Лев Анисов - Иезуитский крест Великого Петра
Анна Леопольдовна перецеловала их одного за другим, поцеловала и фельдмаршала.
Миних поспешил во двор, приказал собрать караул и, отобрав человек восемьдесят, направился к Летнему дворцу — резиденции Бирона.
Петербург спал. Фельдмаршал пешком, в мундире, в сопровождении своих адъютантов и гвардейцев шествовал по темным улицам города. Его карете приказано было ехать посреди отряда.
На углу Летнего дворца их окликнул караульный:
— Кто идет?
Миних, подойдя к нему, приказал молчать.
— Не видишь, принцесса Анна Леопольдовна едет к герцогу Бирону, — сердито произнес он.
Фельдмаршал велел идти вперед Манштейну для предупреждения со своей стороны караульных офицеров Летнего дворца, чтобы они вышли, потому что он имеет нечто сообщить им.
Он застал всех собравшимися на гауптвахте.
— Знаете ли вы меня? — спросил он и, получив положительный ответ, продолжил: — Вам известно, как много раз я жертвовал своею жизнью за Россию-матушку, вы, пуль не страшась, следовали за мною. Хотите ли еще раз послужить для блага императора и уничтожить в лице регента вора, изменника и ненавистника родителей Иоанна Антоновича? О том просит Анна Леопольдовна, такова воля ее.
Для большего убеждения он позвал двух караульных офицеров из Зимнего дворца. Те подтвердили его слова.
Офицеры и солдаты выразили готовность проявить себя в деле.
Фельдмаршал немедленно приказал Манштейну с отрядом гвардейцев проникнуть в покои герцога и арестовать его.
Заслышав шум, регент позвал было караульных, но солдаты отвечали ему, что они-то и есть караульные, назначенные для его сбережения, но пришедшие арестовать его.
Едва Манштейн с гвардейцами ворвался в спальню регента, Бирон попытался спрятаться под кроватью. Но затем, как свидетельствует Манштейн, «став наконец на ноги и желая освободиться от этих людей, сыпал удары кулаком вправо-влево; солдаты отвечали ему сильными ударами прикладом, снова повалили его на землю, вложили в рот платок, связали ему руки шарфом одного офицера и снесли его голого до гауптвахты, где его накрыли солдатской шинелью и положили в ожидавшую его тут карету фельдмаршала. Рядом с ним посадили офицера и повезли его в Зимний дворец.
В то время, когда солдаты боролись с герцогом, герцогиня соскочила с кровати в одной рубашке и выбежала за ним на улицу, где один из солдат взял ее на руки, спрашивая у Манштейна, что с ней делать. Он приказал отнести ее обратно в ее комнату, но солдат, не желая себя утруждать, сбросил ее на землю, в снег, и ушел…»
В ту же самую злополучную ночь для Биронов Манштейн, исполняя приказ фельдмаршала, направился на Миллионную улицу арестовывать Густава Бирона. Тот спал. Караульные не хотели пропускать Манштейна, однако угроза императорского приказа подействовала, и они уступили. Осторожный Манштейн подошел к дверям спальни Густава, окликнул его.
— Ver ist da? (Кто там?) — послышалось в ответ.
— Подполковник Манштейн. Имею крайнюю нужду немедленно переговорить с вами о весьма важном деле.
Густав, не чуя опасности, поспешил отворить дверь ночному гостю. Они отошли к окну, и тут, схваченный Манштейном за обе руки, брат регента выслушал от него объявление об аресте именем императора и весть, что Эрнст-Иоганн Бирон — уже не регент.
Густав, не желая верить услышанному, рванулся к окну, желая отворить его и крикнуть «караул», но в эту минуту в комнату ворвались преображенцы, позванные Манштейном, связали ему руки ружейным ремнем, заткнули рот платком и, несмотря на то, что Густав отчаянно отбивался, закутали его в шубу, вынесли на улицу, впихнули в сани и повезли в Зимний дворец.
В Москву, для ареста старшего брата Бирона, в ту же ночь послали гвардейцев.
Бироновщина кончилась.
XI
Не менее важное событие произошло в Европе. 20 октября 1740 года в Вене скончался император австрийский Карл VI. Это известие пришло в Петербург несколько дней спустя после смерти императрицы Анны Иоанновны.
Мария-Терезия получила тяжелое наследство от своего отца. Австрия многое утратила в последние годы правления Карла VI. Белградским миром некогда всемогущая империя отдала туркам Белград, всю Сербию и часть Боснии и Валахии. Армия была в полном расстройстве, финансы в самом жалком состоянии. Император, особым циркуляром известил европейские дворы об измене и продажности своих полководцев и министров.
Дочь Карла VI вступила на австрийский престол согласно Прагматической санкции{3}, которую при жизни императора признавали все державы, и все они, кроме Баварии, гарантировали ее. Но, как выразился Фридрих II, эта гарантия была пустым словом. Он первый подал сигнал к войне за австрийское наследство. Бранденбургский дом имел старые притязания на часть Силезии. В одно и то же время отправил он свои требования к венскому двору и двинул армию в Силезию. Мария-Терезия тотчас же обратилась за поддержкой к державам, гарантировавшим Прагматическую санкцию, но немедленно помощи ниоткуда не последовало.
Решение вопроса зависело главным образом от той политики, какой станут придерживаться Россия и Франция.
Версаль, преследуя цель ослабить Габсбургский дом и всеми мерами добиться дробления Германии, поддерживал дружеские сношения с Пруссией и интриговал в Порте и Швеции против России, с тем чтобы помешать ее вмешательству во враждебные отношения Фридриха II с Марией-Терезией в пользу Австрии. Стремясь к европейскому господству, Франция настойчиво создавала «восточный барьер» — союз враждебных Австрии и России государств: Швеции, Порты и Речи Посполитой. Барьер, по мысли версальских политиков, должен был помешать распространению влияния России и объединению ее с Австрией, что нарушило бы соотношение сил в Европе не в пользу Франции.
Что же касается России, то у европейских политиков складывалось впечатление, что русские, слишком занятые у себя переворотами во дворце, которые следовали так быстро, не думали извлечь пользы из столь благоприятного обстоятельства для величия их страны. Русские дворяне, писал английский посол Финч, не хотят разбирать никаких дел с остальной Европой. Он же, первый из англичан, заговорил о необходимости в данной ситуации соединить тесными сношениями дружбы Россию и Великобританию и укрепить связь, которая существовала уже между императрицей Анной Иоанновной и Австрийским домом. Фридрих II, едва получив корону, также искал согласия с кабинетом Петербурга. Его посланник Мардефельд упорно обхаживал Остермана, и небезрезультатно: русский министр иностранных дел заговорил о согласии заключить трактат с Англией, но при условии соблюдения интересов Пруссии и Польши, что, конечно же, не устраивало английский кабинет.
Весть о кончине Карла VI встревожила и смутила Остермана, но Пруссии было ясно: Россия не была в состоянии заниматься делами своих соседей. Фридрих откровенно сказал, что то, что заставило его окончательно решиться захватить Силезию, это смерть Анны Иоанновны: «Видимо было, — говорил он, — что в период несовершеннолетия молодого государя Россия будет больше занята поддержанием спокойствия в своем государстве, чем поддержанием Прагматической санкции».
Пруссия хотела склонить Россию на свою сторону, но при Бироне, явно тяготевшем к интересам Австрии, этого было невозможно добиться. Однако, едва Анна Леопольдовна была объявлена регентшей, Фридрих оживился, ибо Антон-Ульрих был его бо-фрер{4}, и Миних, первый министр, мог быть подкуплен.
Об этой непростой ситуации и возможных вариантах развития событий и размышлял последние дни маркиз де ла Шетарди, наблюдая за событиями, происходившими в Петербурге.
Миних действительно был назначен первым министром и, кроме того, подполковником конной гвардии. Супруга его стала первою дамой после принцесс. Антон-Ульрих сделан генералиссимусом, Остерман — генерал-адмиралом, князь Черкасский — канцлером, а граф Головкин пожалован вице-канцлером и сделан кабинет-министром.
Петербург ликовал. Незнакомые, встречаясь на улицах, поздравляли друг друга с низвержением курляндца, знакомые обнимались и целовались, как в светлое воскресенье.
Анна Леопольдовна принимала поздравления.
В церквах зачитывали манифест об отрешении от регентства Империи герцога Курляндского Бирона и во время богослужений молились о здравии благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя, императора Иоанна Антоновича всея России, благоверной государыни правительницы, великой княгини Анны всея России, и о супруге ее, благородном государе Антоне, о благоверной государыне цесаревне Елизавете Петровне.
10 ноября был парад всем войскам, находившимся в Петербурге.
Именным Его Императорского Величества указом велено «для сего радостного случая» всем унтер-офицерам и солдатам по две чарки простого вина дать.
