Ирина Павлова - Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941
На самом деле, на эти должности попадали случайные люди или, как правило, проштрафившиеся работники или недоучившиеся студенты (в основном из Москвы и Ленинграда), которые рассматривали такое назначение как вынужденную ссылку и, естественно, делали все, чтобы реабилитироваться в глазах вышестоящей власти и вернуться назад. Так, из утвержденного Оргбюро ЦК 16 мая 1933 г. списка начальников политотделов МТС по Западной Сибири было четыре слушателя Института красной профессуры, один заместитель управляющего Всепромутилизации, два – из Института монополии внешней торговли, один преподаватель Промакадемии. В том же списке назначенных начальниками политотделов МТС на Украину, где в это время свирепствовал голод, значились девять слушателей Института красной профессуры по философии, три студента, два преподавателя вуза, а остальные являлись штатными работниками руководящих органов (как заведующий пропагандистской группой ЦК КП(б) Украины, ответственный инструктор Днепропетровского обкома, секретарь партколлектива Харьковского инженерно-экономического института)[897]14.
На должность начальника политотдела Белоярской МТС Западно-Сибирского края попал Н.Л. Шинкарев, выпускник Военной Академии РККА, с 1930 по 1933 г. находившийся в Японии на должности вице-консула. Время его возвращения в СССР как раз совпало с реализацией решений январского 1933 г. пленума ЦК о политотделах в сельском хозяйстве. Так и оказался бывший вице-консул СССР в Японии, знаток японского и английского языков, автор научных трудов – в Белоярской МТС. Свою историю он рассказал в письме Л. Кагановичу от 16 декабря 1934 г., в котором просил его перевести на работу по специальности[898]15.
Сталин постоянно «тасовал колоду» кадров не только в целях профилактики коррупции, но, прежде всего, потому, что понимал психологию «временщика» и, надо отдать ему должное, не ошибался в этом. Кроме того, он был убежден в том, что «победа никогда не приходит сама, – ее обычно притаскивают»[899]16. А сделать это могли, по его мнению, только люди проверенные, специально подобранные. Вот почему он придавал такое огромное значение кадровой политике.
Вместе с тем система номенклатурного подбора кадров непременно влекла за собой еще большую бюрократизацию, разрастание штатов аппарата и безответственность в исполнении. На всем протяжении 1930-х гг. руководство партии постоянно говорило не только о «подборе кадров», но и о «проверке исполнения» и неоднократно пыталось бороться с «канцелярско-бюрократическим методом руководства», как называл это явление сам Сталин, но фактически безуспешно. Прошло почти пять лет со времени принятия 5 сентября 1929 г. постановления ЦК о мерах по упорядочению управления производством и установлению единоначалия, но на XVII съезде ВКП(б) в 1934 г. эти вопросы были по-прежнему актуальны.
Самый большой доклад на съезде под названием «Организационные вопросы (Партийное и советское строительство)» сделал секретарь ЦК Л. Каганович. Ключевым словом этого доклада было слово «перестройка». Он привел вопиющие факты «канцелярско-бюрократического метода руководства», или «функционалки», как тогда говорили. Так, только в одном Наркомземе существовало 29 управлений и 202 сектора, и все они занимались докладами и отчетами. Непосредственно на предприятиях «функционалка» вела к размыванию ответственности за производственный процесс и, как следствие этого, к браку, доходившему местами, по признанию самого докладчика, до 30 и 40 %. Ясно, что при такой системе организации работы, как, например, на текстильной фабрике «Пролетарка», где существовало 20 начальников на уровне управления всего предприятия (не считая штатных работников в цехах и на участках) никто фактически ни за что не отвечал: 1) директор, 2) заместитель директора, 3) помощник директора по рабочему снабжению, 4) помощник директора по массовой работе, 5) заведующий производством, 6) заведующий плановым отделом, 7) заведующий отделом реализации, 8) заведующий отделом организации труда, 9) заведующий отделом технического контроля, 10) заведующий отделом кадров, 11) заведующий отделом снабжения, 12) главный бухгалтер, 13) заведующий финансовым отделом, 14) заведующий столом личного состава, 15) управляющий делами, 16) заведующий техпромом, 17) заведующий техникой безопасности, 18) главный механик, 19) заведующий сектором контроля и исполнения и 20) заведующий сектором капитального строительства[900]17.
Особенно много начальников оказывалось у распределения продуктов. А.Г. Маньков 5 июля 1933 г. сделал в своем дневнике запись об отделах рабочего снабжения (ОРСах): «Это сложнейший бюрократический аппарат, пожирающий огромные суммы народных денег. Аппарат этот венчают: директор по питанию, помдиректора, заведующий торговой частью. А какое количество разных завов секций, их замов, наконец, агентов, экономистов, бухгалтеров, счетоводов... Достаточно сказать, что на нашем заводе ОРС занимает очень большую контору, сплошь уставленную столами, а за каждым столом – по одному, по два человека. Кроме того, есть и еще одна контора, дверь которой сообщает каждому мимо проходящему, что здесь: "Бюро заборных книжек". Это подотдел Отдела рабочего питания, ведающий исключительно выдачей "заборных" книжек. Работает в нем восемь человек»[901]18. В целом, по подсчетам экономистов 1930-х гг., система нормированного карточного распределения требовала около 40 тыс. человек и более 300 млн руб. ежегодно[902]19.
Руководители партии осознавали эту проблему, о чем свидетельствуют выступления на XVII съезде по докладу Л. Кагановича. Однако это не привело и не могло привести их к отказу от сложившегося в 1920-е гг. механизма власти. Факты безответственности, брака, аварий, хищений и т.п., которыми переполнены даже открытые официальные документы 1930-х гг., только доказывают, что такая власть была неспособна организовать в обществе нормальную жизнь. Не вмешиваться в экономику она не могла, потому что иных способов достижения своих целей в ее арсенале не было, но и действовать в ней могла только в режиме чрезвычайных мер, возлагая при этом ответственность на первых лиц.
Сталин прямо говорил об этом на объединенном пленуме ЦК и ЦКК 11 января 1933 г.: «...Центр тяжести ответственности за ведение хозяйства переместился теперь от отдельных крестьян на руководство колхоза, на руководящее ядро колхоза. Теперь крестьяне требуют заботы о хозяйстве и разумного ведения дела не от самих себя, а от руководства колхоза, или, вернее, не столько от самих себя, сколько от руководства колхоза. ...Не в крестьянах надо искать причину затруднений в хлебозаготовках, а в нас самих, в наших собственных рядах. Ибо мы стоим у власти, мы располагаем средствами государства, мы призваны руководить колхозами и мы должны нести всю полноту ответственности за работу в деревне»[903]20.
Однако целью социально-экономических преобразований 1930-х гг. была не организация нормальной жизни в обществе, а достижение властью собственных целей, одной из которых являлась индустриализация. В исторической и экономической литературе периода перестройки высказывалось немало заслуживающих внимания суждений о целях и специфике сталинской индустриализации, от которых в последние годы предпочитают отмежевываться историки, рассуждающие о «нормальном» экономическом развитии в 1930-е гг., которое, по их мнению, вполне вписывалось в контекст мирового развития того времени. Между тем, следует вспомнить эти высказывания.
Л.А. Гордон и Э.В. Клопов: «Индустриализация в СССР при всех огромных трудностях была в определенном смысле, прежде всего в ее технико-технологическом аспекте, относительно проста. Так как индустриализация в СССР развертывалась позже, чем в Западной Европе, она во многом упрощалась применением уже готовой, имевшейся техники и разработанных технологий. Знаменательно, что 80–85 % вложений в активную часть основных производственных фондов, созданных в период индустриализации, т.е. основная часть машин и оборудования предприятий, построенных, расширенных, реконструированных в это время, приходилась на долю импортированной техники. В рамках глобального научно-технического прогресса индустриальные преобразования 30–40-х гг. имели во многом вторичный и в этом смысле экстенсивный характер.
Форсированная индустриализация предполагала концентрированный на немногих точках подход. На протяжении ряда пятилеток основной упор планомерно и сознательно делался на первоочередном индустриальном развитии некоторых отраслей главным образом тяжелой и оборонной промышленности... В теоретическом смысле именно эта концентрация усилий в немногих решающих точках, а вовсе не темпы, взятые сами по себе, образуют отличие форсированной индустриализации от «нормальной» индустриализации, предполагающей соразмерное (пусть и более медленное) изменение всех секторов экономики. Такая концентрация роста в относительно однородных и немногих точках делала к тому же обозримыми решающие процессы развития (вернее, те процессы, которые казались решающими). Этими процессами можно было руководить из центра, осуществлять по отношению к ним прямое адресное планирование, натуральное распределение ресурсов и продукции... В ходе форсированной индустриализации возникает тенденция к всемерному подавлению множества веками складывавшихся самоорганизующихся социальных механизмов, таких, например, как товарные отношения, рыночное саморегулирование, многообразные формы общественного самоуправления и политической самодеятельности, обычаи, традиции, ценности, наполняющие живым содержанием гражданское общество. В СССР они были вырваны с корнем. Это практически полное уничтожение всех элементов рыночного хозяйства, социально-экономической самоорганизации вообще резко затрудняет переход от административно-директивных, чрезвычайных методов управления к методам нормальным – экономическим и правовым. Приходится создавать их заново»[904]21.
