Валерий Шамбаров - Начало России
Сам Шемяка тоже направлялся к Улу-Мухаммеду, тронулся в путь чуть попозже Бигича и Дубенского – ему же требовалось вывернуть свои кладовые, потрясти подданных, обзавестись достойными подарками. Ехал приносить присягу, получать ярлык. Надеялся поприсутствовать на суде над Василием, а может, и на его казни. Но по дороге услышал, что замыслы провалились, великий князь освобожден. Шемяка благоразумно не попадался ему на глаза, помчался назад. А Василий II в Переславле трогательно встретился с семьей, в ноябре прибыл в Москву. Люди ликовали, плакали от счастья. Государь возвратился разбитым, израненным, униженным, но ведь спасся, осиротевший народ обрел чуть ли не погибшего отца. Разве этого было мало для веселья?
Причины для праздников нашлись и у Улу-Мухаммеда. Его сын Мамутек разметал болгарских ополченцев, убил Либея. Камская Болгария подчинилась хану. Ее столица была большим и богатым городом, но хан не пожелал жить в Великом Булгаре. Опасался, что население может взбунтоваться, перерезать его воинов. Обосновался в Казани. Думал, что временно. Осмотрится, сформирует войска и поведет биться за Сарай. Но в итоге родилось новое царство, Казанское.
36. Как Василий II стал Темным
Конечно же, Шемяка понимал – государь не простит откровенной попытки погубить его. Как только оправится от пережитых приключений, возьмется за врага всерьез. Надо было опередить Василия. Один союзник нашелся сразу, Иван Можайский. Шемяка наобещал ему столько, чтобы уже никто не смог перекупить – роль второго лица в государстве, даже своего соправителя. Мятежник настолько нуждался в поддержке, что обратился к внукам суздальско-нижегородского князя Кирдяпы, Василию и Федору. Потомки изменника считали ниже своего достоинства служить государю. Околачивались с дружинами в Орде, участвовали в татарских усобицах, потом их приняли новгородцы, Василий отличился в крепости Ям, дважды отразил немцев. Шемяка подписал с Кирдяпичами тайный договор, отдавал им удел предков, Суздаль, Нижний Новгород, Городец, добавил Вятку. Мало того, предоставлял им полную самостоятельность, право непосредственно сноситься с Ордой. Держава запросто кроилась на части. Шемяку такие мелочи не смущали. Не свое, так и не жалко. Главное, чтобы помогли добыть престол.
Но и по всей Руси восторги по поводу спасения государя очень быстро сменились ропотом. Выяснилось, что за это спасение надо платить. Страна пережила татарский и литовский набеги, Москва еще не отстроилась после пожара, а с людей начали собирать на татарскую дань и выкуп. Собирали много, ведь и казна великого князя погибла в пламени. А пока деньги не выплачены, надо было исполнять обязательство о залоге. Государь раздавал наместничества приехавшим с ним татарам. Тут уж возмутилась знать. Правда, сами бояре несли службу не лучшим образом. Растаскивали деньги, предназначенные на войско, пренебрегали обязанностями, обрекли великого князя на разгром и плен. Но у них отбирали жирные куски!
Волна общего недовольства вдохновила Шемяку. Его доброжелатели разъясняли где могли: Василий II продал Русь, променял на собственную жизнь и свободу. А если не хотите платить, желаете вернуть теплые места, занятые татарами, надо поставить другого великого князя. Шемяка не был в плену, ничем не обязан Улу-Мухаммеду. Крамольники связались и с Борисом Тверским, сообщили ему: Василий пообещал отдать хану Московское государство, а сам намерен править в Твери. Ложь была чересчур грубой, обмануться мог только тот, кто хотел быть обманутым. Борис захотел. Сделал вид, будто поверил – это давало повод примкнуть к изменникам. Хотя простаком он не был и намекнул партнерам: за союз они должны будут учесть тверские интересы.
Сплелась настолько широкая сеть заговора, что воевать стало не обязательно. Гораздо удобнее было организовать всего лишь переворот. Сделали это грамотно. В Угличе и Галиче сидели агенты Василия II и Софьи, но там все выглядело тихо. Правительство не учло, что у Шемяки имелся город совсем рядом с Москвой – Руза. Туда скрытно съезжались князья с дружинами. Заставы никого не выпускали из Рузы, охраняя тайну. А среди столичных бояр, духовенства, купцов, у заговорщиков имелось множество сообщников, они ограждали государя от нежелательных известий, отслеживали каждый его шаг.
Подходящий момент выдался 10 февраля 1446 г. В этот день праздновалась память св. Харлампия. Ему молились об избавлении от внезапной, без покаяния, смерти. Василий тоже молился на войне и в плену. Следовало поблагодарить Господа, услышавшего Своего раба. Великий князь отправился в Троице-Сергиев монастырь. Взял с собой детей, 6-летнего Ивана и 5-летнего Юрия. Мария ждала третьего ребенка, осталась дома с Софьей Витовтовной. А ночью 12-го к спящей Москве подошел целый полк всадников. Их ждали, открыли ворота, копыта загрохотали по Кремлю. Вооруженные люди вытащили из постелей мать и беременную жену государя. Одним махом взяли верных ему бояр.
Шемяка с ходу объявил себя великим князем. А к Троице послал Ивана Можайского, для грязной миссии он был самым подходящим исполнителем. Дворянин Бунко раньше служил Василию II, потом переметнулся к его родичам, но сохранил совесть – ужаснулся готовящемуся злодеянию, оторвался от заговорщиков и поскакал вперед. 13-го государь стоял на Литургии, вдруг в храм вбежал Бунко и крикнул: измена! Василий опешил. Когда он покидал Москву, ничто не предвещало беды. Да и заслуживал ли доверия перебежчик? Государь пресек его: «Вы только мутите нас, я в мире с братьями…»
Он все-таки забеспокоился, отправил на дорогу заставу. Но разведка можайского князя без труда заметила ее. Мятежники набрали в ближайших деревнях саней, в них улеглись по два воина, накрылись рогожками, третий изображал возницу. Стража беспечно наблюдала, как к ней приближается крестьянский обоз. Из саней посыпались люди, скрутили дозорных, вскочили в седла и помчались к монастырю. Василий Васильевич увидел их, когда было уже поздно. С ним было слишком мало приближенных, и доблести они не проявили. Встать с оружием и заслонить собой великого князя не счел нужным никто, они разбегались. Встать с крестом игумен Досифей тоже не удосужился, он был заодно с заговорщиками. Государь заметался, но на конюшне даже не нашлось оседланных лошадей.
Наверное, единственный раз в жизни Василия II покинуло самообладание. Всего три месяца назад народ славил и чествовал его, и вдруг он очутился в одиночестве, в окружении врагов… Он заперся в храме Св. Троицы. Узнал голос Ивана Можайского. Взмолился, чтобы его не трогали, позволили здесь же постричься в монахи. А Иван даже в такой ситуации не удержался от подлости. Ему не хотелось затевать скандал в обители, ломать двери, и он взялся уговаривать, что государю ничего не грозит: дескать, переворот фиктивный, его разыграли только для того, чтобы перехитрить татар, уменьшить сумму выкупа. Государь с иконой Божьей Матери вышел, и Иван ускользнул в сторону. Подал знак своему боярину, тот объявил: «Ты пленник великого князя Дмитрия Юрьевича». Василия усадили в простые сани, его бояр заковали в кандалы, а слуг ограбили донага и выгнали вон. Победители, поливая свои жертвы бранью и насмешками, тронулись в Москву.
В суматохе все забыли про детей государя. Но верные слуги у него все-таки были. Сражаться не отважились, зато ребятишек спрятали в укромном месте. Иван и Юрий в страхе просидели до темноты. Лишь ночью их вывезли из монастыря. «Дядькой» (воспитателем) княжичей, служил Иван Ряполовский из обедневших стародубских князей. Детей доставили в его вотчину, село Боярово под Юрьевом. Ряполовский исполнил свой долг, позвал братьев Семена и Юрия, вооружил дворню. Но Боярово было чересчур ненадежным убежищем. Мальчиков повезли в Муром, под защиту воеводы Василия Оболенского.
А пока княжичи и их опекуны колесили по зимним дорогам, в Москве разворачивалась трагедия. Шемяка потребовал от двоюродного брата предъявить подлинный договор с Улу-Мухаммедом. Обыскали покои государя и обнаружили документ – или подбросили поддельный. Собрали на судилище удельных князей, бояр, прибыли представители Бориса Тверского. Зачитали найденный договор (или фальшивку), будоража присутствующих: вон какую массу денег предстоит отвалить татарам! Выложили обвинения Василию. Первое состояло в том, что он слишком «любит» татар, отдал в кормления города и волости. Второе – осыпает неверных «серебром и золотом христианским». Третье – изнуряет народ податями. Четвертое – ослепил Василия Косого.
Кстати, Косой был еще жив. Но ему не возвратили ни былого положения, ни его владений. Пострадавший бунтовщик вообще не появился при дворе Шемяки. Младшему брату не требовался старший. По сути, он оставил Косого на положении заключенного, держал под охраной, разве что смягчил режим содержания. Ослепление в полной мере устраивало Шемяку, расчистило дорогу ему самому. Однако на суде не забыл вспомнить, как обошелся государь с его братом, поскорбеть и пожалеть.
