Сергей Войтиков - Высшие кадры Красной Армии 1917-1921
У Миллера изъяли таблицу с численностью войск[1163]. В любом случае, представляется достоверными сведения С.М. Леонтьева: «численный состав организации» характеризовался как «очень незначительный»[1164].
Финансирование военной организации ВНЦ строилось следующим образом. В.И. Соколов показал на допросе, что доходы «черпались из местных источников путём сбора от сочувствующих целям кружка». Если добровольные взносы и имели место, то явно они были не единственным источником средств: вплоть до весны 1919 года деньги поступали от шведского посольства, за которым, вероятно, стояла, как в Первую мировую войну, германская разведка. Весной И.Н. Тихомиров заявил: «в деньгах будет задержка, так как шведский консул заболел (т.е. на… условном языке — арестован), и деньги вовремя выданы быть не могут, пока связь снова не наладится. Связь наладилась месяца через полтора, и деньги выдавались аккуратно вплоть до августа» 1919 года[1165], т.е. до конца военной организации ВНЦ.
Расходы велись по двум статьям: 1) выдача пособий (раз в 2 недели); 2) расходы на организационную работу (показания В.В. Ступина)[1166].
Если верить В.В. Ступину, прямой связи с Деникиным у него не было, вся связь велась через Н.Н. Щепкина, тем более что «при существующем способе связи такие приказания были бы нецелесообразны, ибо получались бы всегда несвоевременно[1167]. Причём вообще о том, что «военная организация состояла при определённом политическом центре, было известно только ограниченному числу лиц высшего управления», равно как и о связи с Деникиным через Н.Н. Щепкина[1168].
Сергей Леонтьев писал о попытке военной комиссии «Тактического центра» выяснить вопрос, «представляет ли существующая организация (Штаб Добровольческой армии Московского района. — С.В.) нечто самостоятельное, рассчитанное по своему замыслу на какое-нибудь действие по собственному почину или нет. Категорически было установлено, что организация имеет исключительно подсобное значение для русских военных сил, действующих извне… Н.Н. Щепкин, докладывая изложенные сведения, определённо указал со ссылкой на авторитет генерала Стогова, что о каком-либо самостоятельном выступлении в Москве речи абсолютно быть не может. Организация могла бы сослужить службу только в том случае, если бы какая-нибудь регулярная армия, разбив Красную Армию, подошла бы к Москве и здесь под влиянием этого… началось бы какое-нибудь массовое движение среди населения, красноармейских частей, рабочих. Только при подобной общей конъюнктуре руководители организации и допускали возможность её роли как небольшой, но организованной силы среди наступившего хаоса»[1169].
Н. Сучков показал на следствии, что в середине августа 1919 года В.А. Миллер предупредил — 26 или 27 августа будет выступление Штаба Добровольческой армии Московского района. Сучков в ответ заявил, «что это — провокация, и через несколько дней Миллер приехал и сказал, что выступление отменено»[1170].
Шпионажем Штаб Добровольческой армии Московского района занимался весьма успешно: по свидетельству А.Е. Флейшера, «большинство сведений о продвижении войск, о положении на фронтах, сосредоточении резервов и т.п. организация получала из ЦУПВОСО; «о снабжении армии, числе снарядов, оружия, снаряжения, обмундирования» — из Центрального управления по снабжению армии, от бывшего генерала от артиллерии и организатора контрреволюционного саботажа в Военном министерстве А.А. Маниковского, члена Военно-законодательного совещания при РВСР бывшего генерала Н.А. Бабикова[1171]. Члены военной организации ВНЦ занимали должности также в Оперативном и Организационном управлениях Всероссийского главного штаба, отделе по управлению всеми автоброневыми силами Главного военно-интендантского управления.
Диверсионную деятельность в тылу Красной Армии военной организации ВНЦ наладить не удалось, согласно показаниям одного из её создателей (В.А. Миллера, сформировавшего, между прочим, 1-ю Московскую советскую школу полковой артиллерии и боевых технических приспособлений[1172]). Штаб Добровольческой армии Московского района дал ему задание устроить взрыв на железной дороге Пенза — Рузаевка — Саратов — Сызрань, для чего Миллеру предложили найти «двух подходящих людей». Людей Миллер нашёл… только на участие в диверсии они так и не решились: сказалось вроде бы недоверие к самой организации и её руководству[1173]. Надо полагать, что случай не был единичным. По выражению С.Е. Трубецкого, «все сетовали на недостаток информации и ждали чего-то»[1174]. Дождались активизации действий ВЧК и её Особого отдела.
ЛиквидацияДеятельность ВНЦ достаточно быстро попала в поле зрения советских органов государственной безопасности — не исключено, это сказалось и то обстоятельство, что на территориях, подконтрольных белыми, ВНЦ существовал открыто.
Ещё в феврале 1919 года арестовали руководителя военной организации ВНЦ В.И. Соколова. Владимир Иванович умудрился «запудрить мозги» председателю Особого отдела ВЧК М.С. Кедрову, который, «допросив» Соколова 16 марта, даже не задал ни одного уточняющего вопроса. Поражает воображение и режим содержания подследственных в Бутырке: Н.М. Мартынов вспоминал впоследствии: «Арестованный вторично 20 февраля [1919 г.], я сидел в общих камерах и на пасху во время крестного хода по тюрьме увидел Соколова и спросил его, за что он арестован и что ему инкриминируется, но он так боялся со мной говорить (чекисты явно не торопились добыть необходимые сведения у арестованного, и В.И. Соколов этим пользовался. — С.В.), что я не мог ничего от него узнать. Но тут же я узнал от кого-то из старых заключённых, что в одиночке сидит [Н.А.] Огородников, и решил его повидать. Через некоторое время я пошёл в библиотеку одиночки менять книги, и там мне вызвали Огородникова, который сказал, что произошла выдача организации и в одиночке сидят Левицкий, Селивачев, Стогов, Иванов и многие другие (т.е. попалась часть «генералитета»). Тогда я попросился у заведующего о переводе меня из общих камер в одиночку, что и было сделано. Во время общих прогулок Соколов мне сказал: после ареста ему представили список арестованных генералов и доказательства их принадлежности к военной организации ВНЦ — отпираться было бесполезно». У чекистов, правда, не было доказательств причастности к Штабу Добровольческой армии Московского района Н.А. Огородникова, сидевшего, впрочем, в «строгой» одиночной камере[1175] — т.е. без права на переговоры с товарищами по заключению.
16 марта 1919 года Дзержинский поручил ответственному работнику Особого отдела ВЧК А.Х. Артузову вместе с заведующим Особым отделом при МЧК Т.П. Самсоновым и другим подготовить «материал о гуляющих на свободе кадетах, соприкосновенных с Нац[иональным] и Тактич[еским] центрами, бывших помещиках, черносотенцах и другой дряни для ликвидации». 16 марта Дзержинский поручил сотруднику ОО В.Л. Герсону запросить Артузова, когда будут подготовлены материалы для доклада ему…[1176]
Несмотря на указание Дзержинского, активные действия ВЧК по ликвидации военной организации ВНЦ пока не последовали. Либо Кедров и его подчинённые обнаружили чудеса непрофессионализма, либо, напротив, зная, кого поддерживает «внешняя контрреволюция», дальновидно решили: лучше иметь карманных врагов, чем неизвестных пособников белых. Так или иначе, решающую роль в ликвидации военной организации сыграл случай[1177].
27 июля 1919 года начальник 1-го района советской милиции в селе Возрушеве, Слободского уезда, Вятской губернии, И.А. Бржеско, проверяя проезжающих через село, задержал неизвестного, назвавшегося Николаем Карасенко (проездных документов у гражданина не было). При обыске у гражданина обнаружили свыше 985.820 рублей 20- и 40-рублевыми керенками и два револьвера. Милиция отправила Карасенко в Слободскую уездную ЧК, где его в тот же день допросили. Карасенко показал, что вёз деньги в Москву по поручению киевского купца Гершмана. Уездная ЧК 1 августа сдала деньги в местное казначейство; револьверы, естественно, конфисковала, а самого Карасенко отправила в Вятскую губернскую ЧК. 5 августа Карасенко на допросе в Вятке заявил, что он на самом деле Николай Павлович Крашенников, сын орловского помещика, дезертировавший с фронта 24 ноября 1917 года и уехавший на Дальний Восток в расчёте на вступление в войска США. Эмигрировать в Америку Крашенникову не удалось, а после переворота в Сибири летом 1918 года его призвали в 1-й Бирский полк полковника Орлова. В мае 1919 года переведён в разведывательное отделение Ставки адмирала Колчака и в начале июля получил распоряжение отвезти миллион рублей в Москву и сдать их там лицу, которое встретит его на Николаевском вокзале, назовёт сумму денег и часть, откуда он послан. После этого показания Вятская ГЧК, «признав, что дело Крашенникова имеет весьма важный характер, связанный с контрреволюционным заговором во всероссийском масштабе, и может быть выяснено лишь Всеросс[ийской] чрез[вычайной] ком[иссией]», 8 августа постановило дело и арестованного препроводить в ВЧК. Крашенников передал на волю 2 записки, которые не дошли до адресатов, но оказались в руках караула, а затем следователей ВЧК. Первая записка (20 августа): «Я, спутник Василия Васильевича, арестован и нахожусь здесь, прошу подательнице сего выдать 10.000; всё благополучно». Вторая (28 августа): «Прошу В.В. М[ишина] или, если нет его, то кого-либо заготовить несколько документов для 35-ти — 40-летнего, 25-ти — 30-летнего и 22-х — 25-летнего и передать их по требованию предъявительнице сего, кто знает условный знак В.В.М. для меня прошу обязательно к 30 августа достать 1 гр[амм] цианистого калия или какого-либо другого сильно действующего яда, необходимого в интересах дела. Прошу также сообщить к 30 августа, арестован ли Н.Н. Щ[епкин] и другие, кого я знаю, можно их вызывать (?) или нет, также прошу сообщить общее положение. Н. Крашенников». 31 августа Крашенникову предъявили его записки на допросе. Отпираться смысла не было, и он показал: «Из Ставки Колчака с деньгами для московской организации я вышел 13 июня 1919 года. Границу в районе Кая, Пермской губ[ернии], я перешёл 29 июля по маршруту Кай — Дидаево — Юго-Восток, лесами на реку Вятку — город Слободской — Москва… По заданию Ставки Колчака деньги… я должен был передать Н.Н. Щепкину по адресу — угол Трубного и Налимовского переулка, причём мне дали на всякий случай адрес Алферовых, содержателя и директора гимназии. Одновременно со мною до реки Вятки шёл Василий Васильевич Мишин с другим миллионом для московской организации. Начиная с реки Вятки, я дальше ехал уже один. Василий Васильевич пошёл другим путём. Встреча, как обязательная, с Василием Васильевичем после расхождения от реки Вятки, в дальнейшем не предполагалась. Я обязан был выполнить данное мне Ставкой задание, т.е. вручить Николаю Николаевичу Щепкину один миллион, получить от него то, что он передаст и возвратиться в Омск». Затем Крашенников признался, что от Колчака, в распоряжение ВНЦ, в Москву направлено 25 миллионов рублей, причём часть направлялась в Петроград через некоего «Вика», который, по словам Крашенникова, связан с заграничной группой Бориса Викторовича Савинкова. Крашенников же показал, что Национальный центр является в Москве организацией центральной, признанной и широко субсидируемой как Колчаком, так и Антантой. Крашенников, дескать, слышал, что ВНЦ имеет также военную организацию, но якобы не знал подробностей. В действительности, Крашенников был также членом английской шпионской организации «ОК»[1178] и потому точно «слышал» о военной организации.
