Екатерина Монусова - История Крестовых походов
Кенигсберг
Годы спустя деревянная крепость превратилась в грозный замок с башней, что, по свидетельству очевидцев, застила солнце. Здесь выбирали гроссмейстеров, короновали королей, встречали русских царей и французских солдат – кого «за здравие», а кого и «за упокой». Под защитой крепких стен росли города. Сначала появился Альштадт. Клеточки на плане города заполнялись быстро. Каждая из них – новый двор. Заштрихована последняя клетка на плане – город построен. Тут на улицах появлялся всадник с длинным копьем наперевес. От основания до острия – расстояние между домами; заденет копье стену – придется хозяину ее ломать или платить штраф…
В 1300-м в деревянном соборе отслужили первую мессу. Ландмайстер Конрад фон Тирберг вручил альтштадцам грамоту об основании города, долгие годы служившую им конституцией. И – едва смолкли праздничные трубы, рядом был заложен Лебенихт. Он расположился далеко от реки, поэтому его жителям волей-неволей пришлось заниматься ремеслами и возделывать землю. В «городе мастеров» появились первые гильдии солодильщиков, сапожников, кузнецов, землепашцев… Возник даже союз нищих – заплатив налог, они могли спокойно просить милостыню.
Укрепления Лебенихта были невысоки – младший брат могущественного Альштадта. Но – Бог любит Троиц у, и в 1327 году возник третий город. Его называли то Прегельмюнде, то Нойштадт – однако в историю он вошел под именем Кнайпхоф, по названию острова, на котором появился.
Кнайпхов был настоящим купеческим поселением. Папа Александр IV еще в XIII веке предоставил ордену торговые привилегии, и новый город тут же вошел в торговый Ганзейский союз. В одночасье был построен порт со складами – ластади, оборудованными по последнему слову средневековой механики. Склады стоят и по сей день. Древесина, смола, хмель, сало, соль, оленьи и медвежьи шкуры – Пруссии было чем удивить соседей. Одна только Россия потребляла пятую часть всей селедки, добываемой в здешних водах. А из России сюда везли лен, пеньку, древесину – любому товару расторопные прусские купцы находили применение.
Собственной церкви в городе не было, и набожные жители вскоре затеяли строительство кафедрального собора. Его посвятили Деве Марии и Святому Адальберту, первому крестителю Пруссии, которого язычники принесли в жертву своим божествам. Через 50 лет храм распахнет двери для первых прихожан. Не такой уж долгий срок, если учесть, сколько времени возводились в те годы церкви и в более богатых городах. Собор простоит невредимым до 1944 года…
Несколько веков три города развивались самостоятельно: у каждого свой совет, свой приход, свои школы и торговля. И все-таки наступил момент, когда отношения между ними стали настолько тесными, что оставалось только законодательно оформить союз. В 1724 году три города были официально объединены в один. Он получил название, придуманное еще королем Оттокаром, – Кенигсберг. По столь торжественному случаю была выпущена бронзовая медаль. На ней четыре изображения: молодой человек с мечом в руках – могучий Альштадт, женщина в бусах – роскошный Кнайпхоф, бородатый старик с морковкой – плодородный Лебенихт. Четвертый персонаж – маленький мальчик с камнем в руке – символизировал окраину Кенигсберга – Закхайм, где жили только пьяницы и хулиганы.
В том же году, когда возник объединенный Кенигсберг, в семье Кантов на свет появится мальчик. Будущего отца немецкой классической философии крестят Иммануилом в кафедральном соборе Девы Марии. В 16 лет Кант поступит в Кенигсбергский университет – на какой факультет, до сих пор тайна для его биографов…
Но то будет уже в XVIII, просвещенном веке. А в веке XIII жители этих мест и не помышляли о том, что когда-нибудь их потомки будут гордиться своим городом как центром наук и изящных искусств. Ими владели совсем иные чувства. Главным из них оставалась ненависть. Кровавой поступью продолжали марш по прусской земле тевтонцы. Не желали склонять голову свободолюбивые самбы. 20 сентября 1260 года вспыхнуло великое восстание. Как огонь по сухому вереску, распространилось оно на все прусские земли. Плечом к плечу встали против завоевателей Самбия, Земландия, Эрмландия, Погезания, Бартия… Одна Померания оставалась верна ордену. Полыхали немецкие усадьбы, церкви, замки. Держались лишь стратегические форпосты немцев – Торн, Кенигсберг, Кульм, Бальга. Судя по всему, пруссы оказались неплохими учениками. Не раз они торжествовали победу над братьями-рыцарями: 22 января 1261 года – под Кенигсбергом, 13 июля 1263-го – при Лебау… Помимо 40 рыцарей и несчетного количества пехотинцев-кнехтов в этом бою сложил голову сам вице-магистр Гельмерих…
Дивонис Локис, Ауктума, Гландас, Глапас – о бесстрашных вождях повстанцев ходили легенды. Но настоящим «Спартаком» стал Геркус Мантас из Натангии.
Генрих Монте Натангенский, как его обычно называют, получил воспитание в Магдебурге. Там он и крестился – но зов предков оказался слишком силен. Генрих вернулся к языческой вере. Отринув религиозные взгляды крестоносцев, он, тем не менее, перенял от них много практических знаний. Как выстраивать боевой порядок, как мастерить осадные орудия – вся тактика и стратегия рыцарей была ему знакома. Его лесные братья часто возводили неподалеку от неприятельских укреплений временные деревянные крепости, блокируя пути, по которым шли обозы с продовольствием. Цель была одна – взять неприятеля измором. Иногда, правда, немецким гарнизонам удавалось выйти из окружения. Пруссы преследовали беглецов с поистине звериной жестокостью. Так, при попытке прорваться пали почти все защитники Крейцбурга.
«…Братья с дружиной своей после многих славных битв, совершенных здесь, когда у них кончились припасы, незаметно ночью ушли из замка, – читаем в „Хрониках земли Прусской“. – Когда это узнали пруссы, они погнались за ними и всех, кроме двух братьев, предали мечу…»
А вот гарнизону крепости Визенбург улыбнулась удача. «Этот замок осаждался пруссами почти три года, и поставили они три камнемета, которыми ежедневно штурмовали замок. Наконец братья, быстро похитив один из них, доставили в замок и долго им оборонялись. Вскоре, когда у них иссякли припасы, братья со своими оруженосцами, покинув замок, незаметно ушли, в год от Рождества Христова 1263, держа путь в княжество Мазовии. Когда об этом стало известно, Диван, бывший тогда вождем бартов, погнавшись за ними со многими оруженосцами, не мог настигнуть их, ибо их уже усталые кони отказались идти; он, взяв с собой 13 человек на более быстрых конях, повел их за собой, и когда они приблизились, то нашли братьев, уже обессилевших от голода и не в силах сражаться от усталости, и он мощным ударом обрушился на них и в первой схватке убил троих. Прочие, обороняясь, тяжело ранили упомянутого Дивана, и тогда он прекратил битву, а братья со своими людьми ушли в мире».
Число преследователей – чертова дюжина – не столько символично, сколько показательно. В те годы количество защитников крепостей, как, впрочем, и нападающих, нередко исчислялось десятками. Маленькие сражения большой войны, в которой, впрочем, и слезы, и кровь были вполне настоящими…
Четыре года удерживали замок защитники Бартенштейна.
«Во время осады в замке Бартенштейн было 400 братьев и прочих оруженосцев, а пруссы соорудили три укрепления вокруг замка, в которых постоянно находились 1300 отменных воинов. Но в упомянутом замке Бартенштейн был один человек по имени Милигедо, который был таким смелым, что, убив его, пруссы сочли бы, что убили половину осажденных. Посему они совещались, как бы хитростью заманить и убить его, и, измышляя разные хитрые способы, они начали следующим образом. Устроив сперва засады, они послали одного человека, доблестного воина, на посрамление военной силы осажденных, как Голиафа – на посрамление полков сыновей Израиля. Он воскликнул громким голосом, сказав: „Если есть кто-нибудь в замке, кто дерзнет вступить в поединок со мной, пусть выходит!“ Услышав это, Милигедо, испросив разрешения братьев и получив его, вышел и погнался за ним. Но когда он увидел, что, выйдя из засады, появилось огромное полчище врагов, он, убив того, бежал в лес и тайными путями вернулся в замок Бартенштейн. Не раз и так и этак подступались они к нему, так что в конце концов, обманув, убили его… От смерти этой была великая радость в народе прусском и, напротив, великая скорбь охватила братьев. Но чтобы обратить их радость в скорбь и печаль, братья повесили на виселице, поставленной у ворот замка, 30 прусских заложников, которых они держали в плену. Отчего случилось, что, когда пруссы увидели сыновей и сородичей своих повешенными, заплакали и они тоже горьким плачем…»
На исходе четвертого года в крепости закончились припасы. Перед тем как покинуть ее, осажденные несколько дней не показывались на стенах. Пруссы, решив, что рыцарей уже нет в Бартенштейне, приблизились к замку. И тут на них обрушился такой град стрел и камней, что все поле в мгновение ока было покрыто убитыми…
