должно вывести из игры действующие неприятельские войска, а затем развивал победу, пока противник не подчинялся его условиям».
Говоря о том, что «Наполеон доводил свои войны до конца не только победами, но и путем политики», – Дельбрюк приходит к выводу, что «в самых сокровенных глубинах своего существа, Наполеон представлял гораздо более государственного человека, чем воина. Ни в молодости, ни позднее он не посвящал свое внимание занятиям ни военной историей, ни военной теорией».
Иными словами, Наполеон был «мужем государственным», который хорошо учитывал рост производительных сил, отлично был ориентирован в экономическом развитии как Франции, так и соседних стран. Дельбрюк приписывает появление «новой стратегии» «гению Наполеона», но мы становимся на сторону Энгельса, видевшего в Наполеоне лишь человека, который «нашел единственно правильное стратегическое и тактическое применение» своим армиям. «Новая стратегия» была продуктом экономики Франции, которая давала основу победам Наполеона. На этом кончаем с эпохой Французской революции и временами Наполеона. Из приведенных выше взглядов Энгельса и Маркса видно, как глубоко влияние экономической силы на войну. «Организация и боевой метод армии, а вместе с тем успех и поражение последней оказываются зависящими от материальных, т.е. экономических условий, от материала человеческого и от оружия, следовательно, – от качества и количества населения и от техники», – в другом месте поясняет Энгельс.
Поэтому некоторые с удивлением останавливаются перед фактом отсутствия указаний на взаимоотношения экономики и войны ни у кого иного, как у поэта наполеоновской стратегии, у философа войны Клаузевица. В своем труде «Ведение войны и политики» Людендорф подмечает этот недостаток стратега германской школы, указывая, что и в его времена экономика имела большое значение. Если последний вывод Людендорфа верен, то первый подлежит корректированию. Мы не хотим философу войны прививать «монистического» взгляда на военное дело, но отрицать за «гегелианцем» правильный учет в воине экономической силы нельзя. Известно, что Клаузевиц относил войну к явлениям общественной жизни и настолько материализировал ее, что сравнивал с банкирским домом. «Война расплывается во все почти стороны, не находя себе определенных рубежей» – говорит Клаузевиц, понимая под этим проникновение войны во все области жизни воюющих сторон. Мы слышали ранее, в какой зависимости должны находиться война и внутренняя политика в понимании Клаузевица. Ничем иным определял он характер воины, как внешней политикой, и выдвигал два вида войны, что ныне мы называем стратегией сокрушения и стратегией измора. Современник Наполеона – Клаузевиц, был далек от безоговорочного признания одной стратегии сокрушения, как раз навсегда установленного метода действий.
«Никто не начинает войны (или, по меньшей мере, действуя разумно не должен бы начинать), не сказав себе: чего он желает достичь войной и чего в самой войне. Первое-это цель войны, а последнее – цель, поставленная войне. Эта основная мысль дает всему направление, указывает размер средств и меру энергии; влияние ее нисходит и до последних расчленений действий».
Указывая далее, что война может быть «абсолютной» (решительной, крайне напряженной) или же «удаленной от нее более или менее», Клаузевиц находит необходимым, чтобы «первое понимание, как коренное, клалось везде и всюду в основание, считая другое только видоизменением первого, оправдываемым особыми данными обстоятельствами».
Признав два вида войны, Клаузевиц говорит, что «теория требует, чтобы перед любой войной прежде всего, на основании вероятности, распознавать ее характер и общее в крупном очертании, принимая за основание величины политические и обстановку».
«Целью войны, согласно сути понятия о ней, должно быть низвержение противника, – учит Клаузевиц. – Это основное понятие, из которого мы исходим» и «все, что теория может тут сказать, будет следующее. Дело в том, чтобы зорким взглядом окинуть самые выдающиеся соотношения обоих государств. В них отыщется известный центр тяжести, центр силы и движения, от которого зависит все целое. На этот центр тяжести противника должен быть направлен совместный удар наших сил».
«Где бы ни находился центр могущества противника, на который мы должны действовать, – продолжает он, – во всяком случае, разгром его боевых сил будет хорошим началом и существенной частью дела».
Говоря о силах и средствах, необходимых для войны, Клаузевиц понимает под ними «собственно силы боевые, далее страна с се простором и населением, наконец, союзники», добавляя, что «вся поверхность страны с ее населением служит источником боевых сил». Определение Клаузевицем сил на этом не останавливается, а идет далее. «Сила вооружается открытиями науки и изобретениями искусства для того, чтобы побороть другую, враждебную себе силу» – заключает он.
По мнению философа войны, силы и средства должны быть соразмерные с той целью, для достижения которой они назначены. «Итак, – говорит он, для того, – чтобы ознакомиться с размерами средств, которые нужно заготовить для войны, приходится определить политическую ее цель, как свою, так и цель противника; равно и обоюдные силы государств и внутренние в них отношения; далее характер правительств, народов и способности обоих; наконец, политические связи с другими государствами и влияние на них предстоящей войны».
«Не трудно понять, что решительно невозможно одним лишь школьно правильным обсуждением взвесить и одолеть все эти различные и разнообразные взаимно переплетенные предметы».
«Итак, приходится признать прежде всего то, что определение возможной цели предстоящей войны, а равно и средств, потребных для ее достижения, может быть выведено общим взглядом на все соотношения, включая все самые частные черты в данное именно время. Такой вывод, как и все прочие на войне, никогда не может быть чисто объективен; он, напротив того, будет носить отпечаток душевных и умственных свойств, равно как и качеств правителей, мужей государственных и полководцев, независимо от того, будут ли звания эти разделены или соединены в одном лице».
Так поучает Клаузевиц. Мы не слышали от него слова «экономическая сила», а, наоборот, в угол всего им ставится «политика», ибо в те времена «промышленный переворот» еще не выявился во весь рост и «политические причины» были более заметны, нежели изменения в экономическом развитии.
Считаем, что суть не в этом, а в существе теории философа войны. Прежде всего он предлагает определить «центр тяжести», «центр силы п движения, от которого зависит все целое» и под таковым не всегда разумеет армию противника. Мы видели, что при Наполеоне она была им преимущественно, но с развитием техники этот центр тяжести перемещается в область экономической жизни противника. Для своего времени Клаузевиц советовал вникать во «все соотношения, включая все самые частные черты в данное именно время» и обязывал руководителей войной правильно уловить их и оценить, чтобы найти «центр могущества противника». Наконец, у того же Клаузевица мы находим и значение техники для силы армии, а как «источник боевых сил» – является «вся поверхность страны с ее населением».
Если Людендорф ждал от Клаузевица современного толкования влияния экономических условий на войну, то можем только отметить, что он, бывший военный диктатор Германии, не вышел и ныне из «школьно правильного» понимания теории философа войны.
В первой половине XIX века на полях Европы не происходило больших войн, а развитие промышленности шло крупным шагами вперед.
Разыгрались войны 1855-1859 года, 1866 года, которые уже передавали победу стороне, обладающей более совершенным оружием и развитой техникой. Так, ход истории привел к войне 1870-71 г.г., проведенной Мольтке по правилам стратегии сокрушения, как некогда в эпоху Наполеона.
Хотя на боевых полях появились массовые армии, организованные на основе всеобщей воинской повинности, выступил на борьбу «вооруженный народ», но связь его с тылом, со своей страной была слаба. Мы слышали суждения Энгельса, что в Германии еще много оставалось «здоровых парней» и что война мало затрагивала страну, которая жила обычной жизнью, и если где и сокращались промышленное производство и торговля, то отнюдь не по причине военных действий.
В своей книге «Ведение войны и политика» Людендорф указывает, что Франция, признав себя побежденной, не исчерпала всех своих сил и средств к сопротивлению, равно как и Германия не прибегала к особому напряжению страны, спокойно поддерживавшей связь с заграницей. Война была проведена и закончена теми силами и средствами, которые были приготовлены в мирное время. Сражения были редки, потери в боевых запасах незначительны. Техника не играла никакой роли. О таком напряжении народа, какое потребовалось в мировую войну, не могло быть и речи. Промышленное ведение войны было неизвестно. Страна мало чувствовала на себе войну 1870-1871 г.г., которую армия вела своими силами и средствами.
