Сергей Соловьев - Полный курс русской истории: в одной книге
«В понедельник пополудни, от 2 до 3-го часа, учиться, а потом солдат учить; пополудни вторник и четверг – с собаки на поле; пополудни в среду – солдат обучать; пополудни в пятницу – с птицами ездить; пополудни в субботу – музыкою и танцованием; пополудни в воскресенье – в летний дом и в тамошние огороды».
Кр оме того Остерман предусмотрел и присутствие императора дважды в неделю в Верховном тайном совете, чтобы он с юности учился, как следует вести государственные дела. Последнее осталось лишь пожеланием. Мальчика, конечно, сильнее влекла свобода, только уговоры старшей сестры заставляли его послушно учиться.
Очевидно, эту вдруг свалившуюся школярскую беду Петр стал связывать с Меншиковым. Остерман оказался вовсе не таким преданным светлейшему человеком: боясь потерять расположение Петра, он все грехи валил на всесильного князя. Четыре первых месяца во дворце Меншикова показались императору пленом. Он только и мечтал, чтобы вырваться на свободу и предаться любимым развлечениям – охоте да прогулкам с теткой, цесаревной Елизаветой Петровной. В Меншикове император видел теперь лишь своего тюремщика.
Он взбунтовался.
А тем временем светлейший тяжело заболел: у него началось кровохарканье. Ожидая смерти, Меншиков составил письмо к императору, как ему жить и управлять страной по правилам, установленным Петром, как достроить эту машину, завещая слушаться членов Верховного тайного совета и Остермана. Верховному же совету он также дал указания, как лучше заботиться о наследнике, чтобы не пропало дело Петра. При всем честолюбии и стяжательстве Александр Данилович Меншиков был верным продолжателем дела покойного императора. Отдав распоряжения, светлейший стал ждать смерти, но смерть не пришла. Он встал на ноги. Но за время болезни многое переменилось в его государстве: немного пожив без тяжелой опеки в летнем дворце в Петергофе, Петр точно понял, что не желает жениться на Марии, а вот чего желает непременно – избавиться от всесильного князя. Поводом к опале Меншикова послужила скупость последнего: он осмелился бранить императора за лишнюю трату средств, которые нашли бы лучшее применение в государственной казне, и отсутствие милости к удаленным от двора сановникам. Однажды, на именинах своей сестры Натали, Петр демонстративно отвернулся от Меншикова, делая вид, что вовсе того не видит, и со смехом спросил присутствующих:
«Смотрите, разве я не начинаю вразумлять его?»
К тому же вдруг он заявил князю, что вовсе не хочет жениться на Марии и вообще женится не раньше двадцати пяти лет. К осени светлейшего ждал новый удар: Петр издал указ, чтобы его вещи из дворца Меншикова перенесли в принадлежащие ему дворцы. Это был разрыв. Сентябрьским утром в петербургский дворец Меншикова «явился майор гвардии генерал-лейтенант Семен Салтыков с объявлением ареста, чтоб он со двора своего никуда не съезжал». Меншиков упал в обморок, никакие слезные просьбы о прощении на молодого императора не подействовали. На другой день с Меншикова сняли все чины и ордена и отправили вместе с семьей в рязанский городок Ораниенбург, владение светлейшего.
Если при дворе радовались падению князя, то потом стало ясно, что радость была преждевременной. От своего великого предка Петр унаследовал лишь упрямство: он не желал серьезно заниматься, проводя дни в развлечениях. Хотя он и обещался ходить в Верховный совет, но там его не видели. Хотя он обещал учиться, но вместо этого просто обманывал своего Остермана, тот даже заговорил об отставке. Ко всему прочему из холодного Петербурга император решил уехать в Москву. От такой перспективы заныло сердце у всех: дело Петра гибнет, говорили они. Впрочем, лишь немногие думали о деле, большинство думало о личной выгоде. Меншикова, чтобы вдруг не стал сеять смуту, и вовсе удалили из европейской части России – в Сибирь. Вместе со всей семьей и бывшей невестой императора. Император нашел другую невесту – княжну Долгорукую, но скоро и в ней разочаровался. Теперь уже Долгорукие с ужасом ожидали, что император наведет на них опалу. Но случилось иначе. Петр Алексеевич вдруг простудился, слег, а потом у него обнаружилась черная оспа. 19 января 1730 года он умер.
Императрица Анна Иоанновна (1730–1740 годы)
Наследников мужского пола больше не было. Следовало решить, кому из потомства Петра великого по женской линии можно передать престол. Наилучшей претенденткой была бы Елизавета Петровна, дочь Петра. Долгорукие надеялись посадить свою дочь, обрученную с императором, высказывались голоса за внука Петра от Анны Петровны, но Анна в свое время отказалась от прав на русский престол, выходя замуж за голштинского герцога, тогда согласились на кандидатуре Анны Иоанновны, герцогини курляндской. Анна Иоанновна была выбрана потому, что была дочерью брата Петра Ивана Алексеевича. По запутанному праву престолонаследия престол должен был перейти к ней помимо дочерей самого Петра. Верховный тайный совет надеялся посадить Анну Иоанновну, но ограничить ее права управлять государством, для этой цели были разработаны кондиции, то есть правила, с которыми и отправили в Митаву русское посольство. Если бы Анна отказалась их подписать, в праве на престол ей было бы сразу отказано.
Кондиции эти выглядели так:
«Чрез сие наикрепчайше обещаемся, что наиглавнейшее мое попечение и старание будет не токмо о содержании, но и крайнем и всевозможном распространении православныя нашея веры греческого исповедания; такожде по принятии короны российской в супружество во всю мою жизнь не вступать и наследника ни при себе, ни по себе никого не определять; еще обещаемся, что понеже целость и благополучие всякого государства от благих советов состоит, того ради мы ныне уже учрежденный Верховный тайный совет в восьми персонах всегда содержать и без оного согласия: 1) ни с кем войны не всчинать; 2) миру не заключать; 3) верных наших подданных никакими податьми не отягощать; 4) в знатные чины, как в стацкие, так и в военные сухопутные и морские, выше полковничья ранга не жаловать, ниже к знатным делам никого не определять, а гвардии и прочим войскам быть под ведением Верховного тайного совета; 5) у шляхетства живота, имения и чести без суда не отнимать; 6) вотчины и деревни не жаловать; 7) в придворные чины как русских, так и иноземцев не производить; 8) государственные доходы в расход не употреблять и всех верных своих подданных в неотменной своей милости содержать; а буде чего по сему обещанию не исполню, то лишена буду короны российской».
По сути, Анне Иоанновне предлагалось стать красивой ширмой для управления Верховным тайным советом. Не слишком осведомленная в законах, Анна с легкостью эту бумагу подписала.
«Хотя я рассуждала, – сообщала Анна о своем решении, – как тяжко есть правление столь великой и славной монархии, однако же, повинуясь божеской воле и прося его, создателя, помощи, к тому ж не хотя оставить отечества моего и верных наших подданных, намерилась принять державу и правительствовать, елико бог мне поможет, так, чтобы все наши подданные, как мирские, так и духовные, могли быть довольны. А понеже к тому моему намерению потребны благие советы, как и во всех государствах чинится, того для пред вступлением моим на российский престол, по здравом рассуждении, изобрели мы за потребно, для пользы Российского государства и к удовольствованию верных наших подданных, дабы всяк мог ясно видеть горячность и правое наше намерение, которое мы имеем к отечествию нашему и верным нашим подданным, и для того, елико время нас допустило, написав, какими способы мы то правление вести хощем, и подписав нашею рукою, послали в тайный Верховный совет, а сами сего месяца в 29 день, конечно, из Митавы к Москве для вступления на престол пойдем. Дано в Митаве 28 января 1730 года».
С большой помпой в феврале Анна въехала в Москву. И управлять бы Верховному совету от лица императрицы, если бы не такой казус.
«Обрадованные согласием Анны на пункты и в то же время озабоченные делом Ягужинского, – пишет об этом Соловьев, – верховники забыли о деле чрезвычайной важности: 3 февраля, после того как объявлено было о согласии Анны принять престол и об известной милости ее к верным подданным, синодальные члены стали говорить, что теперь уже не для чего более откладывать благодарственное молебствие: никто не возражал, и в Успенском соборе был отслужен молебен, причем протодиакон провозгласил Анну по прежней форме, самодержицею. Верховники спохватились, но уже было поздно: с этим же титулом Синод в тот же день разослал извещения по епархиям. Чтоб не было разногласия, положили оставить пока по-старому до присяги, которую отложили. 4 февраля Верховный тайный совет издал манифест об избрании Анны и что она согласилась принять престол и находится на дороге к Москве; манифест оканчивался словами: „А как ее императорское величество к Москве прибудет, тогда о приводе к присяге от ее императорского величества указы выданы будут впредь немедленно“. 5 февраля издан был указ, что новая императрица будет иметь такой же титул, как и покойная императрица Екатерина. Дело это, однако, сильно беспокоило верховников.
