Ирина Свенцицкая - Раннее христианство: страницы истории
История Марии кончается рассказом о том, как она прячет младенца Иисуса от преследования Ирода в яслях для скота. Автор использовал здесь образ яслей, столь близкий первым христианам из низов общества, но в другом контексте, чем в Евангелии от Луки (у Луки Иисус рождается в яслях). В дошедших до нас рукописях после этого рассказа следует повествование о гибели Захарии – отца Иоанна Крестителя. Ирод приказал его убить за то, что тот отказался выдать ему младенца Иоанна. Это повествование явно взято из разных рассказов об Иоанне и к истории Марии отношения не имеет.
Оба евангелия – Фомы о детстве Иисуса и Иакова о детстве и юности Марии – представляют собой удивительное смешение разных христианских учений, преданий, равно как и привнесенных в христианство представлений о древних, главным образом античных, божествах. Создание этих евангелий во второй половине II в. показывает, что многим рядовым верующим были чужды догматические споры гностического и ортодоксального направления, что они почитали книги, созданные различными, часто враждебными друг другу, теоретиками и богословами, по-своему осмысляя их и приспосабливая к своему восприятию христианства.
Популярность «Истории Иакова о рождении Марии» подтверждается тем, что она дошла до нас и на греческом, и на сирийском языке. Кроме того, существовали эфиопская, армянская, коптская, арабская и славянская переработки этой «Истории». Церковь не признавала сказание Иакова каноническим: оно явно было написано позже четырех евангелий Нового завета и слишком вольно передавало рассказ о рождении Иисуса. Но оно не было отнесено и к числу «отрешенных», т. е. категорически запрещенных книг. Церковь не препятствовала его распространению, как и сказания Фомы о детстве Иисуса.
В сказании Иакова Мария с момента ее появления на свет выступает избранницей божией, благочестивой и целомудренной, но она еще не воспринимается как божество. О конце ее жизни ни в этом сказании, ни в других христианских произведениях вплоть до конца IV в. ничего не было сказано. В конце II в. Мария еще не стала самостоятельной фигурой в системе христианских догматов. Но чем шире распространялось христианство, чем больше оно включало в себя традиционных обычаев и верований, тем больше «божественных» черт появлялось в образе Марии. Вряд ли в Римской империи можно было найти область, где в той или иной форме не почиталось бы женское божество – богиня-мать, богиня плодородия. В Греции это была Деметра, в Малой Азии – Кибела, в Египте – Исида. Потребность в культе женского божества, в поклонении матери, защитнице и помощнице оставалась у людей, перешедших от почитания Исиды или Деметры к почитанию Иисуса. И вероятно, чем меньше человеческих черт оставалось в образе Иисуса, чем больше он превращался в недоступного и даже грозного бога, тем острее становилась эта потребность. Мария сливалась в представлениях верующих с могущественными и добрыми древними «матерями богов».
Обожествление Марии далеко не сразу было принято христианской церковью. Еще в IV в. между отдельными группами христиан шла борьба по вопросу о том, как относиться к культу девы Марии. Епископ кипрский Епифаний, живший в середине IV в., в сочинении «Панарион» осуждал тех почитателей Марии, которые «стараются ставить ее вместо бога и говорят о ней, увлеченные каким-то безумием и умоповреждением». Епифаний, выражая мнение ряда церковных руководителей, писал, что Мария не должна быть предметом поклонения, не следует делать ее богом: «В чести да будет Мария, но поклоняться должно отцу и сыну и святому духу». В доказательство того, что Мария не является основным лицом в христианском культе, Епифаний ссылается на то, что в «священном писании» нет никаких сведений ни о смерти, ни о погребении Марии.
Только в конце IV в. появилось сочинение анонимного автора «Об успении Марии». В нем как раз и рассказывается о последних годах жизни матери Иисуса, ее смерти и вознесении на небо. Имея возможность не следовать раннехристианской традиции (ибо ее, как мы уже говорили, в отношении матери Иисуса почти не существовало), автор использовал самые разные предания, дав полную волю своему воображению. Основываясь на беглом упоминании в Деяниях апостолов, он рассказывает, что Мария некоторое время жила в Иерусалиме вместе с Иоанном (которому, согласно Евангелию от Иоанна, поручил ее Иисус перед своей смертью). Затем она переселилась в малоазийский город Эфес, где занималась проповедью христианства. Перед смертью она снова вернулась в Иерусалим. Смерть ее (по христианской терминологии – успение) сопровождалась различными чудесами: сам Иисус в окружении множества ангелов спустился на сверкающем облаке и принял ее душу. К моменту смерти Марии в Иерусалим прибыли все апостолы, кроме Фомы. Они и похоронили ее. На третий день после ее смерти в Иерусалим пришел Фома и захотел посмотреть на тело умершей. Апостолы по его просьбе открыли гроб, но он оказался пустым. Вечером, когда ученики Иисуса, собравшись все вместе, обсуждали это событие, «отверзлись небеса» и там показалась Мария. Как и ее сын, она воскресла в своем человеческом облике.
Нетрудно заметить, что автор сказания «Об успении Марии» использует евангельские рассказы о воскресении Иисуса, перенося их на его мать. По-видимому, самостоятельных преданий о смерти Марии не существовало; кроме того, повторение «воскресения» как бы ставило Марию в один ряд с Иисусом, подчеркивало ее божественность в отличие от остальных, пусть самых святых и праведных, проповедников христианства.
В IV-V вв. устанавливается культ Марии. К ней начинают применять названия «богородица» и «богоматерь» – выражения, восходящие к наименованию древних языческих богинь (например, великая матерь богов Кибела). Впервые Мария названа так в трудах епископа города Никомедии Евсевия около середины IV в. Но окончательно Мария была признана богоматерью только в 431 г. на соборе в городе Эфесе, созванном по решению императора Восточной Римской империи Феодосия II. Не случайно прежде всего в восточных районах утверждается культ богоматери: на нее были перенесены многие черты и функции, которыми наделяло население этих районов древних богинь-матерей. Центром почитания Марии стал малоазийский город Эфес, издавна известный своим храмом в честь богини Артемиды, воспринимавшейся там как богиня плодородия.
Праздники же в честь богородицы введены церковью еще позднее. Они были приурочены к местным языческим праздникам. Рождество богородицы впервые стало отмечаться в VI в., успение – с конца V в. Первое совпадало с началом нового года (на Востоке год начинался с сентября), а успение – с празднованием сирийскими крестьянами окончания уборки урожая.
Апокрифические сказания о Марии, пожалуй, наиболее ярко отражают тот путь, который прошли христианские верования за три первые века своего существования. Вряд ли ранние христиане, накликaвшие кары на всех, кто почитает идолов, могли представить себе, что когда-нибудь их единомышленники будут поклоняться статуям богородицы. Христианство впитало в себя наиболее стойкие древние религиозные представления, приспособило их к основным положениям своего учения, но и само приспособилось к ним. Недаром один из исследователей раннего христианства писал, что культ древней богини-матери «снова ожил в культе Марии, переменив только имя и получив христианскую окраску» (Древс А. Миф о деве Марии. М., 1929, с. 93).
Отсутствие в первоначальном христианстве единого учения, многочисленность борющихся друг с другом направлений, обилие «священных» книг, по-разному, трактующих основные христианские положения и догматы, – все это облегчало проникновение древних верований в новую религию, создание разных легенд и мифов. Некоторые из этих мифов так и остались достоянием «тайных писаний», другие в той или иной степени были признаны официальной церковью и послужили основанием для установления многих христианских праздников.
Оправдание Понтия Пилата
Если сказания о детстве Иисуса и о жизни его матери явились своеобразным результатом взаимодействия христианства и «языческих» верований, то группа апокрифов, связанная с именем Понтия Пилата, отражала приспособление новой религии к существующему общественному строю и государству. Мы уже говорили о том, что образ Пилата по-разному трактовался в новозаветных и апокрифических евангелиях начала II в., но в этих произведениях прокуратор Иудеи не играл основной роли, поскольку главной задачей евангелий было описание страстей и воскресения Иисуса. Однако в христианской пропаганде II-IV вв. отношение к римскому чиновнику было слишком важным вопросом, чтобы можно было ограничиться тем, что рассказывали о нем ранние евангелия. Защищая свое учение перед императорами, а затем и подготовляя союз с ними, многие руководители христианских общин стремились снять всякую вину за смерть Иисуса с представителя римской администрации. Пассивность Пилата в решении судьбы Христа (вспомним образ Пилата в Евангелии Петра и отчасти в канонических евангелиях) не соответствовала идее этого союза. Кроме этого, чисто политического, аспекта превращение Христа из иудейского мессии в мировое божество должно было породить в умах верующих представление о признании его римлянами, как и всеми, кто с ним общался (за исключением «ослепленных» иудеев).
