Михаил Колесов - От Симона Боливара до Эрнесто Че Гевары. Заметки о Латиноамериканской революции
«…Революционные националисты не умеют связать национальный гнёт с классовой эксплуатацией, забывают, что национальный гнёт есть лишь следствие отношений интернациональной эксплуатации и что невозможно покончить с одним, не предприняв это с другим… Поэтому, не имея ни теоретических принципов, ни практических методов реализовать то, что обозначено как главная задача, национальное освобождение, уже потому, что атакуется следствие, а не причина, революционный национализм влечет за собой поражение, как тучи влекут дождь».
«Латиноамериканская нация — да, но под эгидой какого социального класса и, во благо какого классового интереса?» — спрашивает Дебре.
«Революционный национализм», желая превознести национальный интерес над классовыми интересами эксплуатируемых, и невольно впутывая политику классового сотрудничества, не задаваясь вопросом о классовой природе государства и его классового отношения к массам, протягивает руку бонапартизму, даже не понимая этого. В связи с этим Дебре приводит пример «нассеризма» (режим Нассера в Египте).
В «Документе № 5» Движения Национального Освобождения дается характеристика общей «континентальной ситуации»:
В условиях отставания масс и отсутствия сильного пролетариата организация принимает на себя роль авангарда и партии в защите суверенитета и независимости страны. Латинская Америка должна стать одной большой нацией, что означает географическое, экономическое, культурное и лингвистическое единство. «Нация есть народ: принять национализм, значит принять исторические задачи народа». История обществ была борьбой угнетенных народов против угнетателей. Поэтому следует отличать национализм угнетаемых народов от национализма угнетателей. Поэтому «национальный вопрос» есть часть вопроса латиноамериканской независимости и объединения.
Основополагающее противоречие сегодня есть «империализм–нация». Отсюда важность национального освобождения как первоочередной задачи, только потом можно будет планировать построение социализма. «Социализм в Латинской Америке будет националистическим и наоборот. Для нас суть состоит в приложении марксизма–ленинизма к нашим конкретным условиям».
Дебре, по этому поводу, замечает: «Ясно, что позиция «революционного национализма» не предрасполагает особенно к строгой и точной оценке революционных явлений… В любом случае, противоречие империализм–нация не находится в тех условиях, что бы защищать как таковой социалистический выбор, если не определяются с большей точностью термины противоречия».
И далее:
Во–первых, империализм не есть политическая реальность, ограниченная империалистическим правительством Соединенных Штатов Северной Америки. Он не идентифицируется с данным государством.
Во–вторых, нация есть политическая идентичность, абстрактная субстанция, определенная сама в себе и ограниченная в своих границах. Перефразируя слова Маркса о «человеческой сущности», Дебре замечает, что национальная сущность есть совокупность общественных отношений, которые преобладают внутри определенной социально–экономической формации.
Многие националистические революционные движения навредили сами себе, победив слишком быстро, считает Дебре. Скороспелое взятие власти дорого оплачивается. И невозможно править долго, классово не определившись в отношении врага. Сводить идеологическую позицию к скромному статусу «директивы к действию» позволяет, без сомнения, реализовать впечатляющие акции, поразительные операции немедленно, но они быстро истощаются и прекращаются. Эта деятельность обеспечивает успешные «удары рукой» («рукопашной»), но не выдерживает длительной войны. В качестве примера Дебре приводит Перона, легко взявшего власть в 1948 году и столь же легко её потерявшего.
Имеет место большая дистанция от националистической идеологии, с её «треножником»: политическая суверенность, экономическая независимость и социальная справедливость, — к революционной теории, и наоборот, революционная теория никогда не проникнет в массы, никогда не будет решающей материальной силой, если не примет профиль национальной идеологии. Опыт учит, что намного легче и плодотворнее идти от революционного национализма к марксизму, чем наоборот. «Революционные националисты», которые приходят к марксизму и пролетарскому социализму, могут сохранить свою основу в массах и завоевать определенную классовую позицию, новое теоретическое оружие и интернационалистское сознание. Например: Кубинская революция.
«Если бы научный социализм должен был бы явиться массам латиноамериканских наций, неся противоречия и идя против национал–популистского течения, он не имел бы будущего, и никогда не вышел бы из книг и облаков», — утверждает Дебре.
В связи с этим он вновь возвращается к вопросу: «партия или очаг?»
Есть беспредметные дискуссии, которые не заканчиваются никогда. К ним относится критика тупамарос как милитаристского и беспартийного аппарата. Идея об альтернативе между «очагом» и партией, о том, что «фокизм» означает отказ от создания партии, вошла в «словарь пороков» в партийной среде.
Между тем «фокизм» никогда не обозначал ничего другого, как выбор метода для построения партии, утверждение того, что в определенных исторических и специфических условиях «военный авангард» может в ходе длительной партизанской войны породить «политический авангард». Это далеко от того, чтобы отрицать абсолютную необходимость партии, как передового отряда пролетариата. То, что с сарказмом называется «фокизмом», родилось «при встрече дела и тезиса», наблюдения и оценки. Что касается Движения Национального Освобождения (Уругвая), то оно никогда не намеривалось подчинить партийное руководство военному, определившись как политико–военное движение, а чуть позже, как формирующаяся партия.
Тупамарос выбрали путь: от армии к партии. Время показало, что они не ошиблись, подтвердив свой выбор семью годами побед. Но в истории подтверждение всегда временное, как функция конкретной ситуации на определенной фазе развития. Приоритетность смещается одновременно с революционным процессом.
Итак, по мнению Дебре, тупамарос продемонстрировали верность выбора пути. В случае тупамарос «фокизм» уже не стоял на повестке дня, так как он выполнил свою задачу. «Sic transit gloria mundi» («Так проходит земная слава»). В 1971 году в Монтевидео в университетской и интеллигентной среде возникла дискуссия между «фокистами» и «партийцами». Движение заявило, что оно не поддерживает ни одну из сторон, так как: «партия или очаг — фальшивая дилемма»; вооруженная борьба и работа с массами дополняют друг друга и партизанская борьба носит политический характер. Невозможно противопоставлять то, что относится к организации, другому, что относится к методу борьбы или действия. Партия есть политическая организация, а вооруженная борьба есть метод борьбы.
Дебре считает, что противопоставление партии и «военного очага» скорее носит метафизический, чем реалистический характер. Истинная дилемма заключается в том, что противопоставляется буржуазия, связанная с империализмом, пролетариату и его союзникам. Классовая борьба проходит не в одной форме. «…Военный или военно–политический уровень не может быть определён сам по себе, независимо от всех других уровней, на которых ежедневно ведётся классовая борьба».
Взаимопроникновение военного и политического под эгидой пролетарской идеологии есть без сомнения неопровержимая формула. Но это не значит, что следует смешивать политический авангард с военным авангардом, что бы ни впасть в ортодоксальный «якобизм». Нужно исходить из конкретных отношений. «Существительное есть класс, социальное бытие. Прилагательное есть тип организации или форма действия». Авангард чего? Какая бы ни была форма революционной организации, она не мыслима вне её отношений с классом и массами на каждом конкретном этапе революционного процесса.
Дебре предупреждает о том, что иллюзии и миражи, которые порождает чрезмерная вера в «чудотворные свойства» организации, точнее — её автономии, приводят к «двоевластию», «параллельной власти» в стране. «Феномен политического двоевластия столь же древний, как история революций». В этом случае смешиваются «военно–технический» и «социально–политический» аспекты власти.
Гватемала
В ночь на 26 июня 1954 года под давлением военных и церкви президент Гватемалы Арбенас объявил о своей отставке. В течение двух часов все структуры демократического сопротивления были разрушены и изолированы. «Падение национал–демократического режима Арбенеса в 1954 г. — это решающий опыт для латиноамериканских движений нашей эпохи, его, определенным образом, отрицательная матрица. Этот шок послужил уроком и был вечной заботой кубинских руководителей, которым внушил фундаментальный урок революционного марксизма, положенный и продемонстрированный на американской земле: революция не имеет большей гарантии, чем уничтожение буржуазной государственной машины, мобилизация и вручение оружия народным массам, разоружение её врагов», — пишет Дебре.