Культура и общество средневековой Европы глазами современников (Exempla XIII века) - Арон Яковлевич Гуревич
Тех же, кто поддался зову плоти и не противостоял ему, не раскаялся и не исповедался, ожидает страшная участь. Проповедники не упускают возможности во всех подробностях живописать кары, обрушивающиеся на прелюбодеев и развратников. «Пикантность» деталей, как правило, их не стесняет. Юноша, склонивший к незаконной любви замужнюю женщину и умерший во грехе, явился ей с того света. Вид его был ужасен, его нагое тело все было обожжено адским огнем. Он сказал, что может показать ей, каково ему внутри, и на ее глазах помочился раскаленной медью, которая прожгла стену и сделала дыру в земле. Этьен де Бурбон узнал о происшедшем на исповеди от самой этой женщины (ЕВ, N 466). Другой развратник почернел как уголь и так страдал в гениталиях, что просил дать ему нож, чтобы отрезать их и не позволить дьяволу терзать его долее (ЕВ, 453). У развратного графа половые органы распухли до размеров большого горшка, и он, хуля Бога, погиб, а другой князь, повинный в том же грехе, испускал невыносимый смрад, и в конце концов у него вывалились внутренности. «Знаю имена, но не называю их, дабы не вызвать скандала», — замечает проповедник (ЕВ, 454, 455).
В одной деревне разыгралась сильная буря, и священник вместе со звонарем поспешили в церковь — звонить в колокол (колокольный звон — средство против бури), но по пути упали, так что звонарь попал под священника, и священник погиб, причем гениталии его были сожжены молнией, тогда как все остальное тело осталось нетронутым. Тут-то и открылось, что был он прелюбодей (DM, X: 29). Особенно страшен гнев Господа, обрушивающийся на нарушителя обета монашеского воздержания. Клирик осквернил монахиню. Для того чтобы все знали, сколь тяжка его вина, Христос после смерти грешника наложил такой знак на его постыдные места, что все, кто видел или слышал об этом, были приведены в ужас. «Не могу объяснить, щадя скромность женщин, кои, возможно, сие прочитают», — замечает Цезарий Гейстербахский (DM, XI: 58).
Раскаянье способно помочь даже человеку, виновному в тягчайшем сексуальном прегрешении, как это было с молодой особой, которую плотски познал ее собственный отец. Искренняя исповедь спасла ее, и священник наложил на нее минимальную епитимью — три дня поститься на хлебе и воде, хотя она изъявляла готовность провести в подобной строгости всю жизнь. А вот ее отец, обрадовавшийся было, что тоже отделается всего лишь кратким постом, был разгневан, услыхав от исповедника, что на него наложено совершенно иное покаянье — до конца своих дней носить власяницу и по три дня в неделю сидеть на хлебе и воде. Этот rusticus (так называет его Жак де Витри, и поскольку дело происходило в Париже, то, по-видимому, этот термин нужно понимать, скорее, как «грубиян», «грешник») не осознал того, что дочери зачлось ее душевное сокрушение, а вследствие черствости его души требовалась куда более строгая епитимья (Greven, N 101). При искреннем раскаяньи прощение возможно даже кровосмесителям. Грешные брат с сестрой прижили детей, но после паломничества в Рим (причем путь занял у них семь лет) получили отпущенье, доказательством чего было чудо: слеза раскаявшегося грешника, упав на кольцо на его руке, превратилась в драгоценный камень (Klapper 1914, N 166). Прощение великого грешника, как известно, представляло собой излюбленный сюжет христианской легенды: оно демонстрирует неизмеримость божьего милосердия, одновременно вселяя надежду в сердца отчаявшихся.
Проповедники не щадят воображения своей аудитории, для того чтобы внушить ей страх перед карами, неминуемо ожидающими людей, которые не способны совладать со своим либидо. Напомним сцену, рисующую классический «комплекс кастрации», как выразился бы современный психоаналитик. Монаха Бернара, человека «благородного происхождения, но еще более благородного своими добродетелями», дьявол до такой степени измучил искушениями, что тот вознамерился возвратиться в мир. Неоднократная исповедь не принесла ему облегчения, и он просил приора отпустить его: не обойтись ему без женщины. Приор уговорил его помедлить еще только одну ночь. Едва Бернар уснул, как увидел приближающегося к нему страховидного мясника с длинным ножом в руке; за ним следовал огромный черный пес. Этот человек схватил монаха за гениталии и, отрезав их, бросил псу, который тотчас все сожрал. В ужасе пробудившись от кошмарного видения, Бернар вообразил, что и впрямь сделался евнухом. Так был он избавлен от искушения (DM, IV: 97). Таков ночной кошмар монаха. Но случай, имевший место в одном английском монастыре в первой половине XII века, — это кошмарная действительность, описанная аббатом Эйлредом. Негодуя на греховную связь юной монашки с монахом, от которого она забеременела, сестры из монастыря Уоттон в Йоркшире силой принудили его самого себя кастрировать, забив отрезанный пенис в рот его возлюбленной…[186].
Только душевная стойкость может дать силы одолеть похоть. Один монах, с божьей помощью, победил нечистого. Когда его особенно яростно терзал зов плоти, он вскричал: «Что ты так жестоко меня мучаешь, дьявол? Более того, что Бог тебе позволит, ты мне не сделаешь. Мой Господь — он же и твой Господь». И тут искуситель удалился. Сперва он находился у него в голове, затем стал спускаться в уши, шею, спину, бедра и вышел через щиколотки (DM, IV: 96). Юного монаха, мучимого бесом похоти, приор научил сказать тому: «Дьявол, мой исповедник приказывает тебе прекратить вводить меня во искушение». Услыхав это, дьявол в смущении бежал прочь (DM, IV: 95).
Дьявол изыскивает всяческие способы, чтобы вовлечь человека в грех плоти. Мало того, что он сводит мужчин и женщин, толкая их на незаконные сношения, — он и сам вступает в половую связь с человеком. Термины incubus и succubus в проповеди встречаются редко[187], но сами инкубы и суккубы фигурируют в «примерах» неоднократно. Оливер, английский клирик времен короля Генриха III, «знатный родом, но неблагородный нравом», был предан разврату и, даже будучи тяжело больным, не обуздывал своих порочных склонностей. Когда его сожительница вышла из комнаты, где он лежал в лихорадке, явился дьявол в ее облике. Оливер обратился к нему,
