Павел Полян - Историмор, или Трепанация памяти. Битвы за правду о ГУЛАГе, депортациях, войне и Холокосте
Но, коль скоро работа опубликована и даже легла в основание отрицательской демографии, то рассмотрим внимательно ее аргументацию.
Первый из тезисов Ханкинса: недостаточное, проблематичное и в целом разношерстное обеспечение статистическими данными. Он пишет:
«Наиболее очевидная трудность и главная помеха – дефицит данных переписей. Последняя довоенная перепись в некоторых областях проводилась в 1930, 1931 или 1933 гг. В районах с особенно высокой концентрацией евреев мы имеем: для Польши – перепись от 9 декабря 1931 года и “официальную оценку” от 1 января 1939 года; для России – переписи в 1926 году и в январе 1939 года (однако в них не был включен пункт о религии[447]); для Румынии – перепись в декабре 1930 года и “официальную оценку” на декабрь 1938 года; а также “перепись” в апреле 1941 года; и, наконец, для Венгрии – перепись от 31 декабря 1930 года и “официальную оценку” на декабрь 1938 года. К этому можно добавить послевоенную перепись в Польше в феврале 1946 года, которая, подобно большинству других подсчетов населения первых послевоенных месяцев, давала главным образом выборку и грубую расчетную оценку. Иначе и не могло быть при тех массовых перемещениях населения, не прекращавшихся до конца 1946 года и даже позднее.
В результате оценки численности евреев в различных областях в переломном 1939 году сильно расходятся. Следует напомнить, что по всей Центральной Европе в 1939 году и позднее происходили беспрецедентные по своим масштабам перемещения населения, и еврейского, и нееврейского, – сначала перед немецкими армиями, когда они рвались на восток после сентября 1939 года, и особенно после 22 июня 1941 года, и затем вслед российским вооруженным силам, наступавшим на запад начиная с 1943 года. Когда немцы шли к востоку, за ними следовало множество людей, особенно из Германии; когда русские шли на запад, множество людей стремились вернуться в свои родные места. В этих движущихся многонациональных ордах многие, в том числе и евреи, умерли от военных тягот; еще миллионы людей разных наций, в том числе и евреев, были депортированы; кроме того, много миллионов во всех областях погибли под бомбежками или сражаясь в вооруженных силах. Данные о смертности и рождаемости за весь этот период неполны и недоброкачественны»[448]
Тут спорить не о чем. Работать приходится с теми данными, которые есть.
Второй тезис Ханкинса и он же, в сущности, главный: любая попытка определить точное число жертв предположительна и даже гадательна,
«Очевидно, что в такой ситуации все оценки численности населения в целом, и в особенности еврейского населения, обречены быть не более чем прикидками, пусть и основанными на каких-то данных. Это открывает дорогу для тенденциозности в расчетах. Знакомство с литературой вопроса показывает, что большие пробелы в исходных данных порождают крайнюю небрежность в обращении с цифрами. Есть много случаев, когда один и тот же автор на разных страницах дает разные оценки по одному и тому же пункту, как если бы разница в несколько тысяч человек не имела значения по сравнению с ошибками, и без того молчаливо допущенными. Каждый статистический расчет неизбежно содержит статью, которую Американское Бюро Переписей именует “разностью”, то есть число, необходимое для того, чтобы согласовать между собой наиболее вероятные цифры, от которых вы отправляетесь. Например, для 1939 года: вероятный рост населения при “обычной” рождаемости и смертности, вероятное число погибших по разным “экстренным” причинам, вероятное число тех, которые все же выжили. Эта “разность” открывает широкий простор для всевозможных манипуляций.
Так, например, Бюро Переписей Населения[449], объясняя, почему невозможно подвести правильный баланс численности населения Польши в 1939–1945 гг., говорит: “[Даже после июля 1945 года] продолжалась беспорядочная миграция миллионов перемещенных лиц… Помимо этих добровольных мигрантов в других направлениях шли потоки миллионов беженцев, которых выселяли из их домов и т. д.” и “Военные потери простираются приблизительно от 2 до 7 миллионов человек. Любая из этих крайних оценок представляется маловероятной, но подлинную цифру военных потерь невозможно точно установить”[450].
Вот лишь некоторые из проблем, которые подстерегают даже самого добросовестного и компетентного исследователя, если он попытается получить достоверные данные об общей численности евреев в Европе в 1939 году, о числе тех, кто погиб во время войны по той или иной причине, о причинах их гибели, о том, сколько из тех, кто остался неучтенным, действительно погиб, и сколько их и теперь, быть может, живет “за Железным занавесом”[451], в Израиле, в Соединенных Штатах или в других местах. Очевидно, что все эти неясности, представляя помехи на пути честного и объективного исследования, в то же время дают почти неограниченные возможности всем, кто пожелает манипулировать цифрами с целью преувеличить или, наоборот, преуменьшить численность евреев, погибших во время войны»[452].
Что ж, и с этим не приходится спорить, тем более что за образцами тенденциозности далеко ходить не надо. Заметим лишь, что этот тезис ровно настолько же «убийственен» для демографов Холокоста, как и самоубийственен для его отрицателей. Ведь критерии научности и объективности никто не отменял, и поэтому еврейское, например, происхождение автора не может считаться основанием ни его принадлежности к мировому еврейскому демографическому заговору, ни существования такого заговора вообще. Гарантами же объективности, – если только и установление истины не считать опасной тенденцией, – могут быть единственно профессионализм и научность.
Ханкинс посвятил особую главу тем способам, с помощью которых евреи теоретически могли спастись. Таких способов, по его разумению, три:
а) подполье,
б) подделка документов и
в) ренегатство (обращение в христианство), причем статистически самым массовым является конфессиональное ренегатство, к которому он отчасти склонен относить и этническую ассимиляцию.
«При проведении переписи населения каждый сам относит себя к какой-то национальности. Этот несколько неоднозначный термин может подразумевать этническое происхождение, страну рождения, страну проживания и гражданство. Таким образом, евреи могли причислять себя к евреям или какой-нибудь другой национальности, опираясь на такие данные, как страна рождения, внешность или родной язык. Тот, кто родился в Польше, но жил в Германии и свободно говорил по-немецки, мог записать себя евреем, поляком или немцем, в последнем случае ему иногда требовался новый набор документов. Еврей, родившийся в Германии, если он проживал в Польше и говорил по-польски, имел аналогичный выбор. Этот старый способ укрыться от самых резких проявлений антисемитизма, по-видимому, широко использовался евреями под давлением нацистов и в обстановке интенсивной враждебности к ним в Польше и в других местах, особенно после 1933 года[453].
Вот некоторые иллюстрации. В докладе Американского Бюро Переписей о Польше содержится предположение, что “лишние” 900 тыс. поляков, которые появляются в их расчетах “были, возможно, не-поляками, повторно причисленными к полякам и таким образом исчезнувшими из своей предыдущей категории.” [454] Нет никакого способа узнать, сколько среди них было евреев, но очевидно, что именно у евреев имелись сильнейшие побуждения, чтобы использовать этот путь спасения, и трудно представить себе какую-нибудь другую расовую или национальную группу, которая таким образом изменила бы свою этническую принадлежность в столь крупном масштабе. В докладе того же Бюро Переписей о Чехословакии отмечается [455] , что последняя довоенная перепись 1930 года зафиксировала 354 тыс. евреев по религии, но только 110 тыс. по национальности. Якоби [456] дает сопоставимые цифры, но с еще более сильным разбросом. В этом случае меньшее число евреев по национальности получилось за счет увеличения числа тех, кто определили себя как немцев. “Евреи в странах-сателлитах Советского Союза” [457] утверждают, что “тысячи евреев в Польше пережили оккупацию под видом поляков”; в конце войны приблизительно 20 тыс. евреев, как считается, все еще проживали по поддельным документам.
Численность “евреев по религии” довольно стабильно оказывается больше, чем число таковых по национальности. Частично это объясняется еврейской традицией считать евреями всех членов еврейской общины независимо от их религиозных взглядов, а частично характером иудаизма, породившим эту традицию. Иудаизм – не универсальная религия, он идентифицирован с евреями как группой, связанной родством или общим происхождением. Однако в чрезвычайных условиях военного времени крещение стало естественным выходом, спасением от окружающей евреев враждебности. Например: Венгерский Статистический Обзор за 1944 г. оценивает число христиан еврейского происхождения в Великой Венгрии приблизительно в 100 тыс. [458] Кулишер замечает [459] , что число “евреев в Австрии снизилось с 222 тыс. в 1923 г. до 180 тыс. в 1938 г.”, и добавляет, что частично это было вызвано сменой религии.
