Джеки Чан - Я - Джеки Чан

- И все же я по-прежнему считаю, что у этого рынка большой потенциал, Джеки, - сказал он.

- Меня уже тошнит от слова "потенциал", - возразил я. - Если мне когда-нибудь доведется опять приехать в Америку - кстати, я этого не обещаю, - то я появлюсь там совсем не как Брюс Ли, Клинт Иствуд или Джон Вейн.

Нет, я поеду туда только Джеки Чаном.

Леонард понимал, что я прав. Ему нечего было сказать.

Я понимаю, что уже довольно долго говорю о фильмах в стиле Джеки Чана, не поясняя, что именно это означает.

Если вы видели хоть один мой фильм - скорее всего, видели, если решили прочесть эту книгу, - то уже можете иметь представление, чем они отличаются от обычных американских боевиков (если же еще не видели, отложите книгу и возьмите напрокат какую-нибудь кассету; надеюсь, вам без труда удастся ее найти).

В большинстве боевиков герой обычно являет собой идеальную машину для убийства, которая никогда не проигрывает схваток и, фактически, даже не получает ранений.

В моих фильмах меня колотят постоянно. Это не значит, что я хочу показаться неудачником, просто такова жизнь: ты проигрываешь, проигрываешь, проигрываешь, а потом, если повезет, тебе удается победить. В жизни никогда не удается выигрывать абсолютно все сражения, так что в счет идут только победы. Такая же разница существует между состязаниями в боевых искусствах и реальными драками. В соревнованиях победителем становится тот, кто набирает больше очков. В реальной драке побеждает тот, кто наносит последний удар. Тебя могут стереть в порошок, ты вот-вот упадешь, но если тебе удается найти в себе силы нанести последний удар, который сбивает с ног противника прежде, чем он отправит на землю тебя, - ты победил. Мои персонажи несовершенны и обычно не любят драться. Однако они делают это, когда иного выхода нет, и побеждают, когда приходится это делать. Важно только это.

Вторая особенность, которую можно заметить, заключается в том, что в американских фильмах трюки всегда показывают с перерывом. Это означает, к примеру, что некто падает из окна, камера тут же показывает какой-нибудь отвлеченный кадр ("О Боже! Ты выбросил его в окно!"), а затем возвращается к земле, где уже лежит разбившееся тело. Вполне понятно, почему так происходит: ни один голливудский актер не станет прыгать из окна третьего этажа ради какого-то фильма. Любой трюк в этих фильмах снимается либо с участием дублеров, либо с помощью специальных технических средств, либо путем компьютерной анимации. Так безопаснее, и все же это подделка - каким бы впечатляющим ни получился трюк, зрители всегда смогут определить, что это спецэффект.

В моих фильмах падения видны целиком, от начала и до конца. Такое невозможно подделать, и при этом нельзя воспользоваться услугами дублера. На экране вы видите все именно так, как это происходило на самом деле, - даже если падение чуть не убило одного из нас! К тому же американские батальные сцены стремительны и смертоносны. Некто вроде Стивена Сигала одним махом бах! бах! бах! - убивает или калечит десятки людей, а в следующем кадре уже жует конфетку. Даже Брюс Ли не расправлялся с противниками с такой скоростью. Однако в Америке бытует мнение, что чем больше времени требуется герою на расправу с врагами, тем слабее он покажется, а герой должен быть настоящим суперменом, способным одолеть обычного человека в мгновение ока. В сравнении с этим, в моих фильмах драки длятся целую вечность! Одной из причин является реалистичность - обычная драка редко сводится к одному-единственному удару; она тянется до тех пор, пока кому-то не повезет или его противник просто не устанет. Однако основная причина заключается в том, что в моих фильмах драки вообще не являются окончательным средством достижения цели. Люди смотрят мои картины, чтобы полюбоваться зрелищными драками, а не для того, чтобы увидеть, как кого-то убивают. Я делаю со своими драками голыми руками то же самое, что мой старый приятель Джон By делал с пальбой из оружия - я превращаю их в нечто прекрасное, в запутанный, хореографически отточенный танец. Это приводит нас к еще одному важному отличию между американскими боевиками и моими фильмами. Как я уже упоминал, в американских фильмах все батальные сцены подробно расписываются в сценарии. Каждый удар рукой или ногой и кувырок продумывается заранее, так как каскадеры и специалисты по особым эффектам должны быть готовы к тому, что будет происходить перед камерой. В моих сценариях драки почти не описываются. Там просто говорится нечто вроде: "Карабкаясь на строительные леса, Джеки дерется с вооруженным бандитом". То, как именно будет выглядеть эта драка, остается совершенно неопределенным, так как мы решаем этот вопрос перед тем"как начинает работать камера. Я выбираю те приспособления, которыми мы воспользуемся, а мои каскадеры предлагают разнообразные трюки для этой драки. Вся группа носится по съемочной площадке, выбирая различные приемы. Быть может, дело движется не особенно быстро, но результат того стоит, каждый снятый мной батальный эпизод полностью согласуется со сценарием, оказавшимися под рукой приспособлениями и даже случайными прохожими. Это похоже на джаз: мне никогда заранее не известно, как все будет выглядеть, так как это зависит от сочетания моего настроения и окружающей обстановки. Обычные садовые грабли могут быть использованы для того, чтобы сделать кому-то подсечку, вскарабкаться на какой-нибудь выступ, взмахнуть ими, как посохом, или ударить, словно дубиной. Веревка становится то кнутом, то страховочным тросом, то сковывающей движения сетью. Бочка, приставная лестница, изгородь из проволочных колец - все это можно использовать десятками различных способов, и я не знаю, какой из них станет самым подходящим для экрана, пока не выйду на съемочную площадку вместе со своими каскадерами и не начну выдумывать подробности на ходу. Можно представить, каким сложным оказался бы такой подход для голливудского стиля, где каждая лишняя секунда съемок означает потерю сотен долларов. Там почти не отводится места вдохновению, не говоря уже о нововведениях.

Сейчас, десятилетие спустя, я как раз снимаю свой первый голливудский фильм под названием "Час пик", в котором вместе со мной снимается молодой комедийный актер Крис Таккер. Он очень хороший актер и стремительно набирает опыт. Сценарий отводит ему множество комичных строк, а я снимаю крупные батальные сцены, так что мне хочется верить, что картина получится уравновешенной.

Все вокруг твердят, что этот фильм станет лидером проката, а студия не жалеет для меня ничего, лишь бы только я ощущал себя настоящей звездой. Для меня сняли чудесный особняк, предоставили в мое распоряжение роскошный трейлер, личного тренера и машину, которая постоянно дежурит неподалеку. Личная комната есть даже у каждого из моих каскадеров. Во время съемок моих гонконгских фильмов мы ютились вместе, делились всем, что у нас есть, и обедали из одного большого котла. Там я делал все, что могло понадобиться, я был и режиссером, и продюсером, и оператором, и мальчиком на побегушках, и чернорабочим. Кем угодно. Здесь мне позволяют делать только одно: стоять перед камерой. Мне не разрешают выходить на площадку даже тогда, когда им нужно проверить освещение, - удалось найти моего двойника, человека такого же роста и с такими же волосами. Когда им нужно настроить свет, они одевают его в мою одежду, а я тем временем сижу в своем трейлере. Сцены с диалогами отнимают у нас целую вечность. Сцены с драками снимаются с необычайной скоростью. Мы можем потратить десять дней на отработку эпизода с разговорами и всего два - на эпизод с активными действиями. В Гонконге все было наоборот: двадцать дней на батальную сцену и два дня на диалог. Думаю, все потому, что американцы очень любят поговорить. Однако на этот раз я могу ставить трюки и драки так, как считаю нужным. Во всяком случае, почти так, поскольку, по голливудским правилам; мне дают на это в десять раз меньше времени. В первый день съемок мы отправились взглянуть на натуру и оценить, как сможем использовать ее в дальнейшем. На втором этаже одного здания было окно, в которое мне предстояло забраться, и режиссер хотел узнать, как именно я это сделаю. К счастью, вокруг дома росли деревья; я показал ему, что вскарабкаюсь на одно из них, переберусь на другое, а затем прыгну в окно. Все это должно было происходить на высоте около двадцати футов от земли. Режиссер не понял моих объяснений, и мне пришлось сбросить туфли и показать все это по-настоящему: вверх, на дерево, прыжок на другое, прыжок и я уже в окне. У режиссера отвисла челюсть. Убедившись, что я в состоянии сделать это, он тут же пометил это место как подходящую натуру для съемок. На следующий день мы проводили репетицию, и я несколько раз повторил этот трюк, чтобы мы могли определить положение камер. Наконец настал день съемок эпизода. Я подошел к первому дереву, начал взбираться на него, но тут раздался возглас "Стоп! Остановить съемку!" Вокруг режиссера столпились три возмущенных представителя страховой компании. - Он не имеет права этого делать, - твердили они. - Он может упасть и получить травму. Режиссер пытался объяснить им, что я сделал это уже пять-шесть раз, но они ничего не хотели слушать. На то, чтобы уложить на землю страховочные матрацы и соответствующим образом изменить положения камер, ушло несколько часов. Я совсем не утверждаю, что меры предосторожности излишни; они необходимы, особенно в тех случаях, когда ставкой является жизнь актера. Однако на съемках в Гонконге мы больше полагались на свою подготовку, чем на страховочные матрацы. За все это время на моих съемках еще никто не погиб конечно, травмы случаются всегда, но это совсем не означает гибель или конец карьеры. Так или иначе, наши методы съемок относятся к различным системам, и переход от гонконгского стиля к голливудскому потребовал времени.