Михаил Ишков - Кортес
Мы затаили дыхание. Вот дюжие жрецы схватили первого белого человека, сорвали с него головной убор, повалили на жертвенный камень - грудь его круто выгнулась в сторону неба. Взмах руки, короткое копошение - и первое сердце затрепетало в высоко поднятой ладони жреца. Тело тут же сбросили со крутой лестницы, и несчастный, еще, наверное, живой, покатился к подножию пирамиды, где его тело приняли жрецы и тут же потащили в особую пристройку, где готовили священное варево из человеческого мяса.
Вот второе сердце очутилось в поднятой руке жреца. Мне даже показалось, что от него исходил легкий парок...
Первой не выдержала Хуана. Она была облачена в панцирь с крыльями на плечах, на голове солдатская каска. Все это время, пока процессия взбиралась по ступеням пирамиды она громко молилась. Ее голос, наверное, долетал и до индейцев, которые тут же, как была принесена первая жертва, завыли и завизжали в своем укрытии.
Неожиданно Хуана вскочила, неловко вытащила шпагу - она была длинновата для нее, но в бою женщина ловко ею орудовала, - и закричала:
- Разве вы мужчины? Разве христиане?.. - потом неожиданно тонок, совсем по-бабьи заверещала. - О-о, сан Педро! Сан Яго! - и бросилась в воду.
Мы дрались в ту ночь как никогда в жизни, но против нас была такая сила, что к теокали мы так и не смогли пробиться. Скоро бой затих не только у нас, но и со стороны колонн Сандоваля и Кортеса. Никто не мог заснуть, все мы молились, поминали имя Божие, просили спасти нас от подобной напасти. Тем временем на вершине пирамиды продолжалось постыдное действие".
Он замолчал, потом, после недолгой паузы, заявил:
- Теперь скажу два слова о себе... Очнись, Хосе. Пиши, сынок, пиши.
Писец помотал головой, взгляд его осмыслился. Он склонился над бумагой.
- Скажу два слова о себе. Так и занеси - "два слова о себе". Поведаю об одной странности, которая долго меня мучила, да так и осталась неразгаданной. С тех пор, как я стал свидетелем, как наших бедных товарищей приносили в жертву, меня начал преследовать страх, что и меня постигнет та же участь. Мысль эта стала такой навязчивой, что канун каждой битвы стал для меня мучением. Всякий знает, что я не трус, меня любили и уважали за храбрость. Но боязнь была!.. Она отпадала лишь в самом бою, что тоже очень удивительно. В чем тут дело, я до сих пор не знаю - виновата ли излишняя усталость или постоянное напряжение? Это дело прошлое, а посему я свободно могу поведать об этом читателю". Записал?
Хосе кивнул.
* * *
После первой ночи жертвоприношений в Теночтитлане на пять дней установилось зыбкое перемирие. Куаутемок разослал по окрестным городам головы людей и коней. Жрецы уверяли молодого тлакатекутли, что Уицилопочтли доволен и вновь принял ацтеков под свое покровительство и по истечении восьми суток им будет дарована победа. Ацтеки повеселели, начали кричать испанцам:
- Эй, вы, ни на не годные пополокас! Белые злодеи!.. То-то вам в родной земле места не нашлось. От вашего государя вы сбежали, от честного труда тоже. Не умеете ни дом построить, ни поле засеять. Даже в пищу не годитесь, мясо ваше жесткое и горькое, как желчь.
При этом они издевательски ковырялись в зубах.
Между тем Кортес продолжал хандрить. Уханье большого барабана, вопли несчастных, которых каждую ночь волокли на вершину пирамиды, лишили его воли. Сандоваль приехал к Альварадо, сюда же прибыл Олид и другие старшие офицеры войска. Решили посоветоваться, как быть? Вопрос о замене Кортеса не стоял - каждый из собравшихся понимал, что никто, кроме дона Эрнандо, не в состоянии возглавить войско в такой трудный момент. Альварадо, выслушав товарищей, предложил срочно послать за донной Мариной. Только эта женщина, по его мнению, способна возродить Кортеса. Сандоваль высказал сомнение индеанка всего неделю назад родила здорового, крепкого мальчишку. Сможет ли она совершить трудное путешествие из Тласкалы в предместья Теночтитлана?
- Эта Малинче, - успокоил его Альварадо, - все выдюжит. А за ребенком присмотрят кормилицы.
В ту же ночь в Тласкалу был отправлен Франсиско Лас Касас и Хуан Харамильо.
К исходу следующего дня донна Марина уже была на месте. Сойдя с бригантины, она тут же направилась в шатер главнокомандующего. О чем они там говорили, неизвестно, однако на следующее утро Кортес вышел из палатки, умылся, с аппетитом позавтракал и потребовал к себе офицеров с докладами. Донна Марина в полдень, вновь в сопровождение Харамильо, пустилась в путь в направление Тласкалы.
Между тем союзники по ночам неожиданно начали сниматься с позиций и отправляться по домам. Первыми покинули лагерь те, кто самыми последними признали власть испанцев, затем также дружно ушли чолульцы тескоканцы, топеяки. К несказанному удивлению главнокомандующего, вслед за ними поднялись и тласкальцы. Из окрестных городов в лагерь перестали доставлять съестные припасы. Он вызвал к себе в шатер Иштлишочитла и вождя тласкальцев, которые остались в лагере. Вид у обоих индейцев был убитый.
- Что случилось? - не повышая голос, спросил дон Эрнандо. - В чем причина подобного повального бегства?
Индейцы начали тяжко вздыхать. Иштлишочитл в крайнем волнении принялся пожимать и подергивать свои же пальцы. Это занятие поразило Кортеса индейская знать славилась прекрасным воспитанием и знала, куда девать руки. Этот же никак не мог совладать с собой.
- Отвечайте же наконец...
- Малинцин, - начал Иштлишочитл, - мы дали тебе и твоему повелителю слово верности, поэтому остались. Все равно нам идти некуда. От гнева ацтеков невозможно укрыться.
- То есть, как? - не совсем понял Кортес. Сандоваль угрюмо насупился. Тонатиу-Альварадо едва не вышел из себя.
- Почему, - с неожиданной яростью набросился он на сидевших с жалким видом индейцев, - ваши воины вдруг все разом превратились в трусов и дезертиров. Вы знаете, какое наказание ждет тех, кто осмелится покинуть поле боя. Вам урока с задирой Шикотенкатлем мало?..
- Подожди, Педро, - остановил его Кортес. - Какой смысл запугивать наших доблестных союзников. Сначала надо разобраться, что это за блажь? Откуда это поветрие? Зачем ваши люди покинули ваши позиции?
- Они страшатся гнева ацтеков.
- Какого гнева? Ацтеки обложены сплошным кольцом, их песенка спета. Ты же сам, Иштлишочитл, убеждал меня, что голод - лучшее средство заставить их сдаться. Да, у нас были неудачи, даже серьезные, но в нашем нынешнем положении ничего не изменилось. Мы по-прежнему держим Куаутемока за горло.
Тласкалец отрицательно помотал головой.
- Что это значит? - не поверил глазам дон Эранандо. - Вы считаете, что я говорю неправду?..
- Малинцин, ты, конечно, искренне веришь в то, что говоришь, но от этого суть дела не меняется. Войну мы проиграли.
Испанские офицеры онемели, Альварадо даже сглотнул, а Олид буквально глаза выпучил.
- Как так? - невозмутимо спросил дон Эрнандо. - Господа, растолкуйте наконец, в чем дело.
- Ацтеки совершили обильные жертвоприношения. Они смогли умилостивить богов. Теперь - как объявили жрецы - Уицилопочтли вновь принял их сторону. Через восемь дней все будет кончено. Мы будем разбиты.
Испанцы переглянулись.
- Так вот в чем дело! - рассмеялся Кортес. - Ну, это глупое суеверие!..
- Не скажи, Малинцин, - сурово заявил тласкалец. - Наши жрецы, прорицатели и маги - и в Тласкале, и в Чолуле, и в прибрежных городах - изо всех сил стараются задобрить богов. Они молятся днями и ночами, не жалеют сил и...
Тласкалец замялся, зная, как относится Малинцин к местным обрядам, но на этот раз все обошлось.
- А вы, значит, - спросил дон Эрнандо, - решили твердо придерживаться данного вами обещания честно служить нашему государю? Похвально. Сколько же в ваших отрядах таких же верных людей.
У тласкальца под началом осталось сотня воинов, столько же у тескоканцев.
- М-да, не густо, - заключил Кортес. - Ладно, ступайте. Можете сказать своим людям, что ацтекские жрецы ошиблись. Боги навсегда отвернулись от ацтеков.
Когда они вышли, Альварадо принялся настаивать, чтобы за дезертирами была немедленно снаряжена погоня.
- Надо повесить десяток-другой этих вояк, остальные сразу вернутся на позиции.
- Ни в коем случае! - резко возразил Кортес, потом распорядился. Сандоваль, послать нарочных, чтобы те вежливо попросили не уходить далеко. Очень вежливо попросили... От моего имени. Будем ждать, пока не истечет срок. Усилить караульную службу, чтобы мышь не могла в город проскочить.
На следующий день приспела новая беда. Ацтеки в провинциях сразу подняли головы. Из расположенного южнее озера Тескоко города Куэрнаваки пришло посольство с просьбой защитить их от дерзких поползновений оккупационных отрядов, присланных из Теночтитлана за продовольствием. Испанские офицеры возмутились - у самих сил не хватает, однако Кортес решительно пресек всякое неповиновение. Он заявил , что "teules" не могут выглядеть немощными. Чем мы слабее, тем усерднее следует скрывать наше положение, прикрыв его наружными признаками силы. С этими словами он направил два отряда в Куэрнаваку, при этом приказав вернуться к Теночтитлану через десять дней.
