С точки зрения Ганнибала. Пунические войны. - Гай Аноним
Вброд, по пояс, а то и по колено в воде, солдаты подобрались к стенам Нового Карфагена. Штурм шел со стороны стены и восточных ворот. На стенах вообще не оказалось никого, так сильно надеялись горожане на лагуну. Ворота удалось выломать довольно быстро, а городская цитадель сдалась совсем без боя.
Вообще история взятия Нового Карфагена остается своего рода загадкой, разрешить которую не получилось за две с лишним тысячи лет, и вряд ли удастся когда-либо. Этот город считался ключом к Иберийскому полуострову, основным оплотом карфагенян в Испании. Кроме того, это был своего рода «форт Нокс», там содержали золото и прочую ценную военную добычу плюс всех испанских заложников. То есть значение Нового Карфагена для пунийцев переоценить невозможно. Почему же настолько важный пункт имел исчезающе маленький гарнизон? Почему ближайшая армия, способная прийти ему на помощь, располагалась на расстоянии десяти дней пути?
Предполагают (и, видимо, это единственное разумное объяснение), что Новый Карфаген считался неприступным, в том числе благодаря лагуне.
Но неужели никто не знал, что лагуна мелкая, более того — что каждый вечер она мелеет еще больше? Сципион выведал это запросто, просто задав вопросы местным жителям. Римляне якобы стали свидетелями чуда, когда воды лагуны «отступили» перед Сципионом, однако как они умудрились не наблюдать его днем ранее? Ведь отлив случается ежедневно!
Почему на стенах, обращенных к лагуне, не оказалось защитников, которые должны были знать об уязвимости этого участка обороны? Почему Сципион, зная, что отлив будет вечером, начал атаку утром? Отбил бы вылазку карфагенского гарнизона и спокойно ждал бы себе сумерек, когда произойдет ежедневное «чудо»... Вопросов много, но ответов на них нет. Есть только подробное описание добычи, захваченной Сципионом в павшем городе: тут и катапульты, и военные корабли, неимоверное количество золота и серебра, собранного за тридцать лет пунийского господства в Испании.
К людям, освобожденным в Новом Карфагене, Сципион отнесся милостиво: ему требовалось заручиться поддержкой местного населения. Все карфагенские граждане получили свободу. Заложники также были освобождены. Своим солдатам Сципи-
Великодушие Сципиона. Помпео Батони, 1771 г.
он запретил издеваться над пленными, хотя тем, очевидно, очень хотелось.
Далее Сципион дал повод для сюжета классической живописи «Целомудрие (великодущие, воздержание и т. д.) Сципиона» — на эту тему нарисовано едва ли не полсотни картин со времен Ренессанса до нашего времени; если не верите, можете сами посмотреть в интернете по запросу «Continence of Scipio».
Красавицу-испанку приводят на ложе победоносного полководца, тот, однако, с благородным негодованием отвергает всякую мысль о насилии над женщиной и приказывает отыскать ее родителей и жениха. Женихом оказывается «принц» из какого-то кельтиберского племени; спасенная красавица и ее суженый падают к ногам милостивого победителя, который просит, в свою очередь, лишь одного — их дружбы по отношению к римскому народу. Все оглушительно рыдают.
Тем временем дело близилось к зиме. В Новом Карфагене был оставлен римский гарнизон, а Сципион отправился в Тарракон зимовать.
Его политика (включая «Целомудрие Сципиона») уже стала приносить плоды. Уставшие от карфагенского владычества испанские племена начали массово переходить к римлянам. Тяжелым ударом для Гасдрубала Барки стало предательство одного из испанских вождей — Индибилиса (в греческом написании — «Андобалы»). Еще недавно в качестве союзника карфагенян Индибилис помогал им уничтожить братьев Сципионов, но карфагеняне допустили ошибку, взяв его жену и детей в заложники, которых удерживали в Новом Карфагене. Сципион освободил их, и Индибилис сделал свой выбор, который в данной ситуации выглядел более чем разумно.
Гасдрубал отважился на решительный шаг: генеральное сражение здесь и сейчас, как можно быстрее, пока не все еще кельтиберы порвали союз с Карфагеном. В случае победы Гасдрубал соберет вокруг себя все верные Баркидам войска и рванется в Италию.
Сципион не возражал против большого сражения. Весной 209 года до н. э. он вышел из Тарракона с большим войском, к которому присоединились новые союзники. Зимой Сципион не терял времени даром и собирал силы. Теперь ему не терпелось попробовать их в действии.
На правом берегу Гвадалквивира, на труднодоступной скале, стояли войска Гасдрубала. Римляне подошли туда, и сражение состоялось возле Бекулы[139]. Сначала Сципион засомневался: имеет ли смысл вообще штурмовать скалу? Но стратегия «промедления и затягивания», которая так хорошо работала в Италии в исполнении старого Фабия «Медлителя», здесь могла оказаться роковой. Пока римлянин «затягивает», к Гасдрубалу дойдут другой Гасдрубал и Магон со своими армиями, и тогда латинянам придется плохо.
Лелий ударил справа, Сципион — слева. Гасдрубал не успел развернуть войска и выстроить их в боевой порядок, когда римляне двусторонней атакой смяли их. Гасдрубалу не оставалось ничего, как отступить к долине Таго. Он уводил последних слонов и остатки своей армии в сторону Пиренеев. Сципион не стал его преследовать: два других карфагенских отряда могли подойти на помощь Гасдрубалу в любой момент, а столкновение с таким многочисленным противником для римлян, скорее всего, оказалось бы фатальным.
Победа римлян при Бекуле произвела ошеломляющий эффект на испанских вождей. Они наперегонки рванулись присягать Сципиону на верность и даже провозгласили его царем. Известие об этом, в свою очередь, взорвало римский Сенат, который всегда стоял на страже демократии и слово «царь» воспринимал как неприличное и ругательное.
Отношения с Сенатом стремительно портились, однако Сципион, который и без того был запанибрата с богами, не слишком обеспокоился и на обращение «ваше величество» реагировал спокойно. Конечно, он предупреждал своих новых иберийских союзников о том, что «титул царя, высокопочитаемый во всем мире, в Риме не признается» (по выражению Тита Ливия), но, с другой стороны, он понимал: таким способом «варвары» выражали ему любовь и преданность. «Называйте меня лучше императором», — уговаривал их Сципион.
«Впрочем, — добавил Сципион, видя глубочайшее разочарование, отобразившееся на бородатых лицах новых союзников, — если вам так хочется, можете звать меня царем... только шепотом».
* * *
Император и царь — это совершенно разные титулы, хотя в нашем сознании они практически соединены, поскольку русские цари[140] называли себя императорами. Для нас что царь, что император — одно и то же. Для республиканских же римлян это несовместимые понятия. «Император» всего лишь почетное звание, происходящее от глагола imperare, означающего «приказывать, повелевать». «Монархический» оттенок это слово приняло два столетия спустя, уже при Октавиане Августе.
Формулировка «император Сципион» тогда звучала для римлян
